Иван Дроздов - Мать Россия! прости меня, грешного!
— А говорят, все болезни лечит.
— Болезни — да, почитай все, но только если эта вот…
Он стукнул по лбу:
— …в порядке. А тот безнадёжен. Конченый человек. Хотя и живёт, а уж лучше бы умер — и ему бы и другим легче.
— Этак, каждого можно записать в безнадёжные.
— Не. У нас ошибок не бывает. Николай Семёнович долго в глаза смотрит, и потом, если надо, за образом жизни наблюдает. Вам, к примеру, диету пропишет. Так и скажет: «Полнота — враг экстрасенсов; мы лечим, полнота — калечит».
— А вам ничего не говорит хозяин?
— Мне? Зачем? Я пока, слава Богу, здоров. А у вас, кстати, — что болит-то?
— Сердце.
— Ясное дело: сердце. У нас, толстых, раньше всего сердце сдаёт. Устаёт, значит. В груди-то у нас тесновато ему. Жир со всех сторон давит. Впрочем, у кого как. У меня, к примеру, кость широкая, площадь позволяет.
— Худеть не пытались?
— Худеть? Нет, не пытался. У меня конституция — я есть много должен. А как не поем — мутит меня, внутрях всё трусится, будто льду положили. У меня тогда всё валится из рук и в глазах круги плавают. Николай Семёнович хоть и смеётся, а я ему говорю: вы других лечите, меня не замайте.
— А вы как у него — от государства или частным образом?
— Николай Семёнович сам себе государство. Зарплату из его кармана получаю, и не ту, что в автобазе платят, — вдвое больше, а работы меньше. Словом, лучше у него.
— А пенсия?
— Что пенсия?
— Когда старость придёт — кто пенсию начислит?
— А-а… Старость?.. Эта гостья к нам с тобой не пожалует. Не дотянем. Иллюзий не питай — долголетие не про нас. Толстые долго не живут, — читал, небось, в газетах. У нас не только сердце, но и прочие органы трудятся с перегрузом. Это как бы мотор на полных оборотах — долго ли прозвенит? Так-то, милый. Это уж как пить дать. Нам с тобой до пенсии не дошлёпать.
— Чепуху вы говорите! — обиделся Качан.
— Не. Не чепуха! Статистика. Я, брат, читал. Природу не обманешь. Среди долгожителей толстяков нет, пьяниц — тоже. А вы, ко всему прочему, ещё и курец-молодец. Хе-хе, о пенсии возмечтал! Ну да ладно, спасибо за угощение. Так пойдёмте, жилье пошукаем, с женщинами поговорим. Они всё знают.
Он оглядел комнату, сказал:
— У вас жить не будет. Он вместе с пациентом не живёт, не любит.
С тем они вышли на улицу.
Поравнявшись с Наташиным домом, толстяк остановился.
— Кто здесь живёт? — ткнул пальцем в калитку.
— Э-э… Как сказать?.. Люди. Пожилой человек, фронтовик с дочерью.
— Сколько лет дочери?
— Э-э… Лет двадцать, двадцать два.
— Красива, интересна?
— Ну уж это, как смотреть, кому как. А мы что — невесту ему выбираем?
— Эстетика. Семёныч любит молодых и красивых. Говорит, тонус поднимают.
— А они… Молодые да красивые — любят твоего Семё- ныча? — с закипевшим раздражением спросил Качан.
— Любят, — без тени сомнений проговорил шофёр. — Его все женщины любят. Чёрт знает — за что! — и старые и молодые. Ума не приложу! И девки — кровь с молоком! — пялят глаза, как зачумлённые! И ведь старый башмак, седой весь, а поди ты — Дон-Жуан! Видно, есть в нём тайная сила. Экстрасенс!
Толстяк двинулся к калитке. На ходу развивал свои мысли:
— Целителя должно окружать всё яркое, красивое, тогда у него и аура светится ярче.
— Что значит — аура?
— Свечение вокруг головы. Нимб такой. Электрический.
Толкнув калитку, добавил:
— К твоей же пользе стараюсь.
— Но погоди, — перешёл на фамильярный тон Борис. — Хозяйки нет дома.
— А хозяин?
— Он ничего не решает. Вчера пьян был. Спит, пожалуй.
— О-о-о! Пьяница — фрукт нежелательный. Семёныч духа спиртного не выносит.
Помялся у калитки, подумал, и махнул рукой:
— Всё равно! Если дивчина, да ещё гарная — будем проситься на постой.
Он уже готов был толкнуть калитку, но тут послышался рокот мотора, и через минуту из-за угла крайнего дома на большой скорости вылетел красный мотоцикл с высоким защитным козырьком и на нём в белом шлеме, очках и кожаной куртке — Наталья.
Резко затормозив, остановилась у калитки, кивнула Борису, хотела пройти, но ей дорогу заступил толстяк.
— У меня к вам дело. Один очень важный, очень интересный человек — экстрасенс с мировым именем — хотел бы на недельку снять у вас квартиру.
— Сожалею, но помочь вам не могу. Квартирантов не держим. Вот, может быть, у них?
Наташа кивнула на Качана, смерив его укоризненным взглядом: дескать, это ты предложил искать у нас квартиру.
Обращаясь к толстяку, — с улыбкой:
— Что за звание такое — экстрасенс? Вроде волшебника? Слышала про них, но толком не знаю. И лет ему сколько?
Толстяк обиделся, плотно сжал малиновые сочные губы. Глухо и серьёзно возразил:
— Мой шеф — известный целитель — о нём пишут в газетах. И сверх того, он доктор технических наук, руководит отделом в конструкторском бюро. А лет ему под пятьдесят, он вам в отцы годится.
— Старый, значит. Это хорошо. Я молодых не люблю, много о себе понимают.
Наташа кинула мимолётный взгляд на Бориса.
В тон ей толстяк заметил:
— Видно, молодые вам надоели.
— Отбоя нет. Устала я от них — ухажёров разных.
Борис невольно в досадном раздражении повёл плечом. А толстяк с задором продолжал:
— Вы очень красивы. Можно даже сказать — демонстративно.
— Не трудитесь расточать комплименты, — тем более, что ваше впечатление обманчиво. Люди скоро во мне разочаровываются. У нас тут глушь, и мы сильно отстаём в развитии. Люди в наше время только в городе имеют возможность гармонично развивать все свои способности.
Она мельком окидывала взглядом их бочкообразные фигуры и, почти не таясь, улыбалась. Борис под натиском этой атаки даже отступил в сторону. «Я, кажется, не заслужил этих её нападок, — думал Качан. — Неужели я с первых шагов был слишком назойлив и так не понравился?»
Горечь обиды подкатила к горлу, он покраснел и хотел бы только одного: чтобы Наташа не заметила его растерянного вида.
— Так вы говорите: экстрасенс? Это интересно. А каков он из себя — не очень страшный?
— Совсем даже наоборот куда как молодец — мужчина.
— Ну, если так — то я, пожалуй, пущу его. И даже предложу наш стол, если, конечно, простая крестьянская пища будет ему по душе. У меня есть две свободные комнатки — пойдёмте, покажу.
Толстяк, следуя за Наташей, потирал от удовольствия руки. Наталья его заинтриговала. «Прелюбопытная особа! — думал он о ней. — Не поймёшь: серьёзно говорит или в шутку, а получается забавно».
