"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Кого – другого?
– Да мы случайно, – добавила Пламена. – Мы на торг собирались…
– И что? Да говорите уж!
Еще раз переглянувшись, сестры заговорили наперебой:
– Помнишь, на днях пироги пекли, с грибами и с курицей? Мы и видим: Речица-то три пирога в ветошку заворачивает и в лукошко кладет. И с тем лукошком бегом со двора. Поршнями только шмыг-шмыг!
– Мы и думаем: видать, к родне бежит повидаться, хотя кто ж ей велел княжеские пироги таскать? Ну, может, разрешили…
– Мы уж думаем: неужто Ратогневовы внуки так обеднели, что им и пирог с грибами – гостинец?
– А мы-то на торг шли, и не думали даже за ней следить!
– Очень нам надо – пусть хоть к Вуефасту бегает, бороду чесать…
На этом предположении обе сестры фыркнули от смеха и виновато поглядели на госпожу.
– Так к кому она побежала? – прямо спросила Прияна.
– Знаешь, госпожа, где подольская дорога через Глубочицу идет, там мост, а у моста клети? Вот она в крайнюю клеть и шасть! Мы еще постояли, хотели посмотреть, скоро ли назад выйдет.
– Чего ей там делать, в пустой чужой клети? – удивилась Прияна. – Пироги, что ли, тайком есть? Ей, кажется, не запрещают, пусть ест сколько хочет. Стану я Иворову дочь голодом морить!
От воображаемого зрелища горделивой Речицы, тайком пожирающей княжеские пироги в пустой клети, сестры снова засмеялись.
– Она, госпожа, иным голодом, видать, истомилась… – намекнула Сияна.
– Мы стоим, смотрим. И вдруг… – Пламена глянула на сестру.
– Смотрим, идет… – Сияна, приближаясь к самому занятному, широко раскрыла голубые глаза.
– Заходит туда…
– Бранд со Свенельдова двора!
– Бережатый Свенельдича-старшего!
– Который сын Альва, его старого сотского!
– Вот он туда заходит! Один!
– А долго ль они там были, мы не знаем. Какие-то двое торговых к нам стали подгребать, дескать, красавицы, не скучаете ли, не хотите ли на лодье прокатиться… Ну, мы и бегом оттуда.
Выслушав все это, Прияна помолчала. Болва и Речица давно закончили свой разговор и разошлись в разные стороны, но хитрости бойкой вдовы не укладывались в голове.
– Вы за верное знаете, что это был Бранд?
– Как день ясен, госпожа! – убежденно ответила Пламена. – Он моих лет, мы с ним на павечерницах, на игрищах, пока я в девках была, сто раз встречались! И когда Свенельдич к отцу приезжал, Бранд много раз с ним бывал. Я его ни с кем не спутаю. Да его и не спутаешь – у него волосы темные, а что бережатый, так по всей повадке и по одежде видно.
– Дивно только, чего Речице в нем за корысть? – добавила Сияна. – Она же от Волицы, боярина Ратогнева внучка, а он – простой дренг, сын рабыни какой-то Свенельдовой, то ли болгарыни, то ли вовсе печенежки. Замуж она за него не пойдет.
– Ну, стало быть, не замуж… – Пламена многозначительно округлила глаза. – Кроме матери, в нем изъянов нет, сам-то он хоть куда… чтоб в пустой клети… в тавлеи играть…
Сестры опять прыснули и зажали себе рты.
– Ну и дела… – Прияна лихорадочно пыталась увязать это с уже известным, но ничего не получалось. – Вы кому-то говорили об этом?
– Нет, никому.
– Точно? И другим сестрам? И матери?
– Да мы было и забыли. А тут увидели ее с Болвой, ты сказала, мы и вспомнили. Бранд получше будет – и помоложе, и поздоровее.
– И неженатый, никто ей не придет косы драть. А то водилась бы она с Болвой – мы бы с Блистанкой вместе пришли бы и задали ей.
– А то ходит тут, поршнями шмыгает! Дошмыгается!
Сестры опять засмеялись: Болва приходился им зятем, мужем самой старшей из дочерей Хрольва, но настоящей опасности они в Речице не видели.
– Не говорите никому! – строго велела Прияна. – А то скажут люди, я за своими служанками не гляжу, бегают с чужими хирдманами блудить! Будто ей в Вышгороде было не с кем, коли охота… Только коли она Ивору внучка́ принесет, пусть на меня не пеняет – она не девка, вдова, умеет сама за собой присмотреть.
Сестры ушли по своим делам в поварню, а Прияна села под навесом и задумалась. Они правы: Бранд Речице в женихи не годится, и не настолько же она от страсти ума лишилась, чтобы посреди Киева с ним блудить в чужой клети! Она выросла среди дружины, с детства нагляделась на этих лосей здоровенных со скрамом на боку и «молотом Тора» на шее! Да и Бранд – парень внушительный, но не красавец. У того же Свенельдича получше есть. И у Эльги. Да и здесь есть в гридьбе красивые, чего далеко бегать! Видно, нужен Речице парень со Свенельдова двора.
