Александр Дюма - Графиня де Шарни. Том 1
Покуда Калиостро говорил, Жильбер пристально смотрел на него, пытаясь разгадать, что таится в глубине мыслей этого человека.
Но это было бесполезно: ни один человеческий взгляд не властен был заглянуть под насмешливую маску, которой ученик Альтотаса имел обыкновение прикрывать лицо.
Поэтому Жильбер решился задать вопрос напрямик.
— Граф, — заметил он, — повторяю, все, что вы сейчас сказали, правда.
Но только с какой целью вы говорили мне все это? В каком качестве вы предо мной предстали? Пришли как честный недруг, предупреждающий о нападении? Или как друг, предлагающий помощь?
— Прежде всего, милый Жильбер, я пришел, — дружелюбно отозвался Калиостро, — как приходит учитель к ученику, чтобы сказать: «Друг, ты вступаешь на ложный путь, связывая себя с этой обрушивающейся руиной, с этой шаткой постройкой, с этим отмирающим принципом, имя которому монархия.
Такие люди, как ты, не принадлежат минувшему или настоящему, они принадлежат будущему. Брось дело, в которое ты не веришь, ради дела, в которое верим мы; не убегай от действительности, чтобы следовать за тенью; и если сам не станешь деятельным борцом Революции, гляди, как она шествует мимо, и не пытайся остановить ее на пути; Мирабо был гигант, но и Мирабо изнемог под тяжестью этой ноши.
— Граф, — сказал Жильбер, — на это я отвечу в тот день, когда король, который мне доверился, будет в безопасности. Людовик Шестнадцатый избрал меня своим наперсником, помощником, сообщником, если хотите, в деле, которое он замыслил. Я взял на себя эту миссию и исполню ее до конца, с открытым сердцем и закрытыми глазами. Я врач, дорогой граф, физическое спасение моего больного для меня на первом месте! А теперь отвечайте мне в свой черед. Что вам нужно для ваших таинственных планов, для ваших запутанных интриг — успех этого бегства или его провал? Если вы желаете его провала, бороться бесполезно, скажите просто: «Не уезжайте! — и мы останемся, склоним головы и будем ждать удара.
— Брат, — сказал Калиостро, — если бы по воле Всевышнего, начертавшего мой путь, мне пришлось нанести удар тем, кто дорог твоему сердцу, или тем, кому покровительствует твой светлый ум, я остался бы в тени и молил бы ту сверхчеловеческую силу, которой я повинуюсь, только об одном чтобы ты не узнал, чья рука нанесла удар. Нет, хоть я пришел не как друг — я, жертва королей, не могу быть им другом, — то и не как враг; с весами в руке я пришел к тебе и говорю: «Я взвесил судьбу последнего Бурбона и не считаю, что его смерть послужит спасению нашего дела. И Боже меня сохрани, меня, который, подобно Пифагору, едва признает за собою право распоряжаться жизнью последнего насекомого, в неразумии своем покуситься на жизнь человека, венца творения!» Более того, я пришел не только сказать тебе: «Я сохраню нейтралитет., но и добавить: „Нужна ли тебе моя помощь? Я готов помочь.“
Жильбер снова попытался заглянуть в глубину сердца этого человека.
— Ну, — продолжал тот, вновь напуская на себя насмешливый вид, — вот ты уже и сомневаешься. Послушай, просвещенный человек, разве ты не знаешь истории с копьем Ахилла, которое и ранило, и врачевало? Этим копьем владею я. Разве не может та женщина, что сошла за королеву в аллеях Версаля, с тем же успехом сойти за королеву в покоях Тюильри или на какой-нибудь дороге, ведущей в сторону, противоположную той, по которой следует истинная беглянка? Подумай! Тем, что я предлагаю, отнюдь не следует пренебрегать, милый Жильбер.
— Тогда будьте искренни до конца, граф, и скажите, с какой целью вы делаете мне такое предложение.
— Но это же совсем просто, милый доктор; цель моя состоит в том, чтобы король уехал, чтобы он покинул Францию и дал нам провозгласить республику.
— Республику! — удивился Жильбер.
— А почему бы и нет? — отвечал Калиостро.
