Последние дни Константинополя. Ромеи и турки - Лыжина Светлана

Тодорис облегчённо выдохнул, а затем, даже не убрав меч в ножны и еле забравшись в седло, двинулся по улице вдоль оборонительной стены на север, в сторону Влахернского дворца. О времени юноша-связной больше не думал, не пытался считать минуты. Теперь мысль была лишь о том, чтобы добраться хоть до кого-нибудь, рассказать, что нужны, очень нужны люди.

А впереди не было никого. Всех воинов, находившихся близко от пролома, уже призвали на подмогу?

Тодорис ехал дальше, задирая голову и пытаясь рассмотреть, есть ли кто-нибудь на стене.

- Эй! Кто-нибудь! Эй! - кричал он, но никто не отзывался.

Так он добрался до Влахернского дворца, вплотную примыкавшего к стенам. Дворец был давно заброшен и необитаем, поэтому сейчас оставался совершенно тёмным. Глухая каменная дворцовая ограда выглядела как продолжение оборонительных укреплений, но наверху, конечно, никто не нёс стражу.

Тодорис, занятый собственными мыслями, не сразу различил в отдалении крики. Они доносились с противоположной стороны дворца, а над дворцовой крышей в тёмном небе виднелось некое бледно-рыжее пятно. Зарево пожара?

В том месте находились ворота, называвшиеся Дворцовые, но вели они не во дворец, а на городскую улицу, примыкавшую к дворцу. Там уже не было сложных укреплений: Большой и Малой стен. Стена была единственная, единственная преграда на пути врага... Мелькнула мысль: "Неужели, турки прорвались туда, и сейчас там идёт битва?"

Тодорис пришпорил лошадь, заставил устремиться вперёд. И пусть от одного измотанного воина было бы мало толку, он готовился погибнуть, защищая Город.

Обогнув дворец, Тодорис увидел ворота в клубах едкого серого дыма, но не обнаружил поблизости ни одного турка. Вместо этого он оказался среди мечущихся воинов и простых людей. Они бегали с вёдрами от задымлённых ворот до дверей ближайших домов. Люди со всей возможной поспешностью доставали воду из каменных колодцев во дворах, а затем торопились облить ворота.

- Не дайте доскам прогореть! Не дайте! - кричал кто-то. - Горелое разобьют одним ударом тарана!

Увы, огонь разгорался с внешней стороны, и потушить его, находясь с внутренней, было едва ли возможно.

- Чего ты таращишься!? - Некий человек с ведром в руках ненадолго остановился перед лошадиной мордой. - Слезай и помогай тушить! Мечом тут не поможешь.

Вёдра с водой тоже не очень помогали. Оборонительная стена была толстая, а створки ворот располагались в глубине проёма так, чтобы ничего не попало на ворота, если осаждённые станут лить на головы осаждающих смолу или масло, ведь иначе доски могли случайно загореться. Но теперь, когда ворота уже горели, их невозможно было потушить, если лить воду сверху, с края стены.

Воду лили под ворота, поскольку именно там, у основания турки накидали вязанок с хворостом и постоянно подкидывали ещё. Обороняющиеся также пытались лить воду в щель между верхним краем ворот и сводом каменной арки, но тонкие струи, стекая сверху, не могли погасить огонь внизу, а вот дыма становилось всё больше.

Ночью и так не много разглядишь, а дым ел глаза, заставлял двигаться почти вслепую. Даже факелы в этом дыму не могли ничего осветить, лишь давали ориентир своим мерцанием.

- Давай воду! - крикнул кто-то, стоя на прислонённой к воротам приставной лестнице, которую придерживали ещё два человека. Взяв поданное ведро, он начал лить воду в щель между верхним краем створок и каменным сводом, как вдруг охнул, выронил ведро и упал. Из его щеки торчала стрела, метко пущенная турками с той стороны.

- Лучников на стену! - прозвучал приказ.

