Альберто Васкес-Фигероа - Силач
— Она прямо-таки замучила всех своими вопросами, — жаловался хромой, когда Сьенфуэгос расспрашивал его об успехах своей любимицы. — Отчего, почему, зачем? Порой мне хочется послать ее ко всем чертям — просто потому, что я знать не знаю ответов на все ее вопросы. Во всяком случае, о плотницком деле она уже знает больше, чем сам Вискайно, в готовке разбирается лучше, чем его жена, а в в богословских вопросах — лучше, чем падре Ансельмо. Хотелось бы знать, что она собирается делать дальше?
— Она мечтает жить во дворце с золотым потолком.
— Нисколько не удивлюсь, если однажды она там и поселится. Очень скоро она станет самой образованной женщиной на острове.
— А мальчик?
— Мальчик все время проводит в порту или удит рыбу на берегу. Никак не могу заставить его учиться.
— Но его необходимо заставить.
— Как?
Заставить блуждающий где-то далеко разум сосредоточиться на сухой латыни или математике и впрямь оказалось нелегко, хотя мальчик никогда не возражал и не пытался протестовать, а просто уходил в себя. Его тело сидело с книгой, а душа бродила в другом месте, так что он не мог выучить ни единой строчки.
Едва хромой удалялся, Гаитике отправлялся к реке, где долго сидел на берегу с удочкой — в том самом месте, где мутная Осама, разливаясь, впадает в синие морские воды. Однажды он разглядел вдали знакомые очертания самодельной фелюги; она пришла с запада и теперь, огибая побережье, двигалась в сторону хлипкого маленького причала.
Он тотчас узнал лодку: ведь не более года назад он сам видел, как ее строили, как вытачивали киль, как прилаживали каждую досочку. Сколько раз он потом правил этой лодкой, стоя у штурвала!
Сердце мальчика сжалось, едва не провалившись в пятки, как только он убедился, что плывущая к нему лодка — действительно одна из шлюпок с «Чуда», вот только кроме двоих гребцов в ней сидел еще один человек. Вскоре Гаитике безошибочно узнал огромную тушу Сораиды ла Морсы, славной бывшей проститутки, когда-то перебравшейся на Ямайку вместе с многоопытным Хуаном де Боласом.
Он бегом бросился по пляжу к ним навстречу, помог женщине выйти на берег и махнул рукой, давая гребцам понять, что можно возвращаться. Те, лукаво подмигнув, развернули лодку и вновь направились в открытое море.
— Где наш корабль? — спросил мальчик, когда лодка скрылась из виду.
Толстуха нежно погладила его темные кудри, как делала в прежние времена, когда еще служила в борделе Леонор Бандерас.
— Ждет в безопасном месте, — тихо ответила она. — А где хромой?
— В доме Сиксто Вискайно.
— Сегодня же вечером отправлюсь туда.
С наступлением темноты она пошла туда и рассказала во всех подробностях, что дон Луис де Торрес, капитан Моисей Соленый и многие другие, принимавшие участие в плавании вместе с Марианой Монтенегро, ушли в море, чтобы избежать костра, едва услышав, что немка арестована ужасной Инквизицией. Первой их мыслью было бежать через океан в Европу но уже через день они устыдились своей трусости и вернулись, встав на якорь в уютной и безопасной гавани на юге Ямайки, где решили выждать некоторое время, а пока что прислали Сораиду, чтобы она разузнала, как дела у доньи Марианы.
— Ничего нового, — сообщил Бонифасио Кабрера. — И насколько я понял, долго еще не будет. Королевский дознаватель не торопится принимать решений.
— Дон Луис на это и рассчитывал. А он столько знает об Инквизиции и ее бесконечном терпении. Где ее держат?
— В крепости.
— Есть хоть какая-то надежда вытащить ее оттуда?
— Абсолютно никакой.
— А этот хваленый Сьенфуэгос?
— Делает все, что может.
— Прекрасно! — довольно произнесла толстуха. — Дон Луис де Торрес ни минуты не сомневался, что так оно и будет. По его приказу каждый месяц, в полнолуние, корабль ждет вас, стоя на якоре в лиге от устья реки. Вы можете передать ему весточку?
— Разумеется! А как обстоят дела на борту?
— Беспокоимся за сеньору.
— Я всегда знал, что они нас не бросили! — убежденно заявил Бонифасио Кабрера. — Хотя они так долго не давали о себе знать, я все равно не мог поверить, что они могут оставить ее в беде. Особенно Луис де Торрес.
— Для обращенного еврея положение опасно вдвойне, поскольку Инквизиция готова сжечь всех евреев на кострах, до последнего человека, что и делают в Валенсии: жгут сотнями, чтобы захватить имущество, — Сораида ла Морса, казалось, испытала немалое облегчение, передав послание; окинув комнату многозначительным взглядом, она с улыбкой осведомилась: — Есть что-нибудь выпить в этом доме? Хумилья или кариньена?
Ей подали целый огромный кувшин самого лучшего вина, какое только нашлось на острове. К сожалению, этого удовольствия хватило ей ненадолго; осушив кувшин до дна, она сыто рыгнула и одобрительно воскликнула:
— Вот это другое дело! А теперь мне пора. Пару дней я переночую в доме Леонор Бандерас: пусть все думают, что я приехала на заработки. А потом потихоньку исчезну, ведь если что и может повергнуть меня в ужас, то это проклятые фанатики-вешатели, — с этими словами она рывком поднялась на ноги. — Остальное — уже ваша забота.
— Если есть хоть один шанс на миллион освободить сеньору, то уже к вечеру полнолуния она будет на борту, — пообещал хромой. — Можете не сомневаться!
— В моем доме вам всегда рады, — напомнила Сораида.
— Отрадно знать, что у нас есть надежное укрытие и корабль, на котором можно покинуть остров, — сказал Сьенфуэгос, когда Бонифасио Кабрера рассказал ему о визите толстухи. — Вот только прежде, чем сесть на корабль и добраться до укрытия, нам предстоит как-то вытащить ее из крепости, а это нелегко. Я даже не знаю, в какой камере ее держат.
— А ты сам бывал в крепости?
— Да, раза два, — ответил Сьенфуэгос. — Правда, мне не слишком много удалось узнать. Что же касается Ингрид, то все и вовсе молчат, как рыбы.
— Как я понимаю, брат Бернардино де Сигуэнса навещал капитана де Луну.
— Возможно, это и хорошо, а быть может — совсем наоборот, — заметил канарец. — Если бы я не боялся причинить вред Ингрид, то с большой охотой свернул бы шею этому сукину сыну, ведь я не сомневаюсь, что именно он держит в руках все нити этой гнусной интриги.
— Говорят, этот монашек снова вызывал Бальтасара Гарроте. Похоже, у этого типа крупные неприятности; а иначе с чего бы монаху так долго его допрашивать, и почему в последнее время он ходит без джамбии и ятагана?
— Где я могу его найти?
— Он очень опасный фехтовальщик, — предупредил хромой.
— Я знаю, но не дам ему меня искромсать. Где он живет?
— Никто не знает, но поговаривают, будто бы он крутит с одной мориской из портового борделя.
