Павел Комарницкий - Время терпеливых (Мария Ростовская)
— Матушка моя! — боярин Воислав, бросив окровавленный по рукоять меч, кинулся к княгине. — Жива? Цела?
— И жива, и цела, Воислав Добрынич, — отряхивалась Мария.
— Да чтобы мне околеть… Не поедешь ты больше на первой ладье, госпожа моя, хоть что говори!
…
— … А-ха-ха! А вот не догонишь!
— А вот догоню!
Анна скалила белые зубки, ловко уворачиваясь от мужниных рук. Шансы были примерно равны — длинная юбка мешала, конечно, бежать, зато у Ростислава на поясе болтались длинный меч плюс кинжал. Ибо какой мужчина выйдет из дома без оружия?
— Ах-ха-ха!
Ростиславу удалось наконец поймать супругу и заключить в объятия. Анна закинула было лицо, готовясь принимать мужнины поцелуи, и вдруг глаза её расширились — женщина смотрела куда-то за спину мужа. Реакция Ростислава была мгновенной — резко развернувшись, он выхватил меч и встал в боевую стойку.
Незнакомец, стоявший в десяти шагах, успокаивающе поднял обе руки.
— Вложи меч свой в ножны, Ростислав Михайлович. Не со злом пришёл я к тебе, а для дельного разговора.
Незнакомец говорил по-русски чисто. На конце двуручной рукояти длинного меча скалил зубы череп, в глазницы которого были глубоко посажены рубины, отсвечивающие на солнце мрачным кровавым огнём.
— Ты кто? — князь Ростислав не спешил убирать оружие. От молодого человека так и веяло скрытой, холодной силой. Анна лязгнула зубами за спиной мужа — женщина вдруг отчётливо поняла, что быстрый меч в руке супруга не является надёжной защитой от этого незнакомца. И стража не успеет…
— Я князь Андрей Рыльский. Поговорим?
— Как ты проник сюда, мимо людей моих и без спроса? — Ростислав сглотнул.
Князь Андрей холодно улыбнулся уголком рта.
— Я давно привык приходить туда, куда мне надобно, никого не спрашивая. Так что извини. Прости за невежливость, Анна Беловна, нам бы наедине поговорить с мужем твоим. То, что он сочтёт нужным, после тебе изложит.
Ростислав опустил наконец меч.
— Иди, Анна.
Дождавшись, когда жена уйдёт, Ростислав вложил меч в ножны, оглядевшись, присел на валун, нагретый солнцем. Чуть усмехнувшись, Андрей присел напротив, прямо на землю, подстелив под себя край плаща.
— Так ты, стало быть, князя Мстислава Святославича сын?
— Он самый. Дело у меня к тебе.
— Говори.
— Как стало известно мне, в земле угорской кони в цене. Их есть у меня. По полугривне голова, а почём ты продашь, то твоя забота.
Ростислав подумал.
— Не по этому делу пришёл ты, Андрей Мстиславич.
— И по этому тоже, — усмехнулся князь Андрей. — Надо же с чего-то начинать.
— Начинать надо с главного.
Андрей вздохнул.
— Как скажешь. Но скажи прежде — не хотелось бы тебе на престоле Галицком воссесть?
Ростислав вытаращил глаза.
— Это Данило Романыч тебе поведал, или самому в голову пришло?
Князь Андрей жёстко усмехнулся.
— Данило Романыч? Данило Романыч нынче на сторону татар готов встать. Дань им платит, ладно — это все сейчас платят. Однако и того мало ему. Пособить врагам земли русской вздумал.
— Ясно… — Ростислав покрутил головой. — Правильно ли я понял, что надоел ты князю Даниилу, и решил он закрыть для тебя путь на Галицию да и Волынь заодно?
Глаза Андрея вспыхнули льдистым светом.
— Ты правильно всё понял. Однако не обо мне речь.
— А об чём?
— Прогибаясь перед Батыгой, воображает Данило Романыч, что обезопасит земли свои. И тем даёт возможность поганым утвердиться в землях южнорусских, отняв огромный кусок Руси, вплоть до самого Киева. Предательство это в чистом виде. Чем лучше он понизовских князьков, что сапоги татарские лижут, того же Деревича и Губина? Те тоже вроде как за землю свою пекутся. А на деле за шкуру свою.
Ростислав помолчал.
— Не обижайся токмо, Андрей Мстиславич. Рыльск твой давно того… За конокрада тебя считают нынче.
И снова холодно улыбнулся князь Андрей, одним уголком рта.
— Само собой, конокрад. Кто же ещё? Вот только ежели бы не конокрадство моё, так наводнили бы уже шатры да кибитки татарские всю южную Русь. И перестали бы навеки те земли Русью зваться. А так там одни суслики степные покуда живут. Каждая баба знает — полоть огород нужно вовремя, едва сорняки из земли покажутся. Нужно ли продолжать мне говорить тут слова пустые?
Ростислав вздохнул.
— Ладно, оставим. Давай о деле. Князь Даниил крепко в Галиче сидит. Да брат его Василий в Холме. Как дело провернуть мыслишь?
— Не так уж крепко, — князь Андрей переменил позу. — Бояре его многие недовольны, и могу тебе я указать пути к ним. Ты же можешь поговорить с тестем, пусть войско даст. Да и с поляками тоже.
— Полякам с чего бы встревать в свару сию?
— А с того. Пообещать Холм им, так и будет интерес. Большой интерес будет.
Ростислав хмыкнул.
— Складно говоришь…
— Есть такое. Ты подумай, Ростислав Михайлович. Крепко подумай. Под твоей рукой вся Галиция да Волынь, под отцом твоим великое княжество Черниговское. Вся южная Русь, почитай. Сила немалая, как ни крути, и Батыге придётся с таковой считаться. Ну а я конокрадством мелким займусь, дабы и в мыслях не было у поганых селиться на землях русских. Думаю, плюнет в конце концов Батыга да и передаст земли те отцу твоему либо тебе, хотя бы и за откуп.
Ростислав снова хмыкнул, покрутил головой.
— Красиво, ой, красиво говоришь…
— А ты не торопись, подумай, Ростислав Михайлович. Крепко подумай. Да, а как с конями решим?
— С конями? — Ростислав поглядел на небо, будто надеясь прочитать там ответ. — Думаю, решим мы с конями.
— Ну я же так и понял, — улыбнулся Андрей. — Деньги, они никому не лишние.
…
Дождь моросил мелко, занудно, покрывая лужи во дворе густой рябью. Голые ветви деревьев уныло истекали холодной влагой, тёмные, набухшие влагой тучи ползли над самой землёй, тёмной и раскисшей. Вода была всюду, и мир за окном казался будто утонувшим…
Летописец Савватий встряхнул головой и снова взялся за перо. Работать надо, а не в окошко глазеть. Итак, на чём остановились?
"В лето шесть тысяч семьсот пятьдесят второе от сотворения мира…"
Да, по нынешним временам это лето можно было признать едва ли не благодатным, подумал Савватий. Ни нашествий, ни местных войн даже. Урожай выдался хорошим, так что народ с хлебом, перезимует, Бог даст. Цены в торгу упали буквально на всё, так что купцы даже жаловались — нет, мол, нынче того навару…
Поднимались понемногу из руин города и веси. Уже звонили колокола во Владимире, в Ярославле, в Переяславле-Залесском. Даже Рязань, порушенная дотла, и то вроде бы начала оживать…
