Александр Дюма - Сальтеадор
Я вызвался стать главарем. Они согласились.
Остальное вы уже знаете.
— А вам удалось повидаться с матушкой? — спросила донья Флор.
— Благодарю вас, сеньора. Вы еще считаете меня человеком.
Девушка опустила глаза.
— Да, удалось, — продолжал Сальтеадор, — я виделся с ней не один, а десять, двадцать раз. Только она одна — моя мать — связывает меня с этим миром. Раз в месяц, не намечая определенного дня, ибо все зависит от бдительного надзора, установленного за нами, итак, раз в месяц с наступлением ночи я спускаюсь с вершин и в одеянии горца, закутавшись в широкий плащ, пробираюсь в город невидимкой, никем не узнаваемый, пересекаю площадь и проникаю в отчий дом: он для меня особенно дорог с той поры, когда я стал изгнанником. Я поднимаюсь по лестнице, отворяю дверь в спальню матушки, крадучись приближаюсь к ней и бужу ее, целуя в лоб.
Я сажусь на ее постель и всю ночь, как во времена детства, держу ее за руку, прильнув головой к ее груди.
Так проходит ночь; мы говорим о прошлом, о тех временах, когда я был невинен и счастлив. Она целует меня, и тогда мне кажется, что ее поцелуй примиряет меня с жизнью, людьми и Богом.
— О отец! — воскликнула донья Флор, вытирая катящиеся по щекам слезы.
— Ну что ж, — проговорил старик, — вы увидите свою мать не только ночью, украдкой, но при свете дня, на глазах у всех. Ручаюсь вам честью дворянина.
— О, как вы добры! Вы безмерно добры, отец! — повторяла донья Флор, целуя дона Иньиго.
— Дон Фернандо, — вдруг с тревогой заговорила цыганка, — я должна сообщить вам важную весть. Выслушайте же меня, Бога ради, выслушайте!
Но и на этот раз он повелительным жестом приказал ей подождать.
— Итак, мы вас покидаем, сеньор, — произнес дон Иньиго, — и увезем самые лучшие воспоминания о вас.
— Значит, вы меня прощаете? — сказал Сальтеадор, охваченный каким-то неизъяснимым, теплым чувством к дону Иньиго.
— Не только прощаем, но почитаем себя обязанными вам, и я надеюсь, что с Божьей помощью докажу вам свою признательность.
— А вы, сеньора, — смиренно спросил Сальтеадор донью Флор, — разделяете ли вы мнение своего отца?
— О да! — воскликнула донья Флор. — Не знаю только, как выразить вам…
Она осмотрелась, словно искала, что бы подарить молодому человеку в качестве видимого, осязаемого знака благодарности.
Сальтеадор понял ее намерение и, увидев на столе букет, составленный Амаполой по велению дона Рамиро, взял его и подал донье Флор.
Она обменялась взглядом с отцом, словно советуясь с ним, и, когда дон Иньиго одобрительно кивнул ей, вынула из букета цветок.
То был анемон — символ печали.
Донья Флор протянула его Сальтеадору.
— Отец обещал отплатить вам добром, а это от меня.
Сальтеадор взял цветок, почтительно поднес его к губам и спрятал на груди, прикрыв курткой.
— До свидания, — попрощался дон Иньиго. — Смею вас уверить заранее — до скорого свидания.
— Поступайте как подскажет ваше доброе сердце, сеньор. И да поможет вам милосердный Бог!
Затем он повысил голос и произнес:
— Вы свободны. Идите, и пусть всякий, кто встретится на вашем пути, отойдет на десять шагов от вас. Не то он будет убит.
Дон Иньиго и его дочь покинули харчевню. Сальтеадор, не двигаясь с места, следил за ними из окна, выходящего во двор, увидел, как они сели на своих мулов и пустились в путь.
Тогда молодой человек взял цветок, спрятанный на груди, и еще раз поцеловал с чувством, не вызывавшим сомнений.
И тут кто-то тихонько положил ему руку на плечо.
Это была Хинеста. Легкая, как птица, она бесшумно впорхнула через окно в комнату и теперь, когда дон Иньиго и донья Флор уехали, требовала внимания, которое Сальтеадор не хотел ей уделить в их присутствии.
Она была бледна как смерть.
— Что тебе нужно? — спросил Сальтеадор.
— Слушай же: вот-вот появятся королевские солдаты. Они уже в четверти льё отсюда. Не пройдет и десяти минут, как они нападут на тебя.
— Ты в этом уверена, Хинеста? — спросил Сальтеадор, нахмурив брови.
Не успел он договорить, как раздался грохот выстрелов.
— Вот ты и сам слышишь, — отвечала Хинеста.
— К оружию! — крикнул Сальтеадор, выбегая во двор. — К оружию!
IX
ДУБ ДОНЬИ МЕРСЕДЕС
Вот что произошло.
Дон Иньиго рассказывал, что недалеко от Альгамы они повстречали отряд королевских войск; с начальником его он был хорошо знаком.
Разбойники, как мы уже говорили, с хохотом вспоминали, что отряд прошел здесь накануне.
Отряду почти в четыреста человек было приказано обшарить горы и во что бы то ни стало очистить их от разбойничьих шаек.
Назначена была награда — сто филиппдоров за каждого захваченного бандита, живого или мертвого, и тысяча — за главаря.
Король дон Карлос поклялся, что уничтожит разбой в Испании, будет гнать бандитов с горы на гору, пока не столкнет в море.
За два с половиной года, с того дня как он вступил в Испанию, он настойчиво преследовал свою цель — а упрямство, как известно, было одной из отличительных черт его характера — и загнал последних бандитов в горы Сьерры-Невады, прижатые к морю.
Воля его, таким образом, близка была к осуществлению.
Накануне начальник отряда был вполне удовлетворен осмотром дороги: ему не попалось ничего подозрительного, ничто не привлекло его внимания, кроме постоялого двора, у дверей которого отряд остановился, чтобы освежиться. Там были только хозяин и обычные посетители андалусской харчевни; у хозяина было открытое лицо, приветливый нрав, он был сговорчивее владельцев других подобных заведений, и ничто не указывало, что здесь разбойничий притон, поэтому начальник дал приказ продолжать путь, и отряд отправился дальше.
До самой Альгамы не было обнаружено ничего приметного, кроме крестов, стоявших у обочины дороги, но такие кресты столь обычны в Испании, что солдаты не обратили на них ровно никакого внимания.
Однако в Альгаме начальник отряда навел справки; его уведомили, что необходимо сосредоточить все внимание на харчевне «У мавританского короля», поскольку именно в ней находятся главные силы разбойников, там их убежище.
И начальник карательного отряда, не теряя времени, приказал своим людям повернуть обратно и следовать за ним.
От Альгамы до харчевни «У мавританского короля» было шесть льё; солдаты уже проделали полпути, когда увидели, что к ним приближается раненый и истекающий кровью слуга дона Иньиго. Взывая о помощи, верхом на муле он мчался отчаянным галопом.
Он-то и рассказал обо всем, что случилось.
