Эдуард Петров - Паруса в океане
— Ну, Мем! — яростно прошептал Астарт.
За спиной верховного жреца тотчас схватились за мечи рабы-богомольцы.
Рабы нестройно запели гимн Мелькарту. Мем подошел к яме, встал на колени и бережно опустил кувшин на дно… Яму зарыли голыми руками, потом продолжали славить бога, умоляя его принять жертву. Вместе со всеми пел египтянин, сжимая в кулаке горсть земли и вглядываясь в небо, словно надеясь увидеть там свое чадо.
Астарт запрокинул голову и зашептал в ужасе:
— Господин мой Мелькарт… зачем тебе это…
…На площади в звенящей тишине стояли тысячи вооруженных тирян, царских дружинников и ополченцев — к осажденной крепости приблизилась сухопарая фигурка жреца в лиловом пурпуре. И рабы, и тиряне затаили дыхание: перед восставшими стоял Верховный жрец Тира, имя которого писали на папирусах и кедровых дощечках и поклонялись им, как чудодейственным святым мощам, способным воскресить умершего и покарать самого могущественного врага.
Над площадью прозвучал сильный голос, отдавшись многократным эхом в затаившихся кварталах:
— Проклинаю всякого раба, поднявшего меч на господина! Отныне ни днем ни ночью не знать вам покоя! И мучиться всякому по ту сторону стены от страшных язв, ниспосланных Владыкой Моря, Неба и Пылающего Светила!
Жрец взмахнул широкими рукавами, закрепив ужасающим магическим жестом страшное проклятие.
Первым отбросил меч, словно он был раскаленным, раб по прозвищу Мем-Молитва. Он залился покаянными слезами и бросился вниз головой со стены.
Хромой протяжно застонал.
— Все кончено! Все пропало! О боги…
Эред молился, подняв к небу бледное, искаженное страхом лицо, и меч валялся у его ног.
Паника захлестнула весь гарнизон осажденной крепости: рабы Тира всегда были набожнее своих господ.
— Астарт… — прошептала Ларит, прижавшись к его плечу, — как же мы…
Астарт грубо оттолкнул женщину и, подняв меч Эреда, стремительно сбежал вниз. С желваками ярости на скулах растолкал он охрану у ворот, вырвал из скоб окованное бревно-запор, мощным напором плеча приоткрыл тяжело заскрипевшую створку и вышел из тени арки.
Ослепительное солнце заставило на мгновение зажмуриться. Шаг, второй, третий…
Жрец напряженно вглядывался в его лицо. В бесцветных глазах Верховного жреца мелькнул страх! И страх нарастал.
— Уйди, богохульник! Проклинаю!
Жрец закрылся обеими руками. Из-под рукавов выглядывал дрожащий старческий подбородок, покрывшийся испариной.
Астарт, готовый ко всему, молил, чтобы боги запоздали с карами, чтобы он успел совершить то, что задумал. Он застыл на миг с занесенным над головой бурым от вчерашней крови мечом.
И меч опустился. Жрец рухнул.
"Медлят боги!" — Астарт повернулся и медленно вошел в крепость. Весь Тир ждал небесного грома.
— Это не бог, — сказал Астарт, стараясь владеть собой, — это жрец.
Вокруг — гипсовые лица и застывшие глаза.
— Это жрец! — крикнул он. — Теперь все вы можете спастись! Бегите в гавань! Слышите! Никто вас не тронет!..
Тишина, пробирающая до костей.
Он протянул руку Ларит.
— Ты не останешься с ними. Они уже мертвы.
В сердце женщины боролись страх и бунтарская гордость за любимого. Но Астарт — богоотступник! Ее Астарт восстал не только против людей, но и богов!.. "Ибо крепка, как смерть… И пусть нас поразит вдвоем!"
Она шагнула к нему, крепко сжала его твердую ладонь.
Эред оглянулся — ни одного живого взгляда, словно кто-то собрал в одну толпу десятки мумий и каменных изваяний. Остаться с ними — еще страшнее, чем последовать за Астартом. И, сорвав с пояса ближайшего раба меч вместе с ножнами, догнал Астарта и Ларит.
Хромой было выбежал из ворот вслед за Астартом, но, оглянувшись, остановился, потоптался на месте и вернулся в крепость.
Неожиданно от толпы мудрецов и звездочетов, пришедших на созерцание триумфа Слова Всевышнего, отделился тощий человечек в гигантском парике и раззолоченных одеждах, состоящих из нескольких юбок. При полном молчании он присоединился к Астарту и его друзьям, решительно шагавшим сквозь разверзшуюся толпу. От них шарахались, как от прокаженных, боялись их взгляда, прикосновения, звука, слетавшего с их уст…
Забравшись в первое попавшее суденышко, Астарт окинул суровым взглядом своих спутников и с трудом узнал Ахтоя.
Египтянин не посчитал святотатством убийство жреца. Убитый служитель Мелькарта, а по новой теории Ахтоя Мелькарт — не воплощение Осириса, как считалось испокон веков, ибо Царь Мертвых, Осирис, не может пожирать живых людей, как это делает тирский Молох-Мелькарт.
— Провались этот мир купцов с их законами, напялившими на жреца истины конский хвост! — Ахтой сорвал с головы парик и швырнул в воду. На гладкой лысине отразилось солнце. Как ни тревожно было на душе, Эред улыбнулся и тут же испуганно посмотрел на Астарта. Неожиданно Астарт тоже улыбнулся, на глазах Ларит навернулись слезы, она рассмеялась нервным смехом.
Сильный шквал с севера возвестил о приближении шторма. Чайки, перебирая тонкими лапками, расхаживали по затянутой в камень набережной. Парус оглушительно полоснул на ветру. Лодка помчалась навстречу шторму. Тир молчал.
Часть вторая. Охота за богами
16. Египет
"Вратами северных стран" оказалась невзрачная таможенная крепостица не берегу одного из рукавов Дельты Нила. В обычной для порта сутолоке, в толпах матросов, чиновников, купцов можно было разглядеть и киренских наемников в медных доспехах, и жрецов-исиаков в леопардовых шкурах, заклинателей змей, парасхитов, чернобородых греков в белых одеждах, и финикийских мореходов в коротких юбках. Египет чувствовался во всем: в возгласах водоносов и призывных криках сандальщиков, в согнутых спинах прачек-мужчин, стирающих на берегу Нила, в сладковатом аромате свежих лепешек из семян лотоса, в расписных пилонах храма, в знойном дыхании пустынь, сдавивших узкую долину с обеих сторон.
Астарт лихо врезался в гущу лодок, унирем, парусных галер, ткнувшись резной физиономией патека на носу суденышка в осклизлый причал под гвалт разноязычной ругани кормчих, треск бортов и весел. Тотчас, словно в сказке о чудовищах-невидимках, возникла фигура таможенного чиновника в традиционном парике.
— Кто, откуда, зачем? — выпалил он на трех языках.
— Достопочтенный, скажи что-нибудь на языке, которым тебя снабдили боги. Страсть, как соскучился по родному слову, — попросил Ахтой, завязывая свой знаменитый мешок.
— Египтянин?
