Эдуард Петров - Паруса в океане
— Египтянин?
— Конечно!
— И ты знаешься с этими… с погаными? — чиновник покосился на Ларит. — Гм… платите въездную пошлину, а также пошлину за право торговли с правоверными и пошлину на право торговли с неверными.
— Мы не торговать, — возразил Астарт, — у нас нет товаров. Мы посетим Мемфис, чтобы поклониться гробнице Имхотепа, и покинем Египет. Мы спешим в Иберию.
— Мои уши не хотят ничего слышать.
Получив несколько медных слитков, чиновник черкнул что-то на счетной доске, сунул ее под мышку и побежал к следующему судну.
По причалу бродил увешанный лентами глашатай. Он бил в тимпан и кричал, перекрывая все звуки гавани:
— Номарх Иму-Хента, властитель Бубастиса, князь, хранитель печати, единственный семер, великий в должности, высокий в чине, стоящий во главе людей нома, губернатор "Врат северных стран", могущественный вельможа Схотепигор объявляет всем врачам, врачевателям и лекарям, прибывшим из других стран: кто излечит от дурной болезни красавицу наложницу, будет радоваться жизни до конца дней своих…
У Ахтоя загорелись глаза. "Сами боги толкают испытать мое открытие!"
— Эй, — крикнул он к неудовольствию друзей, — уважаемый, прикрой горло и подойди сюда…
Ахтой отправился в Бубастис на княжеской повозке, запряженной мулами.
Эред не мог забыть свою Агарь, он поклялся обойти все невольничьи рынки Вселенной, но отыскать ее.
Бубастис, куда поехал Ахтой, — один из старейших центров торговли рабами в Египте. Поэтому Эред присоединился к Ахтою.
Во дворце номарха друзей приветливо встретили, Эред остался в саду, а лекаря провели в покои князя.
Властитель нома оказался хилым, лысым стариком. На его затылке, за ушами чудом уцелели пучки тонких, как паутина, седых волос. Номарх скорбно покачивался в кресле, закрыв лицо пожухлыми ладонями.
— "Поздно, — догадался Ахтой, — нет уже бедной женщины".
— Вот мой господин, любимый богами, — благоговейно прошептал евнух, сопровождающий лекаря, и, упав на живот, ящерицей скользнул к креслу.
Евнух с чувством облобызал ремешки на сандалиях номарха. Князь от неожиданности вскрикнул и стал судорожно хватать воздух широко открытым ртом, обнажив редкие, гнилые зубы. Евнух перепугался, схватил опахало и принялся обмахивать старика. Постепенно дряблые щеки вельможи приобрели живой цвет, его дыхание стало ровнее.
— Болят? — спросил мемфисец.
— Что? — очнулся вельможа.
— Зубы болят?
— Давно уже, — князь обреченно махнул рукой и, сняв со стены плеть, отстегал евнуха.
— Могу вылечить.
— Ты лекарь?
Ахтой мог бы свободно и безболезненно заговорить хоть тридцать два больных зуба, но пару уцелевших клыков номарха он решил лечить по своему новому методу. Осмотрев зубы, он бегом спустился в сад. Нужно иметь колоссальное воображение, чтобы в распустившемся венчике строфана разглядеть сходство с больным зубом. О Ахтой, где твои хваленые познания трав, где твой многолетний опыт? Но первооткрыватели — увлекающиеся натуры…
Ахтой нарвал целую горсть бледно-фиолетовых цветков и заставил князя разжевать, а кашицу положить не больные зубы. Номарх, морщась от горечи, добросовестно все перемолол. В тот же миг он схватился за сердце, кашица потекла по сморщенному подбородку. Не произнеся ни звука, номарх скончался.
Ахтой стоял над мертвым потрясенный. И даже то, что по законам Египта лекарю, умертвившему пациента, уготована та же участь, его не волновало.
— Мой милый господин, ты ничего не замечаешь?
— Никого и ничего не хочу видеть. Сейчас — только ты.
— Нет, во мне ничего не замечаешь?
— У тебя лукавый вид.
— У меня есть тайна. Если не будешь больше ругать меня за недосоленное мясо и прокисшее молоко, я, может быть, расскажу…
По доскам причала загрохотали конские копыта. Испуганный таможенный чиновник бежал впереди всадников и что-то говорил, показывая в сторону суденышка друзей.
— Вы приехали с лекарем по имени Ахтой? — спросил один из всадников, осадив коня у самого края дощатого настила.
Астарт кивнул, стараясь угадать, откуда ждать беды.
— Взять их! Они соучастники убийства великого князя!
17. Астарт в Бубастисе
— Еще в тюремных ямах мы не кисли, — недовольно бормотал Астарт, разглядывая толстую металлическую решетку, прикрывавшую тюрьму сверху.
Избитый Ахтой сплевывал кровью. Эред, которому тоже досталось, молча сидел рядом с ним на истлевшем соломе, слежавшейся в пласты вроде глины. Обитатели тюрьмы — мелкие воришки, ионийские купцы, промышлявшие шкурами и мускусом крокодилов, девушка-египтянка, обвинявшаяся в том, что зналась с «поганым» эллином, — негромко переговаривались в ожидании приговоров. Им грозили не более чем публичные экзекуции. Правда, ионийцы, посягнувшие на жизнь и честь священных животных Египта, должны были по закону поплатиться головами, но их друзья и Навкратиса внесли в Саисский храм бога Себека столь солидный куш, что правосудие выразило готовность сделать исключение.
Ахтой, перестав сплевывать, собрал вокруг себя друзей и сообщил шепотом:
— Один из нас может спастись.
— Ну да! — усомнился Эред.
— У меня в мешке остался кусочек дурманящего корня. Если его разжевать и проглотить, то человек какое-то время будет выглядеть мертвее покойника.
— Кто же должен спастись? — спросил Астарт.
— Конечно, ты. Только ты можешь выручить нас всех. Эред нечего не сделает при всей его силе. Я тоже не смогу. Здесь нужен такой пройдоха, как ты.
— Как же я вас вытащу отсюда?
— Пусть боги подскажут, ты их любимец, раз они простили тебе все твои смертные грехи. Со иной они молчаливы.
Ларит обвила руками шею Астрата и зашептала в самое ухо:
— Помнишь, я говорила про тайну? Мой милый господин, ты будешь отцом…
Астарт лежал на узком, ничем не покрытом каменном столе. Два лысоголовых парасхита готовились бальзамировать финикийца, получив за это перстень Ларит.
— Мертвец-то как живой, — сказал один парасхит, с кряхтением подтащив к столу каменный сосуд с текстами заупокойных молитв на стенах.
Астарт приоткрыл глаза. На крышке сосуда красовалась статуэтка Анубиса с головой шакала. "Канопа, — догадался он, — черепок для внутренностей". И почувствовал, как ладони стали липкими.
Судя по канопе, Астарта ожидал неплохой саркофаг, а затем и гробница, не глинобитная, конечно, а высеченная в скале, как у богача: перстень Ларит с невзрачным камнем-сердоликом, был оценен неожиданно высоко. Сердолик почитался в Бубастисе как священный камень.