— Но, дорогой граф, я смотрю вокруг, озираю всю Францию с юга на север, с востока на запад и не вижу ни одного республиканца.
— Прежде всего, вы ошибаетесь, я вижу целых три: Петиона, Камила Демулена и вашего покорного слугу; их вы можете видеть точно так же, как я; затем я вижу еще и тех, кого вы не замечаете, но увидите, когда им придет пора показаться. А тогда уж предоставьте мне устроить неожиданную развязку, которая вас удивит; но только поймите, мне хотелось бы, чтобы во время этих явных перемен декораций не произошло никаких чрезмерно несчастных случаев. Жертвой таких несчастных случаев всегда оказывается тот, кто руководит театральной машинерией.
Жильбер на мгновение задумался.
Потом, протянув Калиостро руку, сказал:
— Граф, если бы речь шла только обо мне, о моей жизни, чести, репутации, добром имени, я согласился бы в тот же миг; но речь идет о королевстве, о короле, о королеве, о королевском роде, о монархии, и я не могу решать за них. Храните нейтралитет, дорогой граф, вот все, о чем я вас прошу.
Калиостро улыбнулся.
— Да, понимаю, — сказал он, — я человек, связанный с ожерельем!» Что ж, милый Жильбер, этот человек даст вам один совет.
— Тише! — прервал Жильбер. — В дверь позвонили.
— Что за беда! Вы же прекрасно знаете, что это граф де Шарни. Он тоже может выслушать мой совет и воспользоваться им. Входите, граф, входите.
В самом деле, в дверях показался Шарни. Он рассчитывал застать Жильбера одного и, видя постороннего, застыл в беспокойстве и нерешительности.
— Вот мой совет, — продолжал Калиостро, — опасайтесь чересчур дорогих несессеров, чересчур тяжелых карет и чересчур верных портретов. Прощай, Жильбер! Прощайте, граф! И, говоря языком тех, кому, как и вам, я желаю счастливого пути, да хранит вас всемогущий Господь в его неизреченной милости.
И прорицатель, дружески поклонившись Жильберу и любезно — Шарни, удалился, провожаемый тревожным взглядом одного из них и вопросительным другого.
— Доктор, кто этот человек? — спросил Шарни, когда звук его шагов затих на лестнице.
— Один из моих друзей, — отвечал Жильбер, — человек, который знает все, но дал мне слово, что не выдаст нас.
— Вы мне его назовете?
Жильбер мгновение поколебался.
— Барон Дзаноне, — сказал он.
— Странно, — заметил Шарни. — Это имя мне не знакомо, а между тем, мне кажется, я знаю его в лицо. Подорожная у вас, доктор?
— Вот она, граф.
Шарни взял подорожную, поспешно развернул и, с головой уйдя в изучение этого документа, которому придавал такую важность, забыл, очевидно, на время обо всем, включая барона Дзаноне.
Глава 20. ВЕЧЕР ДВАДЦАТОГО ИЮНЯ
Теперь посмотрим, что происходило вечером двадцатого июня, с девяти часов до полуночи, в разных точках столицы.
Заговорщики недаром опасались г-жи де Рошрель; хотя ее дежурство кончилось одиннадцатого числа, она что-то заподозрила, нашла способ вернуться во дворец и обнаружила, что бриллианты королевы исчезли, хотя футляры по-прежнему на месте; в самом деле, Мария Антуанетта доверила бриллианты своему парикмахеру Леонару, который должен был уехать двадцатого вечером, за несколько часов до своей августейшей повелительницы, вместе с г-ном де Шуазелем, начальником первого отряда солдат, которому полагалось разместиться в Пон-де-Сомвеле; кроме того, г-ну де Шуазелю была поручена подстава в Варенне, которую он должен был обеспечить шестеркой добрых лошадей, и теперь он ждал у себя дома, на улице Артуа, последних приказов от короля и королевы. Быть может, обременять г-на де Шуазеля мэтром Леонаром было слегка нескромно, а везти с собой парикмахера не вполне благоразумно; но где найти за границей такого художника, чтобы сумел создавать те восхитительные прически, которые шутя делал Леонар? Что вы хотите! Нелегко отказаться от гениального парикмахера!
