Сергей Зайцев - Секира и меч
– Чудно ты говоришь, – улыбнулся Глеб и закрыл глаза. – У тебя нет детей?..- Мой первенец умер во младенчестве. А другие не родились…
Анна высвободила свою руку и поднялась с постели:
– Ты должен спать. Ты ведь не спал всю ночь… Когда проснешься, выпьешь напиток из этой чаши, – она пододвинула к Глебу табурет, на котором стояла старая помятая бронзовая чаша. – Потом наденешь другую рубаху; от мужа у меня осталось кое-что – тебе, конечно, будет тесновато, но я приведу в порядок твою одежду, когда отмокнет кровь.
– Ты уходишь? – спросил Глеб, засыпая.
– Я вернусь к вечеру…
Ответа Глеб уже не слышал, ибо погрузился в глубокий сон. Он доверял этой женщине. Он дышал ровно и спокойно. Слегка подрагивали его веки, – должно быть, ему снился какой-то сон. А женщина еще долго стояла рядом и смотрела на Глеба. Она как будто не могла заставить себя покинуть жилище.
Анна медленно опустилась на пол возле самого ложа и заглянула Глебу в лицо. Тихо вдохнув, она поймала его дыхание и улыбнулась своим мыслям. Потом сняла с плеча Глеба волосок и посмотрела его на свет. Это был волосок Глеба. Женщина намотала волосок на безымянный палец и поднялась. Никто не видел, каким счастьем сияли в этот миг ее глаза.
Анна вышла за дверь и привалила ее тяжелым камнем.
Глебу снился тот старец в белых одеждах. Старец ничего не говорил, а только ласково, благодарно смотрел на Глеба. Так мог смотреть только отец. Глеб хорошо помнил этот взгляд. И в этом старце Глеб опять угадывал отца.
Старец раскачивался на качелях под ветвью могучего Дуба. Диковинные это были качели, а старец без сомнения был колдун. Когда он летел на качелях вперед и возносился высоко, – был ясный день, блестели в солнечных лучах крупные желуди. А когда старец уносился назад и взлетал чуть не выше дуба, – была ночь, в черном небе горели звезды. Скрипели качели… Среди бела дня высоко над землей старец взмахивал руками, и был это уже не старец, а белый аист, машущий крыльями. А черной волшебной звездной ночью обращался вдруг старец в летучую мышь…
Вокруг этого дуба, как колесо вокруг оси, поворачивался весь мир.
Глеб стоял рядом с качелями и с нетерпением ждал, когда же старец остановится, когда ему наскучит эта детская забава – превращаться то в птицу, то в мышь. Но старец все раскачивался на качелях и смотрел на Глеба так, словно хотел что-то сказать…
А качели уже почему-то не скрипели – они гудели заунывно. Будто раскачивалась секира. Эта секира пролетала так близко от Глеба, что грозила поранить его. Тут Глеб вспомнил, что когда-то уже такое было: его ранила секира во сне.
И Глеб проснулся…
Он услышал: снаружи был ветер, и поскрипывало какое-то дерево.
Глеб не сразу сообразил, где находится. Он видел светлый квадрат двери, видел грубо сколоченный табурет и какую-то чашу на нем. Глебу было очень неловко лежать на животе, и он перевернулся на спину. И только когда почувствовал боль в спине, все вспомнил. Приподнявшись на локтях, позвал:
– Анна!…
Порыв ветра ударил в дверь. Глебу очень захотелось пить. И он вспомнил про напиток в чаше. Пригубил… Это было какое-то снадобье. Слегка сладковатое, оно пахло травами, медом и как будто молоком.
Осушив чашу, Глеб очень скоро ощутил прилив сил. Он сел на ложе, потянулся, расправил плечи.
– Где ты, Анна?..
На этот раз ему не ответил даже ветер.
Вспомнив о секире, Глеб в поисках ее огляделся. Он обнаружил секиру под ложем. Лезвие было рыжим и шершавым от засохшей крови. Глеб покачал головой. Прежде он никогда не оставил бы оружие не отмытым. Видно, он, и правда, потерял ночью много сил.
Глеб подошел к двери и через щель посмотрел наружу. Над ручьем склонились плакучие ивы; их ветви-плети были покрыты молодой листвой.
Глеб оценил: красивый тут был уголок.
И нажал на дверь. Но та и не думала открываться. Глеб удивился. Потом догадался, что Анна заперла его. Он навалился на дверь плечом и без особого труда отодвинул камень.
Когда Глеб отмывал секиру в ручье, ему внезапно почудилось, что кто-то стоит у него за спиной. Он резко обернулся, но никого не увидел. Он был один у ручья…
Глеб отчищал засохшую кровь песком и травою. И его все не покидало ощущение того, будто кто-то смотрит ему в затылок. Глеб опять оглянулся и тут увидел маленькую пичужку в ветвях ивы. Пичужка внимательно, не мигая, смотрела на него.
Глеб погрозил ей пальцем:
– Старик! Ты всюду подглядываешь за мной… Махнув хвостиком и чирикнув, пичужка улетела.
Анна вернулась уже па закате. Глеб поджидал ее, прячась за склоненным стволом ивы.
Анна с трудом отодвинула камень и впорхнула внутрь хижины. Но тут же вышла обратно – разочарованная, погрустневшая. Положила на землю узелок, что принесла с собой; обессилено опустилась на камень.
Глеб видел из укрытия, что женщина заплакала. И ему стало ее жаль. Впрочем он и не собирался уходить. Глеб хотел посмотреть только, не приведет ли Анна кого-нибудь из чужих. Он давно уже привык не доверять людям. Хотя ему с самого начала подумалось, что Анна – из тех, кому можно верить и на кого можно положиться.
Глеб черпнул воды и брызнул себе в лицо.
Анна вздрогнула, метнула в его сторону радостный взгляд и принялась утирать слезы. Когда Глеб подошел к ней, слез уже не было и в помине. Спокойная улыбка играла на губах Анны.
Женщина подняла узелок:
– Я принесла тебе поесть.
Она развернула узелок у себя на коленях. Глеб увидел большой ломоть.хлеба и овечий сыр. Глеб очень удивился:
– Откуда это? Повсюду людям нечего есть… Анна, довольная, улыбнулась:
– Мне попалась в силки хорошая куропатка. Я могла бы сварить тебе ее, но подумала, что от хлеба будет больше проку. Вот и выменяла у богатых людей…
Глеб отломил от ломтя кусочек, взял половину сыра. Он был действительно очень голоден. И еда показалась ему необычайно вкусной. Глебу очень льстило, что эта красавица опять позаботилась о нем. Он не спеша ел хлеб и сыр и любовался красивым лицом Анны в лучах закатного солнца. Сейчас она была стократ красивее, чем утром. Верно, где-то в лесу у нее припрятано зеркальце… Глеб заметил, что Анна наложила румяна и подвела брови. Волосы ее были заплетены в косу, а на челе красовался веночек. Анна теперь казалась Глебу значительно моложе – почти его ровесницей. -
Он улыбнулся:
– Хочу тебя спросить…
– Спрашивай, если хочешь, – серьезно сказала Анна.
– Почему ты утром так говорила?
– Как? Я много чего говорила утром, – не поняла Анна.
– Когда я постучал, – Глеб кивнул на дверь, – ты назвалась смертью. Почему?
