Сергей Зайцев - Секира и меч
Поборов сомнения, сказал:
– Тогда ты, смерть, открой…
Некоторое время было тихо, потом стукнула щеколда, и дверь слегка приоткрылась.
Глеб ослабевшей рукой сам распахнул ее и увидел высокую женщину на пороге. Она была в серой до земли рубахе; волосы ее были распущены.
Они посмотрели друг на друга.
Эту женщину, пожалуй, можно было бы назвать красивой. Крепкие полные бедра вырисовывались под рубахой. В плечах угадывалась сила. Грудь ее была невелика. Это была скорее девичья грудь, чем грудь рожавшей и вскормившей детей женщины. Но перед Глебом стояла именно женщина – много старше его. Глаза ее понравились ему – серые, несколько запавшие, усталые глаза. И была в этих глазах доброта… Женщина обманула Глеба, назвавшись смертью. Он подумал, что такая женщина никому не сможет причинить зла.
Она стояла на пороге и не приглашала Глеба. В глазах ее – небольших, но выразительных – застыл вопрос.
Глеб сказал:
– Может статься, что я тебе пригожусь… Женщина покачала головой:
– От тебя, человек, пахнет кровью.
– Я ранен, – Глеб новел плечом. Женщина кивнула на секиру:
– У тебя оружие в крови.
– Я дрался… – согласился Глеб. Женщина раздумывала, потом спросила:
– Ты победил? Он кивнул:
– Меня зовут Глеб. Я сын Аскольда.
Глаза женщины, до этих пор строгие, смягчились. Она отступила в сторону, как бы приглашая наконец войти:
– Я слышала о тебе.
Глеб вошел. Хотел осмотреться, но внутри этой хижины было совершенно темно. Он стоял, пригнувшись, упершись затылком в низкий потолок, и незнал, куда ступить. Он догадался, что освещалась хижина только через открытую дверь. Глеб спросил женщину:
– Хочешь, я прорублю тебе окно? Она притворила дверь:
– Я подумаю, – женщина взяла его в темноте за руку.
Он сделал за ней несколько шагов, низко пригибаясь, боясь задеть за потолок головой.
Женщина сказала:
– У меня тесновато для таких великанов, как ты. Но с этим тебе придется смириться.
Глеб кивнул, забыв, что она в темноте его не видит. А она продолжала:
– К тому же у меня только одно ложе.
– Да, – выдохнул Глеб, и сердце его здесь забилось чаще, ибо голову посетила мысль, что женщина эта ему нравится и он был бы не прочь возлечь с ней на одно ложе.
Женщина сказала спокойно:
– Но я уже выспалась. Я вообще рано встаю… А вот тебе не помешало бы прилечь.
– Прилечь? – переспросил Глеб. – Куда? Я ничего не вижу.
– Достаточно того, что вижу я, – ответила женщина, и Глеб здесь почувствовал, что она легонько нажимает ему на плечо, а руку его тянет книзу.
На ощупь Глеб определил, что ложе застлано косматой шкурой. Конечно, это была шкура медведя. Глеб слышал кисловатый запах, исходящий от этой шкуры.
Женщина велела:
– Ложись на живот. Я осмотрю твою рану. Глеб, ложась, выразил удивление:
– Как можно что-либо видеть в такой темноте.
– Я привыкла. У меня глаза, как у рыси.
– Нет, – покачал головой Глеб. – У тебя красивые глаза…
Женщина не ответила.
Глеб почувствовал легкие прикосновения ее рук. Она заставила его снять рубашку и влажной тряпицей очистила края раны, оттерла со спины и боков запекшуюся кровь. Потом она смазала чем-то жирным и душистым, пахнущим цветами, края раны. И что-то заложила в саму рану. Оттого боль сразу притупилась. Женщина делала все спокойно и уверенно. Со знанием дела. И даже как будто с нежностью. Глебу доставляли удовольствие ее прикосновения.
Он спросил:
– Как тебя зовут?
– Анна.
– А языческое имя?
– Другого у меня нет.
– И не было? – удивился Глеб.
– Я не помню.
– Как не помнишь? Она вздохнула:
– Я была совсем маленькой, когда меня подобрал тот человек.
– Какой человек?
– Он стал потом моим мужем. Глеб задумался:
– У тебя есть муж?
Она ласково провела ему по спине:
– Не тревожься, у меня уже нет мужа. Года три как он пошел на охоту и не вернулся. Может, в болоте утонул, может, подстерег его медведь или проткнул клыками вепрь… Он был отчаянный, смелый человек. Такие часто находят преждевременную смерть…
Глеб согласился:
– Да, вепрь – опасный зверь. Я знал нескольких людей, коим вепрь пропорол живот. Это страшная медленная смерть.
Снаружи быстро светало. Глеб уже видел в темноте квадрат прикрытой двери. Видел и силуэт Анны, склонившейся над его спиной. У Анны была красивая длинная шея. И были красивые же, гибкие как змеи, руки. Глеб некоторое время любовался ее руками.
Потом спросил:
– Ты недавно сказала, Анна, что слышала обо мне?
– Да. В лесу не так много людей. Все на виду.
– От кого ты слышала? Анна молчала.
Глеб покосился на нее:
– Почему ты молчишь?
– Я не хочу говорить.
– Вот как! – удивился Глеб. Поразмыслив немного, Анна все же сказала:
– Люди, от которых я о тебе слышала, говорят неправду. Я вижу это. У меня глаза острые, как у рыси…
– Нет, у тебя красивые глаза, – опять не согласился Глеб.
– Эти люди говорят о тебе много худого. Будто ты угоняешь лошадей и воруешь скот, а потом продаешь половецким ханам…
– А еще?
– Будто людей половцам продаешь…
– И людей?..
– Еще будто ты убиваешь невинных, а красивых девушек уводишь в свое логово – в глубокую нору. Будто ты по ночам воешь волком и глаза у тебя безумные… а на руках – когти… Не достаточно ли тебе слышать этого?
– Еще скажи. Анна вздохнула:
– Матери и отцы в селах пугают детей Глебом, который живет в лесу. А женихи стращают девок… Священник-грек говорит: не ходите на языческие капища – поймает вас Глеб.
Глеб горько усмехнулся:
– В том нет ничего странного, коли даже родные братья отвернулись от меня.
Анна покрыла рану тряпицей, пропитанной некоей мазью, и перевязала спину крест-накрест свежим рушником. Она велела Глебу лежать пока на животе. А он и не думал ослушаться. Ему была приятна забота этой женщины. Глеб уже и не помнил, чтоб о нем кто-то заботился. Разве что мать. Но это было давно.
Глеб взял Анну за руку и удержал возле себя. Спросил:
– Где ты научилась врачевать раны? Она улыбнулась только краешками губ:
– Я же говорила: муж мой был охотник. Он часто приходил исцарапанный, иногда сильно пораненный. Муж меня и научил. Он ведь был много старше меня.
Глеб посмотрел на Анну испытующе:
– Ты только про мужа и говоришь. Ты, наверное, любила его? Скажи…
– Нет, – покачала головой Анна. – Он был мне опора, стебель. А я была – цветок. Муж сам это говорил. А я думала, что так и не пришел тот, для которого я цвела.
