Станислав Вольский - Завоеватели
— Неужели ты думаешь, что он мне поверит?
— Индейцы глупы, сеньор Охеда. Они готовы верить каждому ласковому слову, если слово это подкрепить бубенчиками и стеклянными бусами.
— Над этим планом стоит подумать, Франсиско, — сказал Охеда. — Я поговорю на этот счет с адмиралом.
Колумб согласился. Охеда выбрал себе десять наиболее надежных солдат, во главе с Пизарро, и, разузнав от лазутчиков о местопребывании Каонабо, тронулся в путь.
Он взял, с собой бусы, медные бубенчики, яркие ткани и блестящие, новенькие ручные кандалы. В них он решил заковать пленника, если план удастся.
Каонабо был поражен, когда увидел перед собой безоружного врага — того самого человека, который разбил его войска перед фортом св. Фомы. Этот человек стоял теперь перед ним улыбающийся, ласковый и протягивал подарки один лучше другого.
— Ты храбрый вождь, — говорил ему через переводчика Охеда. — Наш вождь хочет жить с тобой в дружбе, потому что он еще не видел таких храбрых людей, как ты.
Каонабо смотрел то на подарки, то на Охеду и ничего не понимал. Смелость белого человека ошеломила его. Ведь одного его слова достаточно, чтобы этого вождя бросили на костер и стали поджаривать на медленном огне, как обычно поступали люди его племени со своими врагами.
А белый человек и не думал об опасности, только улыбался и говорил ласковые речи.
— Наши солдаты причинили твоим людям много вреда, — продолжал Охеда. — Наш вождь приказал разыскать всех тех, кто обижал твоих соплеменников, и заключить их в тюрьму. Он ждет только твоего приезда, чтобы сжечь их на костре у тебя на глазах.
Это окончательно подкупило Каонабо. Он угостил гостя напитком из ямса, жареной дичью и пошел провожать его до ближайшей речки. Но ехать к Колумбу он все-таки не решился. Охеда едва скрывал свое разочарование. Задуманный план удался наполовину, вернее — совсем не удался. Можно было бы в последнюю минуту убить вождя или похитить его, но для этого требовалось оружие, а его не было. Десять невооруженных всадников не смогли бы справиться с многочисленной свитой кацика.
Охеда ехал мрачный и угрюмый. Каонабо в сопровождении воинов шел рядом с ним. Вдруг глаза Охеды сверкнули, на губах появилась улыбка. Он подозвал Пизарро.
— Давай мне скорей кандалы, — шепнул он Пизарро. — Только поднеси их с важным видом, точно несешь большую драгоценность.
Пизарро отъехал. Минуту спустя Охеда остановил коня и свистнул. Пизарро спешился, вынул из сумки кандалы и, низко согнувшись, поднес их Охеде.
— На прощанье я поднесу тебе самый главный подарок, — обратился Охеда к Каонабо. — Это украшение самые знатные люди моего народа носят вот здесь, — и он показал Каонабо на кисть руки. — Они даются самым храбрым, самым великим. Но, прежде чем их надеть, человек должен вымыться в реке и проехаться на лошади. Таков обычай. Когда ты наденешь эту вещь на руки, ты сможешь взять у нас, что хочешь — не только бубенчики, а даже самый большой колокол, в который звонят у нас в столице.
Каонабо обрадовался, как ребенок. Он издали слышал звон этого колокола, когда однажды вечером очутился со своим отрядом в окрестностях Изабеллы. С тех пор он не мог забыть эти удивительные, величественные звуки и часто мечтал о том, как он будет наслаждаться ими в собственном селении после того, как разобьет белых и разграбит их столицу. Он смеялся, кивал головой, показывал пальцами на видневшуюся вдали речку. Лишь только шествие остановилось у берега, Каонабо бросился в воду, окунулся несколько раз и, подойдя к Охеде, протянул ему руки.
