Луи Буссенар - Капитан Сорвиголова
Вдоль железной дороги стали все чаще попадаться обугленные и изрешеченные снарядами станционные постройки, все сильнее раскачивались вагоны на кое-как отремонтированных рельсах…
Вот и Моддер – река, прославившаяся теперь на весь мир. Здесь несколько тысяч буров выдержали натиск пятидесятитысячной британской армии, и речная вода, насыщенная глиной велда, стала похожей на человеческую кровь. Разрушенный бурами мост на скорую руку был восстановлен саперами, и поезд с огромными предосторожностями переполз на другой берег.
Теперь состав находился всего в восемнадцати километрах к северо-западу от укрепленного лагеря Магерсфонтейн, и для Сорвиголовы пришла пора подумать о побеге.
Между тем доктор Дуглас на всех остановках продолжал бесплодные попытки выяснить, где находится его друг, а миссис Адамс, окончательно обессиленная тревогой за сына, была уже не в состоянии произнести ни слова. Единственное, что удалось узнать – это то, что батарея капитана Адамса понесла большие потери.
Наконец поезд прибыл в Магерсфонтейн, где заканчивалась главная железнодорожная магистраль.
– Где Адамс?.. Кто знает, где капитан Адамс из четвертой батареи? – то и дело выкрикивал доктор Дуглас, пока некий сержант не откликнулся:
– Капитан Адамс ранен в грудь пулей навылет. Находится в дивизионном госпитале – том, что в Олифантсфонтейне.
– А как его состояние?
– Какое там состояние! Скорее всего, уже отдал Богу душу.
– Тише! Здесь его мать!
Но несчастная женщина все слышала. Отчаянный вопль вырвался из ее груди:
– Нет, это неправда! Не может быть, чтобы его отняли у меня!.. Скорее, доктор, умоляю вас! Помогите ему!
– Я в вашем распоряжении, миледи, – скорбно ответил доктор. – Подыщем экипаж и немедленно отправимся.
Экипаж нашелся – это была санитарная повозка из развернутого здесь же госпиталя, и спустя два часа доктор и миссис Адамс со своей прислугой без помех добрались в Олифантсфонтейн.
– Он здесь… – почти беззвучно прошептала миссис Адамс, переступая порог дивизионного госпиталя. Доктор поддержал ее под руку, а Сорвиголова с двумя саквояжами остался у входа.
Аванпосты буров располагались в каких-то двух километрах к северо-востоку отсюда, а возможно, и ближе. Непреодолимое искушение. У коновязи рыл копытом землю великолепный офицерский конь, а на всей этой территории, отведенной для раненых и медиков, практически не было вооруженных людей.
Из госпиталя донесся хриплый крик. Это миссис Адамс остановилась рядом с санитаром, прикрывающим простыней лицо только что скончавшегося раненого. Мать узнала сына, убитого войной, которую развязали британские биржевые воротилы, и в ту же минуту рухнула как подкошенная.
– Какое несчастье… – пробормотал доктор Дуглас. И пока санитар поднимал и укладывал на койку пожилую леди, обратился к вошедшему врачу: – Капитан Адамс был моим другом. Какова причина смерти?
– Пуля необычайного крупного калибра. Таких ружей нет на вооружении бурской армии. Стреляли, вероятно, из старинного голландского ружья – здесь их называют «роер». С самого начала он был безнадежен.
Слова врача прервали крики снаружи и бешеный конский топот. Это Сорвиголова, воспользовавшись отсутствием часовых, отвязал коня и, несмотря на то что юбка стесняла его движения, одним прыжком вскочил в седло. Чистокровный конь рванулся с места в карьер.
Никто из встречных солдат и офицеров не мог понять, в чем дело, тем более что Сорвиголова все время вопил фальцетом:
– Остановите лошадь!.. Я прислуга миссис Адамс!.. Остановите ради Бога!..
Никто, однако, не рискнул сунуться под копыта взбесившегося, судя по всему, скакуна. Ухватив коня за холку, подскакивая и ежесекундно рискуя слететь с седла, лже-прислуга голосила изо всех сил и в то же время незаметно управляла конем. Зеваки ждали неизбежного падения потешной наездницы, а конь набирал все большую скорость. Он мчался вихрем, еще немного – и английские позиции останутся позади.
А Сорвиголова уже охрип от крика:
– Остановите!.. Спасите несчастную девушку!..
Он промчался мимо группки кавалеристов, и вдруг один из них, присмотревшись, воскликнул:
– Гляди-ка! Да эта девица держится в седле, как циркач! Это шпион!.. Вперед за ней! В погоню!..
Кавалеристы пришпорили коней, захлопали револьверные выстрелы.
Пули, выпущенные на полном скаку, редко достигают цели, и все же они свистали у самых ушей беглеца, припавшего к холке коня.
Наконец показался передовой окоп, к брустверу[36] которого прильнули шотландские стрелки. Двое из них попытались преградить ему путь штыками, но Сорвиголова с непостижимой ловкостью заставил скакуна одним броском перемахнуть окоп.
– Огонь! – скомандовал командир шотландцев.
Загремели десятки выстрелов. Однако стрелки слишком спешили, а буры, со своей стороны, тоже подняли пальбу, и Сорвиголова оказался между двух огней.
Друзья сейчас были для Жана куда страшнее, чем враги-англичане.
Как дать им знать, что он свой? У него нет белого платка, но зато есть чепец! Сорвав его с головы, Жан принялся отчаянно размахивать им в знак своих мирных намерений.
Траншеи буров умолкли – и вовремя: до трансваальских линий оставалось метров триста. Конь Сорвиголовы, пораженный в грудь, захрипел и стал припадать на передние ноги. Беглец соскочил с седла, сорвал с себя платье прислуги и остался в шерстяной фуфайке и засученных до колен штанах. Он сохранил только чепчик и продолжал им размахивать до тех пор, пока не добежал до бурской траншеи, где его встретили не слишком учтиво.
– Ты кто такой? – основательно встряхнув юношу, осведомился обросший бородой до самых глаз гигант.
– Капитан Сорвиголова, командир разведчиков.
– Врешь!.. Какой сегодня пароль?
– Вот болван! Ты думаешь, англичане мне его сообщили? Мне неизвестен пароль, зато я знаю марш разведчиков.
И звонким голосом он затянул песенку, которая далеко разнеслась по окопам, вызывая улыбки:
Хоть мужа моей мамы
И должен звать я папой,
Скажу – ко мне любви он не питал.
Однажды, добрый дав пинок,
Меня он вывел за порог
И, сунув мелкую монету, заорал…
А где-то за дальней грядой насмешливый звонкий голос подхватил припев:
«Проваливай ко всем чертям!
Иди, живи, как знаешь сам!»
Вперед, Фанфан!
Вперед, Фанфан,
По прозвищу Тюльпан!
И в тот же миг человек пять-шесть побросали свои укрытия и опрометью кинулись к Жану. Тот, кто бежал впереди, возопил, не веря своим глазам:
– Сорвиголова! Воскрес!.. – И, упав в объятия беглеца, зарыдал в голос.