Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа
– Я еду с вами, графиня.
– Вы?
– И не далее, как завтра.
На другой день мы действительно выехали с графом по Северной железной дороге и через сутки приехали в Лондон. Прежде всего мы отправились в адмиралтейство.
Чиновник очень хорошо помнил, что полтора года тому назад он прописывал паспорт отставного офицера Индийской компании маркиза де Шамери. Справившись в книге, он прибавил:
– Вместе с ним записывал свой паспорт и лейтенант Жаксон, близкий приятель маркиза.
– Вы не знаете, где теперь живет этот лейтенант?
– Недавно он приехал с Новой Земли и остановился в Бельграв-сквере, в гостинице «Женева».
Мы тотчас же отправились по указанному адресу. Лейтенант Жаксон был дома.
– Шамери служил со мной, – объяснил он нам. – Он был мой лучший друг. Я сам проводил его на корабль, на котором он уехал во Францию.
– На каком корабле он уехал?
– На бриге «Чайка».
Когда мы вышли от лейтенанта Жаксона, граф де Кергац сказал мне:
– Теперь мы можем смело заключить, что документы маркиза де Шамери похищены или на бриге «Чайка», или после крушения этого корабля. В первом случае Рокамболь должен был находиться на корабле вместе с маркизом, во втором же случае он находился на берегу Франции и нашел там выброшенный на берег труп погибшего де Шамери.
Затем мы отправились в полицейское управление, где узнали, что накануне отплытия корабля «Чайка» в управление явился молодой человек под именем сэра Артура и просил о выдаче ему паспорта.
Мы возвратились в Гавр, где узнали мельчайшие подробности крушения «Чайки».
– Жители Этретата уверяют, – прибавил один береговой лоцман, – что на другой день после крушения к берегу приплыл молодой человек, походивший на матроса.
Из Гавра мы поехали в Этретат. Между прочими рыбаками в Этретате находилось семейство, известное своей храбростью. Отец этого семейства по имени Ватинель сказал нам следующее:
– О! Мы поймали в сети более двадцати утонувших пассажиров «Чайки».
– Неужели никто не спасся?
– Кроме одного молодого человека, который потом отправился в Гавр. Кажется, он провел ночь на скалистом островке, лежащем отсюда в трех милях. Ах, да! Спасся еще один молодой человек.
– Кто же такой? – спросила я, невольно вздрогнув.
– А вот видите ли: спустя три дня после крушения «Чайки» я и сын мой Тони возвращались из Гавра в нашей лодке. В открытом море мы встретили трехмачтовый корабль под шведским флагом. Тони взобрался на палубу корабля, чтобы предложить купить у нас рыбу, которой мы наловили в этот день весьма много. Капитан корабля, который очень хорошо говорил по-французски, разговорился с Тони о крушении «Чайки». Потом он повел его в каюту и показал ему молодого человека лет двадцати восьми, который лежал с закрытыми глазами, но, казалось, не спал. Подле молодого человека стоял корабельный хирург.
– Как его здоровье? – спросил капитан.
– Надеюсь спасти его, – отвечал доктор, – но опасаюсь, чтоб он не сделался идиотом.
После этого капитан рассказал нам, что этот молодой человек был найден в бесчувственном состоянии в яме на скалистом островке, куда трое матросов отправились в лодке за раковинами.
– А шведское судно, – прервал граф де Кергац рассказ Ватинеля, – шведское судно поехало дальше?
– Да, сударь.
– И этот молодой человек уехал на нем?
– Я думаю, что так.
– Вы не заметили название корабля?
– «Непобедимый».
Граф вдруг хлопнул себя по лбу.
Графиня, – сказал он, – я читал как-то в испанском журнале следующее: «Трехмачтовое судно, плывшее под шведским флагом, было задержано близ берегов Гвинеи испанским фрегатом. Это судно занималось торгом негров, а потому весь экипаж его был предан военному суду. Капитан и одиннадцать человек из экипажа приговорены к галерам».
После этого граф дал Ватинелю два луи, и мы удалились.
– Теперь, – прибавил он, – мы, кажется, напали на след настоящего маркиза де Шамери.
На другой день после того, как Баккара передала доктору Альбо все выше рассказанное, они выехали из Парижа и предприняли тайное путешествие, цель которого мы вскоре узнаем.
Теперь же перенесемся в Испанию, где найдем некоторых действующих, нам уже хорошо знакомых лиц.
День начинался. Гладкая, как зеркало, поверхность моря отражала лазурь неба, на котором только что погасли последние звезды.
Жители Кадикса[2] еще почивали крепким сном. Только несколько человек из простонародья видны были в этот ранний час на узких улицах города, да изредка кое-где приподнималась в окнах занавеска, из-за которой выглядывало смуглое шаловливое личико молодой испанки.
Из гостиницы «Андалусия» вышли молодая красивая женщина и высокий мужчина лет тридцати двух, одетые в щегольское дорожное платье. Это были Фернан Роше и Эрмина.
Молодая чета отправилась, разговаривая, к порту.
Фернан Роше, возвратившийся навсегда к своей жене, предпринял с ней путешествие в Испанию и приехал из Гренады[3] в Кадикс накануне вечером.
– Ты знаешь, милая Эрмина, – проговорил он, – что комендант здешнего города капитан Педро С. – двоюродный брат генерала С, у которого ты так часто бываешь в Париже на балах. Я вчера отослал ему рекомендательное письмо от генерала. И теперь, друг мой, мы покатаемся с тобою по морю в комендантской лодке.
– Ах! – воскликнула Эрмина. – Капитан Педро С. должно быть, весьма любезный и предупредительный человек.
– На лодке, – продолжал Фернан, – на которой гребут каторжники, а командует сам капитан.
Слово «каторжник» заставило вздрогнуть Эрмину.
– Посмотри, – сказала она, – не это ли та самая лодка, о которой ты говоришь?
Действительно, у берега покачивалась большая двухмачтовая лодка с развевающимся испанским флагом. Двенадцать каторжников и четыре матроса составляли ее экипаж. В лодке стоял старый капитан Педро С, который, завидев молодую чету, вежливо ей поклонился.
Спустя несколько минут «Испания» – так называлась лодка – снялась с якоря и вышла из гавани. Тогда капитан обратился к одному из каторжников со словами:
– Командуй, маркиз!
Каторжник этот был красивый молодой человек высокого роста, с голубыми глазами и белокурыми волосами, с бледным лицом, на котором отражались грусть и покорность судьбе.
Его благородная наружность составляла странную противоположность беспокойным, зверским лицам прочих его товарищей.
Прозвище «маркиз», данное каторжнику, сильно заинтересовало Фернана и Эрмину.
– Скажите, пожалуйста, капитан, – обратилась Эрмина, – за что этот человек, такой кроткий, печальный и благородного вида, попал на каторгу?
