Густав Эмар - Арканзасские трапперы
Выхватив из-за пояса пистолет, комендант бросился к метису и, схватив его за горло, приставил оружие к его груди.
— Как попал ты в крепость, старая сова? — спросил он с тем хладнокровием, которое американцы наследовали от англичан.
— Как? Да по всей вероятности, прошел в ворота, — отвечал, нимало не смутившись, охотник.
— Разве ты колдун?
— Может быть.
— Ну, довольно шуток, — сказал капитан. — Ты продал нас своим братьям краснокожим.
Зловещая улыбка показалась на губах метиса. Капитан заметил ее.
— Но ты ничего не выиграешь от своего предательства, негодяй! — воскликнул он. — Ты поплатишься за него и будешь первой жертвой.
Но в то же мгновение Белые Глаза вырвался из рук капитана и, отскочив назад, поднял свое ружье.
— Посмотрим! — сказал он.
Всякий ужаснулся бы, взглянув на этих двух человек, которые грозно глядели друг на друга, стоя на узкой площадке, освещенной пламенем все ярче и ярче разгоравшегося пожара.
Это были представители двух народностей Соединенных Штатов, борьба между которыми кончится только после того, как одна из них будет окончательно истреблена и уступит свое место другой.
А у них под ногами бой становился все бесчеловечнее, все беспощаднее.
Индейцы с дикими воплями бросились на окопы; американцы стреляли по ним в упор или бросались на них со штыками.
Но пожар все увеличивался, а солдаты умирали один за другим.
Скоро все будет кончено.
В ответ на угрозу метиса капитан презрительно усмехнулся и тотчас же выстрелил.
Тот выронил ружье: пуля раздробила ему правую руку.
Радостно вскрикнув, капитан бросился к нему. В мгновение метис уже лежал на земле. Офицер оперся коленом ему на грудь и взглянул на него.
— Ну? — спросил он, засмеявшись. — Как видишь, я не ошибся.
— Да, — отвечал метис. — Жизнь моя в твоих руках. Убей меня!
— Будь покоен. Ты умрешь, как индеец.
— Поторопись, если хочешь отомстить, — насмешливо сказал метис. — Скоро уж будет поздно.
— У меня еще найдется время… Почему предал ты нас, негодяй?
— Что тебе за дело? — спросил охотник.
— Я хочу знать, — отвечал капитан.
— Изволь, я скажу тебе. Твои братья, белые, истребили всю мою семью. Я хотел отомстить.
— Но ведь собственно мы не сделали тебе ничего дурного?
— Вы тоже белые. Убивай меня — кончай скорее. Я умру с радостью, потому что много врагов последуют за мной в могилу.
— Если это так, — сказал капитан, — так я лучше позволю тебе присоединиться к твоим братьям. Как видишь, я очень великодушный противник.
Он нажал изо всей силы коленом на грудь метиса и поднял нож.
— По-индейски! — сказал он.
И захватив левой рукой густые волосы охотника, он в одну минуту оскальпировал его.
Белые Глаза не мог удержаться от крика, до того невыносима была боль. Кровь хлынула с его голого черепа и залила ему лицо.
— Убей меня! Убей меня! Я не могу вынести этой адской боли! — воскликнул метис.
— Неужели?
— Убей меня! Убей меня!
— С какой стати! — отвечал капитан, пожимая плечами. — Неужели ты считаешь меня палачом? Нет, я лучше отдам тебя твоим достойным друзьям.
Он взял метиса за ноги, дотащил его до края площадки и столкнул ногой.
Несчастный, желая спастись, схватился за бревно, несколько выступавшее наружу.
С минуту висел он так.
Страшно было глядеть на его голый череп, на кровь, которая заливала его искаженное ужасом и страданием лицо, на конвульсивно содрогавшееся тело.
— Пощади меня! Убей меня! — кричал он.
Капитан, скрестив руки, с улыбкой смотрел на него.
Наконец ослабевшие руки несчастного уже не в состоянии были сдерживать его. Пальцы его разжались, и он выпустил бревно, за которое схватился в порыве отчаяния.
— Палач! Да будешь ты проклят! — воскликнул он. И тело его рухнуло вниз.
— Счастливого пути! — сказал, засмеявшись, капитан.
В это время страшные крики раздались у ворот крепости.
Комендант бросился на помощь к солдатам. Команчи овладели окопами. Они ворвались в крепость, убивая и скальпируя попадавшихся на пути врагов.
Из всего гарнизона осталось в живых только четыре солдата.
Все остальные были убиты.
Капитан остановился.
— Друзья! — крикнул он. — Умирайте без сожаления! Я отомстил тому, кто предал нас.
Солдаты отвечали громким «ура» и приготовились биться насмерть. По крайней мере, они дорого продадут свою жизнь.
В это время случилось что-то непонятное.
Крики индейцев вдруг смолкли, как по волшебству.
Атака прекратилась.
— Что это значит? — пробормотал капитан. — Какую еще чертовщину придумали эти дьяволы?
Когда Орлиная Голова завладел траншеями и входил в крепость, он велел прекратить битву.
Всех пленных поселенцев — восьмерых мужчин и четырех женщин — подвели к крепости.
По приказанию Орлиной Головы женщин отвели в сторону, а мужчин стали поочередно подводить к нему. Он внимательно осматривал каждого из них и делал знак своим воинам.
Те тотчас же хватали пленника, отрубали ему обе кисти рук, скальпировали его и вталкивали в крепость.
Семь поселенцев уже вынесли эту ужасную пытку. Остался только один. Это был высокий, худой, еще бодрый старик. Длинные, белые как снег волосы падали ему на плечи, черные глаза блестели, но на лице не заметно было никаких признаков волнения. Совершенно спокойно, по-видимому, ждал он, когда вождь сделает знак своим воинам, и ему придется вынести такую же муку, как и его несчастным товарищам. Орлиная Голова пристально глядел на него. Потом лицо его прояснилось, улыбка показалась на губах, и он протянул руку старику.
— Usted no conocer amigo?(Ты не узнаешь друга? (исп.)) — спросил он по-испански, с сильным гортанным произношением, свойственным индейцам.
Услышав слова вождя, старик вздрогнул и, в свою очередь, пристально посмотрел на него.
— Орлиная Голова! — воскликнул он.
— Да, — отвечал Орлиная Голова. — Я друг Седой Головы. У краснокожего только одно сердце. Мой отец спас мне жизнь и пойдет в мой вигвам.
— Благодарю тебя, вождь. Я с удовольствием принимаю твое предложение, — отвечал старик, крепко пожав руку индейца.
Он подошел к пленницам и стал около пожилой женщины с благородным, истомленным от горя лицом, на котором еще сохранились следы замечательной красоты.
— Да будет благословенно имя Господне! — горячо сказала она, когда старик подошел к ней.
— Бог никогда не покидает тех, кто надеется на него, — отвечал он.
Между тем краснокожие доигрывали последний акт ужасной драмы, которую мы изобразили перед читателем.
