Владимир Андриенко - Гладиаторы
— Эй вы, собаки! Не разговаривать! — заорал надсмотрщик, и плеть больно врезалась даку в шею. — Много сил есть? На разговоры хватает? Так?
Рабы молча стонали и налегали на весла. Пререкаться не разрешалось. За это следовали жесточайшие наказания. Это дак усвоил и без побоев. Жалобно звенели цепи…
Работа закончилась только вечером когда прозвучала долгожданная для каждого раба-гребца команда "Суши весла!" Рабы сразу же налегали на весла грудью и прижимали их к коленям. При этом они поднимались из воды и замирали в горизонтальном положении.
Затем рабы втянули инструменты своего тяжелого труда внутрь и могли позволить себе отдых.
— Сейчас принесут еду, — послышался шепот соседа. — Ты смотри, будь осторожен при её получении.
— А что значит быть острожным? — не понял дак.
— Миску бери аккуратно и вперед не суйся, а то надсмотрщик может избить тебя и лишить порции.
Послышался запах кислого варева, которое двое матросов несли в громадном чане.
— Мясо! — послышались вздохи позади него.
— Мясное!
— Не иначе расщедрился ныне наш триерах.
Позади еще двое матросов несли большие амфоры.
— Вино!
— Точно вино!
— Хвала Зевсу вседержителю!
Надсмотрщик быстро раскидал миски рабам, и горе было тому, кто не сумеет её поймать и глиняный сосуд разобьется. Это верное лишение порции на день, а то и на два. Дак поразился тому искусству как рабы, гремя кандалами, ловко, по собачьи ловили миски.
Эта сцена могла бы показаться ему смешной в иной ситуации, но не сейчас.
Началась раздача пищи. Сам клевст Фаномах принимал участие в этом действе. Он раздавал рабам лепешки, а матрос за ним черпал деревянной глубокой ложкой варево и плескал его в миски.
Децебал видел как эти всклокоченные, худые, с многочисленными шрамами от постоянных побоев люди, жадно хватали свои порции и набрасывались на еду словно голодные волки, с опаской озираясь по сторонам. Было в этой повадке поглощать пищу нечто звериное, нечеловеческое.
Децебал взял свою порцию, но есть не мог. Он был готов расплакаться как женщина.
— Чего не ешь? — спросил его сосед, быстро проглотивший свою порцию. — Не хечешь? Дай мне!
И не дождавшись ответа, он схватил его миску и лепешку и стал быстро уничтожать все это.
"Неужели этот человек некогда тоже был свободным? — подумал дак. — Неужели и он мог носить меч? Неужели это могло быть воином? До какой же степени можно пасть человеческому существу? И я стану таким вот? Я стану также пожирать свой пайку и запускать грязные лапы в миску к соседу?"
— А теперь вам положено по глотку вина! — громко произнес Фаномах. — Подставляйте ваши миски! И благодарите великого цезаря!
— Благодарим божественного цезаря Веспасиана Флавия! Да пошлют ему боги долгую и счастливую жизнь! — хором произнесли все рабы, кроме Децебала.
Это не осталось незамеченным клевстом. Он подскочил к даку:
— А ты, почему не славишь божественного императора? Или твой мерзкий язык не поворачивается когда это нужно? Так я имею прекрасное средство как раз для таких, как ты!
Дак молчал, не зная, что ответить. Он понял, что сейчас клевст станет его избивать, и уже приготовился к этому. Но неожиданно подоспела помощь и палка с металлическим наконечником в руке Фаномаха опустилась.
— Господин, кормилец наш, — обратился к Фаномаху сосед дака. — Парень еще сырой. В первый раз на работе и не знает наших порядков. Я научу его к завтрашнему дню, и он станет делать все как нужно. Не гневайся на парня понапрасну и не распаляй своего сердца.
— Так, Тирон? — клевст посмотрел на раба. — Ты сделаешь это?
— Так, кормилец, сделаю.
— Хорошо. Я не стану его хлестать сегодня.
После сытного ужина прозвучала команда:
— Закрыть окна!
Амбразуры были заткнуты соломенными подстилками, что валялись у рабов под ногами. Сразу же внутри корабля стало совсем темно.
— Всем спать! — прозвучала новая команда надсмотрщика. — Завтра для вас также будет работа! Молитесь Зевсу и Посейдону, чтобы послал нам ветер!
Рабы стали устраиваться спасть здесь же на скамьях, прижавшись друг к другу. Здесь не полагалось ни подстилок, ни даже охапки соломы. Постель в гладиаторской казарме сейчас показалась даку сказочной роскошью.
— Мое имя Тирон, — представился ему сосед. — Я кападокиец и моя родина далеко отсюда. А кто ты?
— Я дак, и мое имя Децебал. Слышал о Дакии?
— Слышал и не один раз. А кем ты был у себя на родине? — поинтересовался Тирон.
— Воином.
— Ах, вот как? Простым или воеводой?
— Простым.
— Понятно. Тебя взяли в плен римляне, но ты бежал к пиратам? Так?
— Да. Я попал в плен во время одной вылазки.
— Эх! Не повезло тебе, дак Децебал. А вот я был в свое время кузнецом и ковал отличное оружие. Мои топоры были не хуже изделий халибских мастеров-оружейников. Ух, и ел я тогда! И вино пил каждую неделю. Веришь ли? И не чета тому, что мы пили с тобой сегодня. У меня тогда водились деньги и я мог позволить себе даже хиосское вино. Ей-ей не вру. Вот было время сытости и достатка!
— И что же случилось потом? — поинтересовался дак.
— Я стал убийцей, и мне пришлось бежать из родного города.
— Убийцей? — еще больше поразился дак. — Но кого ты убил?
— Женщину, — мрачно прошептал кападокиец. — Я страстно любил её и потому убил, застав с другим. Она была дочерью моего компаньона, купца, что закупал у меня клинки и делал заказы. Когда ей стукнуло 16 лет, я сговорился с ним о покупке дочери. И она стала моей женой.
— А сколько же тебе тогда было лет, Тирон? Ну, когда ты женился на этой девчонке?
— Тридцать шесть лет. Но я был крепок как бык. Настоящий кузнец.
— И тебя осудили и продали в рабство за убийство какой-то девки? Что же у вас за странные законы?
— Ну, я убил не только её, но и того кто был в её постели. А им оказался римский всадник и друг прокуратора Кападокии. Вот так вот. Да разве ж я мог тогда знать кто он? Обычный голый мужчина. А поди разбери раб он или свободный? Знатный римлянин или грязный поденщик?
— Да, не повезло тебе, Тирон. Но почему тебя не использовали как кузнеца если ты был таким хорошим мастером?
— Поначалу так и было, но затем мне повредило руку, и для кузнечного ремесла я стал непригоден. После этого меня и продали на триеру.
— И как долго ты здесь?
— Семь лет.
— Семь лет? — изумился Децебал. — Целых семь лет! Неужели можно прожить вот так хотя бы год? Я признаться не могу понять этого. Только теперь я понимаю Юбу и его слова.
