Альберто Васкес-Фигероа - Силач
— Где я могу его найти?
— Он очень опасный фехтовальщик, — предупредил хромой.
— Я знаю, но не дам ему меня искромсать. Где он живет?
— Никто не знает, но поговаривают, будто бы он крутит с одной мориской из портового борделя.
Эта особа отзывалась на звучное имя Боканча и уже успела стяжать себе славу самой разнузданной шлюхи даже среди тех, кто выбрал разврат и порок своим образом жизни. О ней, например, рассказывали, что за небольшую доплату она могла делать минет двум клиентам одновременно.
Надо заметить, для подобных подвигов нужно иметь поистине огромный рот и необычайную сноровку; благодаря этим талантам она стала своего рода королевой публичного дома; из всех девиц только у нее была отдельная комната, в которой она обслуживала особо важных клиентов.
Вскоре Сьенфуэгосу удалось разузнать, что Бальтасар Горроте по прозвищу Турок имеет привычку проводить сиесту в компании услужливой мориски, затем скромно ужинает в соседней гостинице, а спать ложится очень рано, чтобы к рассвету быть готовым оттачивать искусство фехтовальщика в поединках с товарищами по оружию на задворках своего обиталища.
Это была ветхая глиняная мазанка, крытая соломой; крошечное окошко почти не пропускало воздуха и света, а толстая мощная дверь всегда была на замке. Сьенфуэгос наблюдал за хижиной несколько ночей и пришел к выводу, что наемник чрезвычайно подозрителен и страшно боится, как бы кто не пронюхал, где он прячет свои сбережения. Видимо, он считал, что даже ближайшие друзья нечисты на руку и только и ждут, как бы его обокрасть — просто для того, чтобы сделать гадость.
Мощная дверь этой лачуги была поистине неприступна, стены слишком толсты, а высокое окошко настолько мало, что человеку в него было никак не протиснуться. Так что канарцу пришлось отказаться от мысли проникнуть в логово врага.
Точно так же он отказался от мысли его убить, поскольку это все равно не остановило бы судебный процесс и ничем не помогло бы несчастной узнице. Единственное, что могло бы помочь Ингрид Грасс — если бы обвинитель лично отозвал обвинение.
Но каким образом этого человека, побывавшего в сотне сражений и стяжавшего славу хладнокровного убийцы, можно заставить изменить мнение в столь деликатном вопросе?
— Вот уж на это можешь не рассчитывать, — единодушно заявили Сиксто Вискайно и Бонифасио Кабрера. — Если капитан де Луна ему платит, и платит, по-видимому, хорошо, то этого сукина сына ничем не проймешь.
— Надо будет — так проймешь, — ответил канарец.
— Мы не знаем человека, которому бы это удалось.
— У каждого есть слабое место.
— Ты имеешь в виду Боканчу?
— Нет, — Сьенфуэгос покачал головой. — Он никогда не бывает верен только одной женщине, так что я не думаю, что они много значат для него. Нет, это должно быть что-то особенное, что-то... совсем иное...
— Что значит «иное»?
Как обычно в таких случаях Сьенфуэгос удалился в свое убежище в сельве, чтобы поразмыслить, как вселить страх в сердце человека, не знающего страха. И после долгой ночи, проведенной в наблюдении за звездами, напоминающей многие бессонные ночи на континенте, он нашел нужное решение.
С первыми лучами солнца Сьенфуэгос помчался в сторону далеких гор, что высились на северо-западе. Добравшись до заветного места — участка влажной сельвы высоко в горах, в тысяче метров над уровнем моря, он взобрался на дерево и внимательно изучил его крону, а также кроны ближайших деревьев.
Лишь спустя сутки он смог найти то, что так упорно искал, поскольку эти существа даже в те времена были на острове редкостью, а в конце концов и вовсе исчезли в результате вырубки леса. В город он вернулся с небольшой корзиной, в которой сидели три маленькие летучие мыши-вампира — по-латыни этот вид называется desmodus rotundus. Сьенфуэгос не сомневался, что недавно прибывший на остров испанец понятия не имеет об их существовании.
Когда землю окутали сумерки, он запустил летучих мышей через окошко внутрь хижины Бальтасара Гарроте, а несколько дней спустя пришел в гостиницу и расположился за одним из столиков неподалеку от Турка. Едва взглянув на него, канарец сразу понял, что его план удался: здоровенный широкоплечий детина с надменным и дерзким взглядом выглядел измученным, вялым и совершенно обессиленным; лицо его было мертвенно-бледным до синевы, а рука настолько ослабела, что дрожащие пальцы едва могли удержать ложку. Казалось, по какой-то необъяснимой и загадочной причине жизнь утекает из него, словно песок сквозь пальцы.
Сьенфуэгос долго изучал Турка и даже пожалел его, поскольку тот уже еле дышал, и когда канарец уже не сомневался, что Бальтасар Гарроте созрел для того, чтобы выслушать его предложение, то сел рядом со стаканом вина.
— Простите, кабальеро! — обратился он к нему с величайшей любезностью. — Вы позволите задать вам один вопрос, от которого, возможно, зависит ваша жизнь?
Бальтасар Гарроте удивленно разглядывал его в течение нескольких секунд — быть может, пытаясь понять, что незнакомец хочет сказать на самом деле. Наконец он справился с растерянностью и неприветливо осведомился:
— Вопрос, от которого может зависеть моя жизнь? О чем это вы, черт побери?
— Я вижу некоторые признаки. Например, меня беспокоит мочка вашего уха, — заметил канарец, слегка коснувшись этой части тела. — А также оттенок вашей кожи. Вы случайно не больны? Не ощущаете ли вы непонятную слабость, как если бы из вас вытянули все силы?
— Да, пожалуй, — удивленно признался тот. — Вот уже несколько дней у меня кружится голова и мучает слабость, но не понимаю, при чем тут мои уши и на какие такие признаки вы намекаете.
— Вот на эти. Видите, на мочке есть следы уколов, словно дважды воткнули иглу. Чувствуете?
— Теперь, когда вы сказали — да, чувствую, — растерянно признался Турок, ощупав свою мочку. — А до этого не замечал, — он пристально посмотрел в глаза канарцу. — Но какое это имеет отношение к моему недугу? Кто мог сотворить со мной такое?
— Дьявол.
— Дьявол? — переспросил он, едва не онемев от ужаса. — Что вы хотите этим сказать?
— Что он убивает вас, высасывая кровь.
— Вы с ума сошли! — рявкнул в истерике Бальтасар Горроте. — Кто вы такой, и по какому праву рассказываете мне все эти бредни?
— Меня зовут Гусман Галеон, и я рассказываю это лишь потому, что два года назад в моей жизни был похожий случай. Моего кузена сразил тот же недуг, и его удалось спасти в самый последний момент — лишь потому, что нас вовремя предупредили об опасности.
— Но это же полный бред!
— Бред? — воскликнул Сьенфуэгос, притворившись удивленным. — Почему же бред? Разве после обеда вам не хочется спать, и вы легко засыпаете, зато просыпаетесь совершенно разбитым, как будто кто-то высасывает из вас все силы?