Охеда быстро надел кандалы и помог кацику усесться сзади себя на крупе лошади. Каонабо важно ударял наручниками друг о друга и, обратившись к своим подданным, показывал заморскую игрушку. Воины его кричали от восторга. Ведь ни на одном, из белых не видели они такого украшения. Их вождь был теперь выше белых, выше их главного вождя!
Охеда ездил по руслу речки взад и вперед. Потом, приблизившись к противоположному берегу, он мигнул Пизарро, хлестнул коня и пустился вскачь вместе со своими кавалеристами. Левой рукой он крепко обнимал беспомощного кацика и так домчал его до опушки леса. Там Каонабо крепко связали веревками, один из солдат взял его к себе в седло, и отряд поскакал дальше. — Туземцы, только теперь понявшие предательство белых, с яростными криками бежали вслед и осыпали всадников стрелами. Но расстояние было уже слишком велико, стрелы не долетали, и с каждой минутой отряд удалялся, пока совсем не скрылся из виду.
Плен Каонабо еще не положил конца сопротивлению. Власть перешла к брату Каонабо, который в короткое время собрал вокруг себя мятежных вождей и с большим войском тронулся против белых. Но и на этот раз индейцев ждал разгром. Охеда, назначенный главнокомандующим новой испанской армии, без труда разбил нестройные полчища и прочно утвердился в форте св. Фомы и в прилегающих к нему районах. Кацики покорились белым. Подати, наложенные на туземцев Колумбом, были чрезвычайно велики: каждые три месяца всякий взрослый индеец должен был приносить по одному бубенчику, наполненному золотым песком, а кацик — полную золота тыквенную бутылку. Кроме того, туземцам приходилось даром выполнять множество трудовых повинностей: строить поселки, прокладывать дороги, расчищать леса, обрабатывать поля. Население изнывало под этим невыносимым бременем, но зато в испанскую казну потекли изрядные доходы со всех заморских владений. А для завоевателей только это и было важно.
IX
Для Охеды и Пизарро наступили спокойные дни. Смертельно напуганные туземцы не причиняли никакого беспокойства. Не слышно было ни о заговорах, ни о восстаниях. Солдаты грабили меньше, по всей вероятности не из страха перед наказаниями, а потому, что нечего было грабить. Подати поступали исправно. Роскошная растительность, окружавшая форт Царской долины, радовала глаз и как будто приглашала к отдыху. Более мирно настроенные испанцы начали мечтать о привольной помещичьей жизни на фермах и плантациях, где сотни индейцев-крепостных будут возделывать поля, а их белые господа наслаждаться роскошью и богатством. Охеду и Пизарро эти мечты не соблазняли. Их по-прежнему манили рискованные походы, головокружительные победы, золото без счета, власть без границ. Они хотели открывать неведомые материки, завоевывать необозримые царства, и форт св. Фомы казался им тюрьмой, а жизнь в нем — позорной ссылкой.
Все чаще и чаще Охеда заговаривал о том, что пора распроститься с островом и на собственный страх и риск пуститься в новые плавания. Но проходили дни, недели, месяцы, а Охеда все еще не мог решиться, когда и как это сделать. Колебания его сразу кончились, когда в конце октября из Изабеллы приехал гонец и вручил ему объемистое письмо от жившего в столице друга. Друг этот писал, что доносы падре Бернардо Бойля и других недовольных оказали свое действие. Не только король Фердинанд, но и королева Изабелла охладела к Колумбу. Посланный в Испанию брат адмирала, Диего, не смог опровергнуть наветы, и король послал на Эспаньолу сеньора Агуадо, которому было поручено проверить на месте обвинения, выдвинутые против наместника. «Ты, конечно, понимаешь, что это значит, — заканчивал письмо друг. — Сеньор Агуадо постарается собрать у колонистов такие показания, которые дали бы повод лишить Колумба прав и предать суду. В таких показаниях недостатка не будет, потому что недовольных на острове много».
