Сергей Хачиров - Ксанское ущелье
— Нет, Курман, нет. Пей спокойно, без всяких задних мыслей пей. Я позвал тебя, чтобы открыть глаза на то, что происходит в мире.
— Или я слепой?
— Да, ты слепой.
— А ты, выходит, зрячий?
— И я слепой. Едва-едва прозревать начинаю. Но дело не во мне, дело в тебе. Началась кровавая борьба. Народ поднимается против богачей. Я пойду с народом. Смерть найду — пусть. Совесть моя чиста будет. А ты с кем? Надеешься около богатеев в люди выбиться?
— И много тебе дал твой народ? Можно подумать, в твоей сакле чаще, чем в моей, пахнет шашлыком! Может, деньги чаще звенят?
— Нет, не чаще, только ведь грязные деньги в твоей сакле, Курман. Подлость твоя ими оплачена.
— Ты мне дорого заплатишь за оскорбление.
— Вот для этого разговора я и позвал тебя. Знаю, что ты, как змея, следишь за мной. Следи! Только помни: если хоть один волос упадет с моей головы, не сносить и тебе своей!
— Больше ничего не хочешь мне сказать? — Зеленые глаза Курмана метали молнии из-под папахи. — Все?
— Все.
Курман вылил араку из рога назад в кувшин.
— Спасибо! Спасибо тебе, мой умный брат, за угощенье! Спасибо за мудрые речи! Только учти: как до сих пор жил своим умом, так и дальше жить собираюсь!
Надрывным лаем проводила Курмана собака.
Разговор с братом на какое-то время отрезвил его. Наглеют абреки. Как бы и вправду не подстрелили.
И все-таки не утерпел. Решив до лучших времен молчать о брате, Курман поскакал к Кизо́ Сокурову. Не сходя с коня, постучал в окно сакли рукояткой плети. Залился громким лаем, загремел тяжелой цепью сторожевой пес, лишь потом осторожно приоткрылась дверь.
— Ты, Курман? — спросил из темноты за дверью хриплый, пропитой голос Кизо.
— Я, я. Выйди на минутку.
Накинув на плечи теплую шубу, позевывая, Кизо выбрался из сакли.
— Чего на ночь глядя?
— Новости есть. Если ночь не поспишь, большую награду можем получить.
— Ну?
— Габила Хачиров в Цубене. На праздник приехал. С ним всего пять-шесть человек. Заночевать собираются.
— Эх, — мечтательно прикрыл глаза Кизо, — если бы они там навечно заночевали!
— Немного помочь — и все дела!
В это время Габила вручал Ахмету деньги на новую партию оружия и припасов.
— Будь осторожнее, дружище. Гляди в оба, — предупреждал он связного. — Бауэр патрули на дороги выслал…
— А-а, — беспечно подмигнул Габиле тот. — Чему быть, того не миновать.
— Это верно. Только береженого бог бережет. Слыхал, брат тебе досаждает. Может, пугнуть его?
— Я сам, Габила, сам. А жизнь… Она каждому дорога. Берегу, как могу. Пятеро у меня. Жалко столько сорванцов оставлять без отца.
Габила обнял связного.
Глава седьмая
Начальник Горийского уезда Ростом Бакрадзе вошел в свой кабинет и приказал дежурному принести сводки о происшествиях в уезде.
Он не ждал от сводок ничего хорошего, не хотел, по правде говоря, и принимать каких-либо решительных действий. Какие у него силы? Десятка три жандармов да три пристава. Абреков же, судя по слухам, в уезде втрое, а то вчетверо больше… И это не схватка в открытом поле… Нет, тут все сложнее. Абрек корнями связан с родной землей. У него в ауле глаза и уши, любой валун в горах, любая расщелина в скалах — ему приют и защита…
Но Бакрадзе любил, чтобы о нем говорили в уважительных тонах, любил пустить пыль в глаза, и любого пойманного на базаре воришку его люди объявляли опасным злодеем, валили на него преступления куда серьезнее и с легкой душой добивались высылки по этапу в Сибирь…
Не думал Бакрадзе, что горстка бандитов доставит ему столько неприятностей. Кто мог предположить, что настоящим снабженцем абреков станет этот гордец — князь Амилахвари… Шут гороховый! Догадаться вооружить столько своих чабанов и пастухов! Те разбежались при первой же стычке — и у абреков теперь не дедовские шомполки, а винтовки. Положеньице!..
Конечно, патронов абрекам хватит ненадолго. Мало того что припасы тают в стычках с его жандармами — они нужны и чтоб мало-мальски кормиться. Как ты без них добудешь в горах кабана или косулю? А ведь есть что-то надо… И тут у него, Ростома Бакрадзе, самое сильное звено, а у абреков самое уязвимое. Без помощи аулов абрекам не прожить, и, если бы его начальство не торопило, он бы этих голодранцев голыми руками взял. У него теперь в каждом ауле осведомитель. Иные, как Курман Маргиев, на родного брата готовы донести… Ценный человек этот Маргиев, надо как-нибудь поощрить его. Да, да, при случае непременно поощрить… В меру, конечно, в меру, но надо. Чтобы еще ревностнее служил.
А что? Если в сообщениях Маргиева хотя бы половина правды, то он, Ростом Бакрадзе, скромный начальник уезда, имеет дело не просто с бандой абреков, а с хорошо законспирированной организацией бунтовщиков против режима. Да, да… Но если так, то у него не абреки, а политические… Не месть своим обидчикам они замышляют, а кое-что покрупнее… Покрупнее…
Бакрадзе оглянулся на висевший за спиной его кресла большой портрет: государь император картинно отставил ногу и оперся рукой на эфес сабли.
В кабинет вбежал дежурный.
— Что такое? — гневно поднял глаза Бакрадзе. — Почему без доклада?
— Простите, ваше высокоблагородие. К вам губернатор господин Бауэр!
— Проси, болван!
Пощипывая пышные бакенбарды и раздувая усы, Бауэр в сопровождении адъютанта прошел в кабинет. Бакрадзе услужливо подвинул ему кресло. Почтительно вытянулся рядом.
— Без церемоний, голубчик, без церемоний. — Махнув перчаткой, Бауэр отослал адъютанта. — Мимо ехал, решил навестить…
— Рад служить! — отчеканил Бакрадзе.
— Ты садись, голубчик, садись, — сказал губернатор озабоченно. — В ногах правды нет. Давно не имею от тебя реляций об абреках. Долго еще будешь их ловить?
— Это же абреки, господин губернатор, — дипломатично ушел от ответа Бакрадзе. — Сегодня их нет, завтра опять появились.
— Ну, ничего, — успокоил рассеянно Бауэр. — В японской кампании перемирие. Теперь можно будет бросить все силы на внутреннего врага.
— Слава богу!
— Да, да, — кивнул седой головой губернатор, — слава богу. Слышал, голубчик, ты был в гостях у князя Амилахвари?
— Так точно, господин губернатор, был.
— Правда ли, что абреки… им-м… несколько помяли его?
— Да, господин губернатор. Только не абреки на сей раз, а его же лесорубы…
— Что так?
— А он им жалованье два или три месяца не платил и продуктов на пропитание не завез.
— Ах он прохвост! — пристукнул сухим кулачком по подлокотнику кресла Бауэр. — Ах прохвост! Вот так сами и толкаем народ на противозаконные действия… Не правда ли?