Тодорис подумал, что ему, пожалуй, тоже следует подняться на стену, а не таскать бесполезную воду, как вдруг заметил возле стены гору мешков с землёй, сваленных здесь на случай, если придётся заделывать брешь. Тут же вспомнилось, как генуэзцы на своём участке ловко тушили горящие смоляные шары, иногда прилетавшие с турецкой стороны: не имея воды, забрасывали огонь землёй.

Тодорис, спешившись и опять бросив лошадь посреди улицы, подбежал к мешкам, разрезал мечом верёвку, которой была затянута горловина, а затем потащил этот мешок к воротам и к приставной лестнице. Как раз в это время с неё упал очередной смельчак, которому турецкая стрела попала в шею.

Никто не препятствовал, когда Тодорис вскарабкался по лестнице. Стараясь не подставлять турецким стрелам ничего кроме лба, защищённого шлемом, юноша быстро высыпал содержимое мешка за ворота на внешнюю сторону. Никто даже толком не понял, что было сделано, но с той стороны послышались недовольные турецкие возгласы.

"Значит, действует", - подумал Тодорис и крикнул:

- Дайте мешок! Вон оттуда! - а затем закашлялся от дыма.

К счастью, вскоре воздух стал чище, а пламя, бушевавшее с внешней стороны и видное в просвет между створками, погасло.

Турки больше не пытались подкидывать горящий хворост под ворота, поскольку с каждой такой попыткой куча из земли и веток с внешней стороны всё больше увеличивалась, делая ворота всё менее уязвимыми.

- Турки уходят! - крикнул кто-то из лучников сверху стены. Все возликовали, но Тодорис радовался недолго, потому что вспомнил о поручении от Джустиниани: "Может, уже поздно?"

Собрав около полусотни человек и снова усевшись верхом, Тодорис отправился на помощь генуэзцам, но вскоре, когда они оставили позади дворец и снова оказались там, где оборонительная стена была двойная, юноше-связному подумалось, что действительно поздно.

- Там на улице люди! Вижу бой! - крикнул с один из лучников, которые двигались по верху Большой оборонительной стены и с высоты обозревали окрестность, чтобы подкрепление не наткнулось на турецкую засаду.

- Кто заметнее? Кожаные доспехи или металл? - в тревоге спросил Тодорис, поднимаясь на стременах, но это не сильно помогло улучшить обзор.

- Почти все - в блестящих доспехах! Это наши! - крикнул лучник.

Генуэзцы и люди Рангаве, снова оказавшись на городской улице, изо всех сил сдерживали турок, которые захватили участок Малой стены и теперь пытались пробиться через Большую сквозь пролом. Новая полусотня ромейских мечей оказалась очень кстати. И также полезными оказались лучники, которые, стоя на верхней площадке башни у края пролома, посылали стрелы вниз, в турецкую толпу.

Вскоре эта толпа схлынула, а затем отступила ещё дальше - за Малую оборонительную стену, и ещё дальше, за ров.

Когда генуэзцы поняли, что нападение отбито, то на радостях обнимались друг с другом и с остальными товарищами по оружию, но люди Рангаве не радовались, понуро уселись на камни полуразрушенной Малой стены, потому что их начальник погиб, а тело сейчас лежало где-то во рву, в темноте. Труп можно было попытаться отыскать, лишь когда взойдёт солнце.

Из их рассказа выяснилось, что в то самое время, как Тодорис добивал раненых турок возле стены, за проломом на внешней стороне шёл поединок между турецким начальником Омар-беем и Рангаве. Поединок шёл по древним правилам: противники представились друг другу, и никто рядом не дрался, освободив место для этих двоих и подбадривая. Турки очень надеялись на своего командира, потому что он был крупный и сильный, однако Рангаве, вскочив на груду камней, сумел рубануть его мечом сверху по плечу и ударил так, что рассёк тело до самого сердца.