Леонид Глыбин - Дангу
Медленно движущийся караван, скорость которому задавала неторопливая поступь верблюдов, являл собой красочное и впечатляющее зрелище. Светло-желтые корабли пустыни с черными яхтанами на спинах, рыжие лошади и серые мулы контрастно выделялись на фоне каменистой, почти аспидного цвета тропы, пролегавшей через большие острова зеленой травы с пятнами красно-бурого терескена и беловатых солончаковых пустошей. Оживляли караван яркие фигуры погонщиков в голубых полосатых, подпоясанных черными кушаками халатах и белых войлочных колпаках. Казаки в скромной серо-зеленой амуниции терялись рядом с разодетыми в разноцветные одежды, яркими, как павлины, посланцами Аурангзеба. Над караваном стоял непрерывный перезвон верблюжьих бубенцов, раздавалось цоканье лошадиных копыт о камни, гортанные выкрики погонщиков, щелканье нагаек. Все эти звуки смешивались с шумом горного потока, вдоль которого пролегала тропа. По мере подъема к перевалу местность становилась все более унылой и дикой. Теперь повсюду виднелся только сухой дерн, голые крутые скалы и длинные желтоватые осыпи. Кое-где белели конские кости. Амфитеатр угрюмых пиков с левой стороны замыкался огромной вершиной Амарнатх, покрытой льдом и снегом. Тропа вела туда.
К полудню начала портиться погода, небо заволокло серыми тучами. Подул сильный юго-восточный ветер. Это пришел муссон. Начался дождь, перешедший вскоре в мокрый снег. До перевала оставалось еще четыре часа ходу. Обеспокоенный Кучум-хан остановился и после короткого совещания с чиновниками Аурангзеба с поклоном подъехал к князю:
— Хузур!
— Эй, Ахмед, ко мне! Переведи, что он хочет сказать, — крикнул князь.
— Он говорит, что пришло Время дождей. Надо вернуться назад и переждать. Да ниспошлет нам всемогущий Аллах благополучие! Там, — Ахмед махнул вперед рукой, — снег, много снега! Злой перевал, пропадем!
У подъехавших индийцев были озабоченные лица. Караван остановился.
Василий Андреевич и сам уже понял, что положение осложнилось. С другой стороны — проносилось у него в голове — преодолели пустыню Гоби, высоченный перевал Каракорум в Гималаях, еще три в Ладаке. А Шринагар впереди, уже близко, всего три перехода. Рискнуть?
— Слепцов! — крикнул он подъезжающему поручику. — Как думаешь, пойдем на перевал?
— Пойдем, ваше превосходительство! Проскочим! Ребята устали, а Индия, вон уж она, близко, там и отдохнем.
Он хлестнул лошадь нагайкой и резко натянул поводья, осаживая ее.
— Господь Бог да поможет! — И перекрестился.
— Настенька, друг мой! — сказал Василий Андреевич, подъезжая к жене. — Смотри-ка, погода худа как, да и снег вон, на перевале. Кучум сказывает, полно его. Как думаешь?
— Васенька, милый мой! Ты знаешь все лучше. Сколько мы с тобой вынесли, везде хранила нас Пресвятая Богородица. И было ладно. Делай, как ведаешь. А я уж поберегу нашего Никитушку.
И она погладила по головке крепко спавшего в люльке сына.
— Кучум! — строго сказал князь, выпрямившись в седле. — Идем на перевал, Великий Могол не любит долго ждать. Эй! Ахмед! Поди сюда. Переведи, что русская миссия идет дальше.
Осенил себя крестным знамением и пробормотал:
— Пусть будет над нами воля Божия! Аминь!
Почему князь Боголюбов не пошел в Индию другим путем? Через Персию, как тогда называли Иран, через Афганистан и далее в Хайберский проход? Ведь путь этот был куда как легче, нежели через огромные пустыни, горы и перевалы Кашгарии и Малого Тибета.
Выписка Сергея Тарасова из документов Посольского приказа:
«Всеподданнейшее доношение Вашему Царскому Величеству
Всемилостивейший Государь!
Из Астрахани 10 июля дня 1697-го.
Всепокорно паки доношу Вашему Императорскому Величеству, что свиделся я тут с Кучуковым. Оной посланник-резидент Ваш вернулся из Персии да сказывал, что прогнал его шах персидский Султан Хосейн. Насилу живым ноги унес. Понеже великая там смута началась. Супротив чего доношу Вашему Величеству, что персидское владение в крайнем обретается разорении. Дороги все кругом залегло, и проезд зело опасен и труден. Везде разбои и бунты явились. Многие посему препятствия и трудности учинились для пути к Великому Моголу. Посему и решил я, на что царское Ваше благорасположение есть, путь свой восприять не через Персию, а через Бухару и Кашгар и далее в Индию.
Слуга Вашего Императорского Величества
князь Василий Боголюбов»
Сорокалетний князь Василий Андреевич Боголюбов, выходец из старинного боярского рода, возвысившегося еще при царе Борисе, был хорош собой. Породистое лицо, отмеченное печатью незаурядного ума, слегка вьющиеся каштановые волосы, высокий благородный лоб, словно высеченный из белого мрамора, внимательные серо-голубые глаза, тонкий нос, пшеничные усы над слегка полноватыми темно-красными губами четкого волевого рисунка… Военная форма подчеркивала статность фигуры князя. Он невольно обращал на себя внимание любого. Хорошо образованный, знавший латинский и английский языки, Василий Андреевич, превосходный политик и прирожденный дипломат, не раз выполнял щекотливые поручения Петра Первого во многих странах Европы. Свободное от дипломатической деятельности время он посвящал любимому с детства занятию — живописи. В 1695 году, исполняя должность помощника русского посланника в Лондоне, князь написал небольшой портрет Настасьи. Придворный художник Джон Хоскинс-младший, организуя на Бедфорд-стрит выставку картин, миниатюр и гемм, пригласил участвовать в ней вместе с такими мастерами, как Лоуренс Кросс и Николас Диксон, и Василия Андреевича. Рядом с миниатюрой Петра Первого работы Чарльза Бойта и портретом императора кисти Келлера висел на выставке портрет Настасьи Боголюбовой, урожденной княгини Троепольской.
В свои тридцать пять она была настоящей русской красавицей. Умная, образованная — достойная пара мужу. Поэтому, видимо, царь и включил ее в состав миссии, — решение совершенно необычное для тех времен.
— Пусть будет над нами воля Божия! Аминь!
Громко закричали погонщики, засвистели нагайки, заржали лошади, и остановившийся было караван снова потянулся к перевалу. Прошло три часа трудного подъема. Резкий ветер и глубокий рыхлый снег сильно затрудняли движение. Верблюды и лошади начали проваливаться. Людям приходилось все чаще слезать для того, чтобы утаптывать и расчищать тропу, вытаскивая несчастных животных. В густом тумане было трудно ориентироваться.
Наконец караван остановился. К Боголюбову подъехали Кучум-хан и индийцы. Перебивая друг друга и жестикулируя, они показывали наверх. Ахмед едва успевал переводить, задыхаясь на ветру:
