Павел Макаров - Адъютант генерала Май-Маевского
— Кто вы такой?
Колебаться было некогда:
— Штабс-капитан, представленный в капитаны по румынскому фронту.
— Кто командир полка? Какой полк?
Вопросы частили, как из пулемета. Не отставал и я:
— 134 Феодосийский полк. Командир полка Шевердин. Полк стоял по реке Серет.
— Правильно!
Штабс-капитан поверил, рассыпался в любезностях и немедленно зачислил меня в 3-ю роту. Позже я узнал, что фамилия штабс-капитана Туркул.
В городе Бердянске мне, вновь испеченному «дроздовцу», привелось встретиться с т. Цаккером.
Трудно объяснить удивление т. Цаккера, еще так недавно знавшего меня как товарища по формированию Красной армии, а теперь увидевшего во мне врага — белогвардейца в форме офицера-дроздовца.
Выслушав историю и цель моего превращения в «дроздовца», т. Цаккер заразился той же идеей и высказал мне свое намерение вступить в отряд Дроздовского выдав себя за поручика.
Зная характер т. Цаккера, а в особенности его незнакомство со специфическими особенностями офицерской среды, я отсоветовал ему вступать на этот рискованный путь, грозивший неминуемым провалом. Цаккер согласился, на прощение я ему сказал:
— «Мое пребывание у Дроздовского храни в тайне. Обо мне услышишь. Мы еще увидимся...
Так мы с ним вторично распрощались.
Дроздовский отряд, выйдя из Румынии, именовался авангардом офицерского корпуса генерала Шербачева». Я не знал, что собою представляет этот отряд, пока мы не дошли до станицы Мечетинской. Здесь дроздовцев встретил генерал Алексеев, стоявший вместе с Деникиным во главе жалких остатков «Ледяного похода» корниловцев.
— Я думал, что мы одни отрезаны от всего мира,— сказал ген. Алексеев в приветственном слове. — Но нет! Где-то далеко, в глухой Румынии, сохранилась от большой армии горсть храбрых русских людей. В них бьется такое же горячее сердце за великую единую Русь.
Конечно, целый корпус генерал не назвал бы «горстью». Позже, по всем действиям дроздовцев, сделалось понятным, что офицерский корпус существует лишь в воображении белых генералов — для поощрения и устрашения жителей.
Бежать было бы не так уж трудно, но во мне созрело решение — проникнуть в штаб дроздовцев и связаться с подпольной большевистской организацией.
Я удачно воспользовался болезненноым состоянием (я, действительно, был тяжело контужен и ранен). К счастью, мне было знакомо шифровальное дело, и полковник Дроздовский прикомандировал меня штабным офицером в шифровально-вербовочный отдел.
Штаб стоял в Ставрополе. Сюда прибыл и генерал Май-Маевский. Он прославился редкой храбростью еще в империалистическую войну. Генштабист по образованию, Май-Маевский командовал первым гвардейским корпусом, был награжден Анной, Владимиром, Станиславом I степени, имел золотое оружие и георгиевские кресты 3-й и 4-й степени. В «керенщину» под Тарнополем, Май-Маевский первым вышел из окопов навстречу врагу, увлекая за собой солдат. За это генерал получил солдатского Георгия с веточкой. Убежденный монархист, Май-Маевский был тверд, не любил заниматься интригами. В добровольческую армию вступил на Кубани. Предполагалось, что, по взятии Москвы добровольцами, Май-Маевский получит пост военного и морского министра.
Когда полковник Дроздовский выбыл из строя из-за ранения, Деникин назначил Май-Маевского врид начдива.
Дроздовцы встретили нового начальника враждебно. Май-Маевский не участвовал в «Ледяном походе», не сражался в рядах Дроздовского.
— Генерал прибыл наготовое и хочет окопаться!— ворчали офицеры. В штабе, не стесняясь, высказывались:
— Уж лучше бы назначили Витковского (участника дроздовских походов).
Даже солдатский Георгий трактовался как подлизывание к солдатским массам и вызывал насмешки.
Я решил использовать настроение офицеров для своих целей.
С новым назначением мне угрожал перевод из штаба — сердца белогвардейщины — в строй. Чтобы избежать этого, надо было войти в доверие к новому начдиву. Осторожно, постепенно я начал передавать генералу офицерские «разговорчики». Ясно, что я, не стесняясь, преувеличивал нелестные отзывы. Май-Маевский все охотнее меня выслушивал, обещая:
— Спасибо вам! Я вас не забуду!
Штабные офицеры обедали вместе с начдивом. Я использовал и эти часы, много рассказывая о боевой жизни фокшанского и окненского направлений. Часто генерал одобрительно вставлял:
— Геройски! Молодцевато!
Скоро он начал всячески отличать меня.
После смерти полковника Дроздовского, Май-Маевский сделался начдивом. Он сразу вызвал меня в кабинет и подробно расспросил о моем происхождении. Пришлось отлить пулю, что мой отец — начальник Сызрано-Вяземской железной дороги, что у Скопина расположено наше большое имение.
Совсем неожиданно для меня Май-Маевский спросил:
— Хотите быть моим личным адъютантом?
Я скромно ответил:
— Ваше превосходительство, я польщен вашим вниманием, но ведь есть участники корниловского похода...
Май-Маевский перебил:
— Я имею право назначить кого мне угодно. Вы будете моим адъютантом. Сегодня я отдам в приказе.
На другой день я приступил к исполнению своих новых обязанностей. А вскоре генерал Май-Маевский принял корпус и армию, и я сделался адъютантом командарма.
ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ ВОПРОС УЛАЖЕН КАК НЕЛЬЗЯ ЛУЧШЕ
Адъютантская работа не представляла для меня ничего сложного. Я лишь боялся, что меня выдаст малограмотность.
Май-Маевский часто диктовал мне приказы и распоряжения. Иногда он брал у меня из рук лист, качал головой и укоризненно восклицал:
— Капитан! Почему вы так безграмотно пишете?! Будьте же внимательнее!
Я довольно несвязно ссылался на тяжелую жизнь и контузию.
Однажды в приказании начальнику штаба я написал «сурьёзно». Начальник штаба генерал Ефимов старательно переправил «у» на «ю».
— «Сюрьёзно!» — прочитал удивленно Май-Маевский,— А кто же так поправил? — поинтересовался он смеясь,
— Начальник штаба, ваше превосходительство.
И, воспользовавшись удобным случаем, «обелил» свою малограмотность:
— Ваше превосходительство! Я полагаю, мне простительно. Имение разграблено, все время на фронте. Не до книг и культуры. Генерал Ефимов и тот делает ошибки!
После этого случая Май-Маевский примирился с моей «грамматикой».
Отныне у меня была одна забота — связаться с подпольной большевистской организацией.
ВЫРУЧАЛИ АКСЕЛЬБАНТЫ
Часто пробегала дрожь от мысли «вдруг сорвется».
