Вера Космолинская - Коронованный лев
Оливье хладнокровно и терпеливо кружил вокруг, нанося быстрые, технически блестящие удары. Я знал, что они блестящие — для этого мира — я видел их много раз, в разном исполнении, но они не достигали цели и даже близко к тому не подходили. Я угадывал все его движения, поворачивал клинок строго под нужным углом и в нужный момент, я откуда-то знал, что и когда нужно делать, это совершалось почти автоматически, каким-то образом при этом осмысливаясь, как внезапно проявившаяся вчера память об этом времени, поначалу полностью подмененная на чужую. Вот только из какого времени взялось то, что я вспоминал сегодня? Не из двадцатого века, совершенно точно. И все-таки, если задуматься, в происходящем была своя логика.
Наконец, пока Оливье не разозлился на то, что я ушел в глухую защиту, довольно старинным примитивным приемом я подбросил его оружие резким ударом вверх, нанес новый укол в грудь и тут же блокировал возможный ответный удар. Минутку, «старинным» приемом? Когда это он стал старинным?..
— Неплохо, — пропыхтел Оливье, поглядывая на меня чуть удивленно. — Еще немного и мне потребуется нагрудник, — пошутил он. Оливье твердо полагал, что на определенной стадии обучения от защитного снаряжения необходимо отказаться, иначе ничему по-настоящему не научишься, если не почувствуешь по возможной мере сполна все причитающиеся удары, которые просто не следует допускать и никогда не обретешь нужной ювелирности в обращении с острыми предметами.
— Прости, Оливье, — сказал я серьезно.
— Чепуха, — отмахнулся он, — удары были легкие. Все в порядке. Теперь приступим с дагами.
Мы вооружились еще и кинжалами. Любопытно, а как пойдет такой расклад? С одной стороны, такая техника проще, с другой — сложнее, как посмотреть. Казалось бы, возможностей для маневра становится больше, зато больше рассредоточивается внимание. И к чему там, интересно, больше приспособлена моя новая память?
Память оказалась вполне приспособленной и для этого. Напор Оливье был энергичен и ровен. Я отлично знал, что подобные его действия были очень опасны. Да, точно, вот этот удар я крайне редко мог отразить и вообще вовремя заметить… Удар ушел далеко в сторону, а Оливье оказался открыт для моей даги. Туше.
— Прекрасно, — пробормотал Оливье.
Пора кончать, подумал я. Со старика хватит, и поражать окружающих внезапно открывшимися талантами тоже ни к чему. И так все ясно. Но настолько ли ясно, чтобы я мог остановиться?
Во время следующей схватки я намеренно сдержал руку, не доведя защиту до конца, и с некоторым облегчением, к которому примешивалась разве что ничтожная доля философской меланхолии, почувствовал сильный удар в грудь.
— А, проклятье!.. — сердито проворчал Оливье. — Зачем вы это сделали?
— Что? — спросил я невинно. Неужели он заподозрил, что я поддался?
— Только я подумал, что чему-то вас все-таки научил, как вы опять сделали ошибку. Держите оружие легче, вы его пережали, и я пробил вашу оборону. Ну-ка, еще раз!
И мы повторили еще раз. И еще раз. Оливье не угомонился до тех пор, пока буквально не заставил меня прижать его к увитой плющом стенке и, захватив его рапиру сразу двумя клинками, выдернуть ее у него из руки так, что она улетела в ближайший курятник, распугав его обитателей.
— Оп-ля! — прокомментировал Оливье, провожая вылетевшую рапиру взглядом скорее весьма довольным, чем расстроенным. — Ну что ж, хватит на сегодня! Пожалуй, результат можно назвать близким к желательному.
Хоть меня одолевали не самые веселые мысли, Оливье почти удалось меня рассмешить.
— Очень на это надеюсь.
Оливье свободной рукой бодро потрепал меня по плечу.
— И скажу я вам, юноша, что давно пора. Когда-нибудь, рано или поздно, это должно было случиться!
— Брось, Оливье. Мне просто повезло…
— Чепуха! Вы вбили в голову, что я фехтую лучше вас, а на самом деле, в последние годы мы почти сравнялись, да только вы никак не хотели в это верить.
— Да нет… — хотя, зачем я его отговариваю? Пусть думает как хочет, такое объяснение все же естественней настоящего. Как бы мне ни было грустно оттого, что на самом деле это не так. Я тихо вздохнул и покачал головой. Оливье дружелюбно ткнул меня кулаком.
— Все правильно. Говорят, вчера вы опять столкнулись с этим чертовым задирой?
— С кем? — я и впрямь не сразу вспомнил, о чем это он.
— С тем, кого давно пора отправить с нарочным чертом на тот свет, — с кровожадным хладнокровием пояснил Оливье. — Рад, что вы наконец-то настроены решительно.
— Ха, так ты думаешь, поэтому?..
— А почему же еще? — простодушно усмехнулся Оливье. — И в добрый час!
Вот как? Может, Оливье решил, что я настроился на серьезный лад с перепугу? Ну, тогда я даже рад, что на самом деле все совсем не так! На том мы дружески расстались.
Поднимаясь вверх по лестнице, я отметил в своих движениях странную заторможенность. Мышцы болели — больше чем им было положено после не такой уж долгой и напряженной разминки, если только не брать в счет напряжение, ушедшее на то, чтобы не совершить чего-нибудь совсем уж непривычного. Похоже, в деле участвовали какие-то группы мышц, которые обычно бездействовали, а те, что действовали, действовали несколько иначе, чем всегда. Но в целом, по крайней мере, внешне, кажется, разница не слишком бросалась в глаза?
Мишель наверху уже поджидал меня с наполненной ванной — крупной лоханью, кокетливо отделанной латунью, исходящей паром с необычным ароматом — Мишель экспериментировал с травами. Что ж, самое время для экспериментов. Я уловил отдельные нотки мяты и полыни, другие оттенки разобрать не удалось, но результат в целом был неплохой и непривычные ощущения после непривычно проведенного боя почти совсем сгладились. После процедуры выяснилось, что Мишель успел привести в порядок мои комнаты, упаковать несколько книг и гитару, которые были оставлены для того, чтобы прихватить их в последний момент.
— В каком платье вы желаете отправиться в путь? — уточнил Мишель на всякий случай, хотя у него все уже было наготове.
— В черном, — сказал я, не подумав.
Мишель расстроено выронил какой-то мелкий сверток и посмотрел на меня обиженно, но с надеждой, что я исправлюсь.
— В сером, я пошутил. — Действительно, хватит драматизировать на пустом месте.
Уже полностью готовый к выезду в любое время, я спустился к завтраку. В столовом зале было почти пусто — снова полное отсутствие слуг, а громоздящиеся блюда из нескольких перемен напоминали анахроничный шведский стол. Отец, затянутый в темно-золотистый бархат, похоже, скучал в одиночестве, оценивающе разглядывая небольшой керамический стаканчик в руке, напоминающий алхимическую ступку. Завидев меня, он благодушно кивнул и подмигнул. Я с удивлением втянул носом воздух. Нет, кажется, он вовсе тут не скучал!
