Густав Эмар - Мексиканская месть
В этой столь простой, по-видимому, сцене заключалась целая драма.
Около двух минут молодая девушка не меняла своего положения и не выходила из немого созерцания, в которое она была погружена.
Вдруг собака подняла голову и глухо залаяла.
— Что это такое, мой добрый пес? — сказала она ему кротким и гармоническим голосом, наклоняясь к нему и слегка трепля его. — Придет ли он?
Собака устремила свои умные глаза на хозяйку и отвечала ей, залаяв вновь и махнув несколько раз хвостом.
— Ох! Она не ошибается, — шепнула хозяйка, — обоняние Линдо верно, он узнал Альбино. Боже мой! Почему он запоздал?.. А Маркос? — добавила она, бросая продолжительный и печальный взгляд на море.
В это время свежий голос с звучным и приятным тембром раздался довольно далеко; а между тем повсюду царствовала такая тишина, что легко можно было расслушать слова, которые этот голос произносил подобно призыву. Он пел куплет старинной испанской баллады.
Молодая девушка, услыхав, конечно, знакомый ей мелодический голос, вздрогнула, и ее лицо внезапно вспыхнуло ярким румянцем.
— Это он!.. — шепнула она, быстро прикладывая руку к сердцу, как будто бы для того, чтобы сдержать ускоренное его биение. — Это он!
Вот куплет, который пел этот голос:
AXimena, a'Rodrigo.
Pendio el rey palabra у mano.
De juntarlos para en uno
En presentia de Luyn calvo.
Las enemistades viejas.
Con amor se confirmaron.
Que donde preside elamor.
Se olvidan muchos agravios.
Поющий быстро приближался, и шум лошадиного галопа смешался с последними рифмами куплета.
Молодая женщина хотела выбежать к нему навстречу, но вдруг попятилась назад со сдержанным криком и поспешила запереть дверь.
Легкая пирога, в которой сидели двое мужчин, обогнула скалистый мыс и причалила к берегу на расстоянии десяти метров от дома.
— Благодарю тебя, кум, — сказал один другому, — я постараюсь отплатить тебе тем же. Не отужинаете ли вы с нами?
— Нет, Маркос, — ответил другой, — мне необходимо возвратиться туда: взгляните на небо, я едва успею воротиться до кордонназо.
— Ваша правда, — ответил Маркос, — уезжайте не медля, счастливого пути!
— Приедете ли вы?
— Может быть; я еще не решился.
— Вы очень дурно сделаете, ежели упустите это дело; такие хорошие дела редко бывают.
— Это верно, — отвечал Маркос, как будто обдумывая, — вероятно, я приеду.
— И прекрасно! Так, значит, это решено?
— Да, ежели ничто не задержит меня.
— До свидания!
Маркос, опершись обеими руками в нос пироги, сдвинул ее на реку.
Она тотчас же отчалила и тотчас же скрылась за мысом, из-за которого причалила; сделавши последний прощальный жест своему товарищу, Маркос обернулся, как будто бы намереваясь идти в дом.
В то же время из рощи выехал всадник на прекрасном вороном коне.
Они встретились лицом к лицу и вскрикнули от изумления; в восклицании Маркоса слышна была насмешка, в восклицании же всадника слышалась нота неудовольствия. Они остановились как будто по обоюдному соглашению и чрезвычайно вежливо поклонились друг другу.
— Вив Диос! Сеньор дон Альбино, — сказал Маркос с притворною улыбкою, — как я рад тому, что встретил вас.
— И я также очень рад, сеньор дон Маркос, — ответил всадник с новым поклоном.
— Я не надеялся встретиться с вами в этих местах; меня уверяли, что вы отправились в продолжительное путешествие внутрь страны.
— Таково, действительно, было мое намерение, сеньор дон Маркос, — ответил с улыбкою Альбино, — но, вы знаете, человек предполагает, а Бог располагает.
— Это значит, что вы переменили свое решение и, вероятно, предпочли остаться здесь?
— Ваше заключение не вполне верно, сеньор; право, не от меня зависело, чтобы это путешествие совершилось.
— Я понимаю. Вас остановили не зависящие от вас обстоятельства в то самое время, когда вы собрались уже ехать?
— Да, сеньор.
— Что делать; необходимо покоряться силе обстоятельств; но, извините меня за нескромный вопрос, как это случилось, что я встречаю вас так далеко от вашего ранчо в такое позднее время, когда все предвещает кордонназо.
— В то время, когда я отправился в путь, нельзя было предполагать, что случится буря.
— Так как нас нечаянно свел случай, то мы не расстанемся так; уже поздно; до вашего ранчо отсюда более шести лье: я предлагаю вам гостеприимство в моей хозе на ночь; завтра, наверное, будет прекрасная погода, и вы возвратитесь домой на рассвете.
— Извините меня, сеньор дон Маркос, за то, что я откажусь от вашего любезного приглашения, — отвечал не без смущения дон Альбино, — потому что Пуэбло только в нескольких шагах отсюда и я буду там в десять минут.
— Почему вы отказываетесь от моего приглашения? — спросил дон Маркос, незаметно поморщив бровями. — Неужели вы предполагаете, что оно неискренно?
— Нисколько, сеньор, я очень хорошо знаю вашу честность и поэтому не мог предположить этого.
— Ну так почему же, в таком случае?
— Я боюсь стеснить вас, вот и все.
— Вы шутите, дон Альбино. Разве хозяина можно стеснить? Ну пойдемте со мною, я не принимаю извинения.
Всадник стоял неподвижно; очевидно, в уме его происходила сильная борьба, его лицо выражало сильную тоску. Дон Маркос со странным выражением наблюдал за ним украдкой.
В это время сверкнула молния и глухо загрохотал гром.
— Вот и разрешение вопроса, — сказал дон Маркос. — Начинается гроза, через несколько минут она пронесется здесь с бешенством; поспешим приютиться.
— Пусть же будет по-вашему, — ответил дон Альбино.
— Вот и прекрасно! — сказал, смеясь, дон Маркос, — я знал, что сумею убедить вас.
Они пошли рядом и направились к небольшому домику, находившемуся на расстоянии не более ста шагов от того места, на котором встретились.
Дону Маркосу по наружности казалось от сорока четырех до сорока пяти лет; у него были блестящие глаза, умный лоб; несмотря на простоту его морского костюма, ничто не умаляло силы выражения лица этого человека, не столь замечательного своим высоким ростом, как задумчивым, энергическим и внушительным видом его благородной и прекрасной физиономии; в нем было что-то гордое и кроткое, что прельщало и действовало внушительно.
Дон Альбино был молодой человек, не более двадцати пяти лет; черты его лица были изящны и деликатны, лицо его было бледно и задумчиво, его темно-голубые глаза придавали его физиономии нежное мечтательное выражение, его стройная, гибкая и красивая талия, врожденное изящество его жестов делали его прекрасным молодым человеком. Ансамбль его наружности имел чрезвычайную прелесть; его длинные волосы ниспадали густыми и шелковистыми кудрями на плечи; на нем был богатый и грациозный костюм мексиканских кампезиносов. Одним словом, оба эти человека представляли, по крайней мере в физическом отношении, полнейший контраст.
