Георгий Свиридов - Летом сорок первого
Для себя Закомолдин уже сделал один главный вывод: из окружения необходимо выходить, не медля ни часа. Выходить как можно быстрее. Чем скорее они преодолеют расстояние и соединятся с регулярными частями, тем лучше для них. Если б у него спросили, а чем же лучше, он бы не смог однозначно ответить. Сергей только интуитивно чувствовал, что именно так, только так надо поступать.
Первые дни войны научили его многому. И раскрыли многое. А самое ценное из приобретенного им за эти дни была практика войны, личный боевой опыт. Из необстрелянного романтика-лейтенанта он за какую-то неделю боев приобрел одно из важнейших качеств командира – умение скептически относиться к любой обстановке, которую нежданно-негаданно подсовывала судьба. Может быть, в этом становлении ему помогла и его спортивная профессия. Боксер, выходя на ринг, остается один на один с противником, с прямой опасностью и в бою положиться может лишь сам на себя.
Но в то утро Закомолдин о себе не думал и о боксе не вспоминал. Перед ним вставала одна-единственная конкретная задача, поставленная жизнью, – скорее выйти к своим, – и он искал пути ее решения. Все эти мысли пронеслись в его голове в те считанные минуты, пока бойцы вслушивались в шум моторов, в победное продвижение танков противника по шоссе.
– Нужно знать обстановку вокруг, – сказал Закомолдин, как бы размышляя вслух, и, оглядев бойцов, закончил приказом: – В разведку к шоссе пойдет Шургалов. Обследовать подходы и обстановку на дороге.
– Есть, – ответил Шургалов. – Можно отправляться?
– Выполняйте.
Вслед за Шургаловым, но на восток, в сторону, откуда доносились взрывы и выстрелы, где шел немалый бой, отправились сержант Неклюдов и рядовой Коршин. Им предстояло наметить наиболее безопасные пути для скрытного движения пограничников и, если удастся выйти к своим, получить у старшего командира боевую задачу для действий в тылу. На запад, в противоположную от шоссе сторону, двинулся шустрый Сагетелян.
– Остальным без шума рассредоточиться и, далеко не отклоняясь, отыскать высокое дерево, пригодное для обзора, – дал задание лейтенант.
Такое дерево быстро нашли. Им оказалась сосна. Ствол прямой, как мачта корабля, и лишь вверху огромная шапка зеленой хвои. Закомолдин, сняв ремень, обхватил ствол руками и ногами, и медленно, короткими толчками полез вверх. Он взбирался все выше и выше, спиною чувствуя на себе взгляды солдат. Конечно же можно было бы самому и не лезть, а приказать любому бойцу. Но в данной ситуации лейтенанту очень важно было самому оглядеть окружающую местность, в которую они пробились ночью, понять ее рельеф.
Два раза он чуть было не сорвался, но удержался. Почему-то вспомнился гладкий шест, подвешенный к потолку в спортивном зале, и как на тренировках взбирались лихо до самого верха на одних руках, держа ноги вытянутыми вперед, «углом». Но ствол сосны покорять оказалось сложнее. Толстый, неудобный, шершавый. Вверху он еще и колебался. И все же Сергей влез, ухватился за первую крепкую ветку и, напружинив тело, взобрался на нее. Передохнув, полез выше, к вершине. А там ждало его разочарование.
Сосна действительно была одна из самых высоких, приподнимаясь над вершинами леса. Да только росла она не на возвышенности, а в плоской низине, чем-то похожей на огромную чашу. Всюду, куда не всматривался Закомолдин, он видел вокруг себя лишь одно сплошное зеленое море. Местность, в которой они находились, была явно не выгодной. Лишь с юга, прорезая зеленый массив, лентою тянулась полоса просеки, обозначавшая шоссе. Его не было видно, но над просекой клубился легкий синеватый дымок выхлопных газов, да ветерок явственно доносил шум моторов. По шоссе передвигались какие-то крупные воинские части противника. Закомолдин понимал, что немцы накапливали силы для нового наступления. Да где-то впереди, на востоке, кружило с десяток самолетов, образовав в небе живую карусель, и по очереди они пикировали, отвесно бросаясь вниз к земле, а потом легко взмывали и пристраивались в круг. Немцы бомбили нашу оборону. Там шел бой...
Небо было ясное, бездонно-синее, с редкими белыми хлопьями облаков. Солнце сияло весело и щедро посылало на землю свое тепло. Только у Закомолдина холодела спина, когда он смотрел на далекую карусель из крохотных самолетов. Он хорошо помнил, как еще вчера такая же карусель зависала в небе над их обороной, как самолеты с крестами на крыльях один за другим с воем моторов устремлялись на военный городок, на огневые точки, разбрасывая бомбы и поливая людей свинцовым дождем из пулеметов. А в небе не было ни одного нашего, краснозвездного... И в который раз за дни войны Закомолдин с обидой и злостью думал о нашей военной авиации: куда же она делась?
Он-то хорошо знал, что она была, находилась рядом на ближних аэродромах, имелась в тылу. Сергей и сам видел и тяжелые бомбардировщики и тупоносые истребители. Вокруг ринга всегда собиралось много военных с голубыми петлицами. Куда же они запропастились? Где наша боевая крылатая техника? А еще он думал о сержанте Неклюдове. Закомолдин верил в него. Опытный пограничник, следопыт, снайпер, за плечами четыре года службы на заставе. Он-то наверняка постарается добраться к своим, установить с ними связь. Но сделать это ему будет не так-то легко...
2Шургалов, вернувшийся первым, ничего утешительного не сообщил. По шоссе сплошным потоком двигалась боевая техника и живая сила врага. Перебраться за дорогу ему не удалось. Лес стеной подступает к самой ленте шоссе, так что мест для засады имеется в достаточном количестве на ближайших километрах, которые он обследовал. Но риск большой. Сил и средств у врага очень много, им не составит труда, тут же прочесать крупный лесной массив. Шургалов предложил устроить засаду с наступлением темноты, тогда движение станет не таким плотным и можно будет успешно нападать на одиночные машины.
– Дельная мысль, – похвалил Закомолдин старшего сержанта, отмечая его наблюдательность и смекалку.
– Подкрепись, старшой, – к Шургалову подошел Ляхонович и протянул пилотку, доверху наполненную земляникой, – мы тут на подножном корму промышляем.
– Угощайтесь, товарищ лейтенант, – Шургалов, осторожно держа на ладонях пилотку, протянул ее Закомолдину.
– Мы уже подкрепились, – ответил тот, беря двумя пальцами несколько ягод, – собрали и разведчикам.
Вскоре явился и Сагетелян. Он привел с собой четырех красноармейцев, усталых, перепачканных сажей. Один из них был танкистом. Низкорослый, плотный. На груди у него висел немецкий плоский автомат и два диска торчали из карманов.
Остальные трое, судя по петлицам, служили в артиллерии. У них имелось две русских винтовки со штыками, да три немецких гранаты с длинными ручками, которых бойцы с первых дней войны прозвали «колотушками».
