Юрий Никитин - О доблестном рыцаре Гае Гисборне
Старик чуть приободрился, слыша родную речь, поклонился и сказал дребезжащим голосом:
– Берите, что хотите, только оставьте нам жизни и не бесчестите наших женщин…
Гай сказал с неловкостью:
– Нам нужно совсем немного, а бесчестить никого не собираемся. Переведем у вас дух на сутки… может, на двое, а потом отправимся дальше. Не бойтесь нас.
Армстронг заметил с блудливой улыбкой:
– Зачем же бесчестить? Я слышал, француженки весьма легки на такие дела…
Гай спросил благожелательно:
– Неужели будете сидеть, запершись, сутки или двое? Пусть выходят. Опять же, утром надо скот выгонять на пастбище, воду брать из колодца… Да и вообще… если бы мы хотели, неужели не смогли бы выломать двери в любом доме?
Старик постоял, послушал, лицо древнее и пожеванное, словно старая одежда, пролежавшая сто лет в сундуке, глаза совсем выцветшие от старости, такому в самом деле помирать не страшно, еще раз поклонился и сказал слабо:
– Я передам ваши слова, господин.
Он повернулся с трудом, слышно, как жутко скрипят суставы (у телеги с несмазанными колесами, что везет тяжелый груз на гору, и то тише), тяжело пошел вдоль домов, едва передвигая ноги.
У каждого дома он останавливался и что-то говорил у окна с закрытыми ставнями, но Гай уже смотрел на могучую фигуру Хайдуна, за которым дружно топают его верные соратники Сэм и Нил, луки за спиной, морды довольные.
Хайдун опустился рядом, быстро зыркнул по сторонам.
– Всего один, – шепнул он. – Жаль, совсем мальчишка. Видимо, послали за подмогой. Или поднять тревогу в других селах.
– Где он сейчас? – спросил Гай тоже шепотом.
– Отнесли подальше в чащу, – объяснил Хайдун. – В овраге забросали ветками, никто не увидит.
– Да мы и не собираемся никого выпускать, – ответил Гай. – О мальчишке молчи. Пусть думают, что добежит и приведет помощь.
– Пока ждут и надеются, – сказал Хайдун понимающе, – не будут разбегаться? Это хорошо, будут сидеть тихо.
– А мы тем временем уйдем, – пояснил Гай.
– Ты прав, командир, – сказал Хайдун с одобрением. – Незачем народ волновать…
– Командир всегда прав, – заметил Сэм. – Ну, давайте начнем?.. А то у меня живот к спине присох!
– А у меня все еще сарацинский песок в желудке, – буркнул Нил.
– Еще не дожарилась, – пояснил Гай.
– Да я и сырую сожру! – заверил Сэм.
Гай присматривал за порядком, удерживая, чтобы не ринулись вышибать двери, а за это время лучники, не удержавшись, подстрелили еще трех толстых гусей, быстро выпотрошили и тоже взялись жарить там же на костре посреди улицы.
Солнце перешло на другую сторону неба, Гай сказал негромко:
– Армстронг, отправь двоих на ту же тропу. Так, на всякий случай.
– Думаете, кто-то попробует еще за помощью?
– Или решит просто сбежать, – пояснил Гай. – Здесь понимают, можем и сорваться.
– Ладно, – сказал Армстронг, – буду менять их через каждые три часа.
Лучники ушли вроде бы шарить по сараям, затем задами вышли к лесу и приготовились сторожить тропу.
Солнце опускалось медленно и величественно, в небе громоздились пылающие горы, где разверзлись исполинские бездны огненных пещер. Гай смотрел с трепетом в душе, ничего подобного не видел в Англии, где небо всегда затянуто низкими и плотными тучами, где даже солнце видишь два-три раза в году.
Со стороны болота начало приближаться стадо коров, все упитанные, у каждой отвисающее до земли, разбухшее молоком вымя. Следом мальчишка-пастушонок, испуганный и ничего не понимающий, Гай послал Хайдена и Армстронга встать между коровами и веселящимися лучниками, чтобы ни у кого не было соблазна подстрелить еще и корову, и вообще чтоб оставались у костра, пока коровы не разбредутся по домам.
Измученные долгими блужданиями по бесконечному лесу, люди заснули у костра, а Гай долго сидел, прислушивался к затихающим крикам птиц, потом слушал, как в ночном воздухе солидно гудят майские жуки, раздался смачный хруст, летучие мыши ловят их достаточно умело…
В полночь послышался далекий женский крик, но как Гай ни прислушивался, везде снова тихо, решил, что спросонья вскрикнула какая-то птица.
Армстронг приподнялся, взглянул на него с некоторой тревогой.
– Что-то случилось, мой лорд?
Гай пробормотал:
– Послышалось что-то…
– Я ничего не слышу, – сказал Армстронг.
– Теперь и я не слышу, – ответил Гай. – Ладно, немного вздремну. Потом разбуди, сменю.
– Вы и так меньше всех спите, – сказал Армстронг с грубоватой лаской. – Спите, здесь все спокойно.
Глава 2
Утром оба дозорных лучника вернулись уже навеселе, за ними шел Хайдун и пинками катил перед собой бочонок. До Гая донеслось знакомое хлюпанье.
– Мой лорд! – крикнул Хайдун весело. – Просто великолепное вино!.. В нем все солнце Южной Франции, вы не сможете оторваться!
– Посмотрим, – буркнул Гай. – Чей погреб разгромили?.. Ладно, это не важно… Где Сэм и Нил?.. Они давно должны были вернуться…
– Уже освободились, – объяснил Хайден с широкой улыбкой. – Но задержались объяснить сменщикам, как обращаться с добычей.
Гай насторожился.
– Что за добыча?
Хайден заулыбался уже во весь рот, но голос сделал тише:
– Какая-то молодая дура решила ночью удрать из деревни. Видимо, опасалась наших жадных лап… В общем, схватили ее, а чтобы не орала, заткнули рот и привязали к дереву. Потом, правда, привязали поудобнее на земле. Ну, как обычно, руки в разные стороны к вбитым в землю колышкам, ноги тоже врозь… Ребята потешились вволю, теперь там смена трудится, ха-ха!..
Гай поморщился.
– Не стоило обижать местное население. Сейчас король Ричард с королем Филиппом вроде бы уже не воюет…
Хайден отмахнулся.
– А если воюет?
– Все равно, – ответил Гай. – Эти вообще ничего, кроме своего леса, не видели! Они ни при чем.
– А нам что?.. – сказал Хайден. – Мы должны подкрепиться, набить сумки едой и пробираться к Ла-Маншу. А что здесь останется, мне плевать. Меня никто не щадил и не жалел.
От костра раздалась пьяная песня. Все одиннадцать свободных от обязанностей собрались у бочонка, выбили пробку и наперебой подставляют баклаги и серебряные чаши, награбленные за время похода, а у Армстронга даже золотая, которой он очень гордится.
Гай стиснул челюсти, дальше будет то, что видел уже не раз. Сперва от вина теряют контроль, перестают сдерживаться, беспомощность жертв провоцирует насилие, начинают вышибать двери, врываться в дома, убивать сопротивляющихся мужчин и насиловать их жен и дочерей…
Такие частенько выволакивают женщин на улицу, чтобы насиловать при свете солнца. Люди озверели от тяжелой жизни, а на войне, где видят смерть на каждом шагу, перестают ценить жизнь даже свою, а уж чужую так и вовсе…