С ней говорил Болва. Тот самый, что держит связь с наемниками из Царьграда и платит им за какие-то неведомые услуги… Болва был с князем в Вышгороде, а потом они привезли сюда Речицу… Болва связан с варягами, Речица – с Болвой и с Брандом со Свенельдова двора… Уж не служит ли она гонцом между Болвой – а значит, Святославом, – и Брандом, то есть Мистиной? Кто на бабенку подумает? Только другая такая же, а остальные будут пялить глаза на ее задницу.
Дойдя до этой мысли, Прияна выпрямилась. Не ради же пирогов Речице нужны эти свидания! Да и Бранду тоже, Мистина своих людей отродясь голодом не морил. И эти четыре гривны… Не для Бранда ли их брали?
Вира! Та самая, о которой говорил Ивор. Ивор склонял Святослава предложить Мистине виру, а теперь его дочь родная вьет петли вокруг бережатого Мистины, человека, который в любое время к нему вхож и пользуется доверием. Четыре гривны – за Улеба мало. Но может, это только задаток? Или плата самому Бранду, чтобы вывел на господина?
И что это все значит? Если Мистина все же возьмет виру, откажется от преследования Игморовой братии… Гнев богов за убийство падет на самого Святослава, и та чаша с ядом, что ей, Прияне, обещала Рагнора на Олеговой могиле, окажется почти в руках…
Прияна задрожала – так страшно стало. Почему Свенельдич мог принять виру, отказавшись от мести? Чем Святослав через Болву мог так его напугать… ей, жене, ни слова не сказав? Кругом тайны! И Святослав, и Мистина, те, кто должен ей доверять, плетут какие-то тенета, но просят от нее помощи!
От тревожного волнения трудно было сидеть неподвижно, хотелось куда-то бежать. Прияна стиснула руки. Надо увидеться со Свенельдичем и выяснить, что означают эти встречи его бережатого с Речицей. Они с Мистиной договорились объединить усилия ради отыскания Игмора, чтобы Мистина отомстил за сына, а она сберегла мужа от гнева богов. Если Мистина от своей цели отказался, она, Прияна, лишится единственного ценного союзника… Невозможно было заниматься обычными делами, ничего не выяснив.
На какой-то миг Прияну одолело искушение: пойти к Святославу и прямо спросить, зачем эти четыре гривны. С каких это пор у него завелись от нее такие важные тайны? Да еще с тех, как он чуть ли не в жены себе посадил Малушу, с горечью напомнила она сама себе, а с тех пор две зимы прошло. Так что если теперь он таит от нее что-то важное про Игморову братию – это не новость. Да и спрашивала она уже про эти гривны. Если он сразу не сказал, так и дальше не скажет.
Но она, княгиня, – не Речица, которая отпросилась да и пошла со двора, а куда – никому дела нет. Да и ту две любопытные бабенки выследили…
Еще поразмыслив, Прияна подозвала к себе Сияну.
– Есть для тебя дело, – зашептала княгиня, велев той сесть рядом. – И никому ни слова поняла? Даже сестрам. Пойдешь сейчас на Подол, отыщешь улицу, где древляне живут, спросишь двор зелейниц – Забирохи и Улеи. На воротах пучок полыни висит. Забироха – старая, Улея – средних лет. К Улее подойдешь и скажешь тихонько: завтра, мол, в полдень госпожа придет, пусть приготовит дивий синь-корень. Она уж знает…
К зелейницам Прияна отправилась пешком, одевшись в обычную плахту, и взяла с собой только двоих: Сияну и Хавлота. День был жаркий, ярко светло солнце, и то, что женщина прикрывает лицо краем убруса, оставив лишь щель для глаз, не казалось странным. Сияна выглядела взволнованной, Хавлот – хмурым. Чтобы не привлекать внимания, он взял из оружия только скрам, и хотя опасностей ниоткуда не ждал, все же не мог быть спокоен, в одиночку сопровождая княгиню в какое-то незнакомое место к неведомым людям. Ему, как мужчине, сама по себе не нравилось возня со всякими чародейками и зелейницами-корейницами. Даже было предложил, мол, давай я ее сюда доставлю, коли нужна, но Прияна сказала: нельзя, тут сглазят. О том, что ей надо от зелейницы, никто не спрашивал, но все, на ее беду, и так догадывались. Четыре лета назад молодая княгиня родила мертвое дитя, долго потом хворала и с тех пор ни разу больше не понесла. Ясное дело, применяли все ведомые средства, даже от греков привозили какое-то душистое масло, но толку не было. Видно, думала Сияна, у древлян сыскался какой-то особенный синь-див-корешок, или как его там… А когда князь завел уже двоих сыновей от других жен, за бесовым хвостом побежишь, лишь бы снова понести…
