Мишель Зевако - Сын шевалье
И Каркань притаился в сторонке.
Через несколько минут байи со стражниками вышли из тюрьмы и побрели потихоньку назад на Монмартр. Сен-Жюльен достал из-под плаща довольно толстый кошелек и кинул своим разбойникам. Те, в один миг поделив деньги, разбежались кто куда. Их дело было сделано.
Сен-Жюльен подождал, пока все они скроются из виду, зашел в тупичок и постучал в дверь тюрьмы. Отворилось окошко; оттуда показалась чья-то отталкивающая физиономия. Сен-Жюльен предъявил привратнику какую-то бумагу, и дверь тотчас отворилась. Он вошел внутрь.
Каркань последовал за ним в тупик и долго стоял у ворот тюрьмы, о чем-то размышляя. Вот что он в конце концов надумал:
— Постараюсь узнать, что стало с Эскаргасом и Гренгаем, а потом расскажу все господину Жеану.
И ушел.
Бертиль и Перетту заперли вместе. Камера оказалась сравнительно удобной: две табуретки, столик. Тюремщик, который провел их сюда, специально обратил внимание девушек на роскошную обстановку — в других камерах, кроме соломенной подстилки, не было ничего, а кое-где — и вовсе голый пол. Так что молодые узницы должны были за счастье почитать такие условия.
Но девушки радовались единственно тому, что их не разлучили. Ведь вдвоем и в темнице легче…
Впрочем, Бертиль особенно не беспокоилась. Им страшен один Кончини, объясняла она Перетте. Но арестовал их не Кончини — это уже известно. Значит, они скоро выйдут отсюда: их выручит или Жеан, или господин де Пардальян, а на худой конец она сама напишет королю, и уж он-то заставит аббатису отпустить арестанток.
Наступил вечер. Девушкам подали ужин — конечно, скудный, но все же не просто черствый хлеб с водой, как большинству заключенных. Бертиль через силу заставила себя поесть; Перетта, с утра чувствовавшая недомогание, смогла только выпить глоточек вина, да и то по настоятельной просьбе подруги.
Девушки легли спать. На самом деле Бертиль была совсем не так спокойна, как хотела показать Перетте. Это была не ее тайна и потому она скрыла от приятельницы то, что узнала не так давно от шевалье де Пардальяна: аббатиса — лишь орудие в руках гораздо более могущественных сил. Итак, ее лишь для отвода глаз держат в монастырской тюрьме.
И нет сомнения: новый арест тоже связан с кладом и бумагами, относящимися к нему. Рано или поздно грабители, что с остервенением пытаются найти сокровище, поймут: их обманули. Тогда они уже не отпустят Бертиль, пока она не скажет все, что знает, или не отдаст настоящие документы.
Значит, ей придется выдержать долгое — может быть, пожизненное — заключение, не говоря уже о муках и пытках: если у нее захотят выведать чужой секрет, без пыток, конечно, не обойдется.
Итак, будущее рисовалось ей в очень мрачных тонах; много отваги от нее требовалось, чтобы сохранять перед Переттой вид спокойствия и уверенности.
Главное было — не попасться в лапы Кончини. Его Бертиль боялась более всего, ибо он нес с собой ее позор и бесчестие. Она, конечно, знала, что Пардальян горы свернет, лишь бы выручить ее из беды, да и Жеан не будет сидеть сложа руки. Но надо как-то дать им знать о своей участи…
Короче говоря, заботило ее очень многое… но все же Бертиль заснула сразу, как только легла.
Зато Перетта, хотя ни о чем подобном и не подозревала, долго еще вертелась из-за бессонницы с боку на бок, пока, наконец, не погрузилась в тяжелый сон с кошмарными сновидениями.
И вот каков был ее самый жуткий сон.
Перетте снилось: она лежит мертвая на своей койке, но при этом ясно видит стену у себя в ногах. Вдруг стена раздвинулась, камера осветилась бледным светом и вошли два монаха в опущенных капюшонах. Один монах взял ее за руку и тут же отпустил. Рука упала тяжело, как каменная. Перетта нисколько не удивилась: она ведь была мертва…
— Спят! — сказал монах вполголоса.
Стена перед Переттой сомкнулась. Монахи подхватили Бертиль прямо на простыне; один из них подошел к изголовью и что-то поискал за койкой. Раздался щелчок, и стена вновь раскрылась. Монахи вынесли Бертиль; стена сомкнулась, и стало опять темно.
Перетта изо всех сил пыталась пошевелиться, проснуться, позвать на помощь, но ее тело точно налилось свинцом и не слушалось. Так прошло довольно много времени.
Вдруг заскрипел засов, и дверь — единственная дверь в камере — отворилась. Опять вошли два монаха — быть может, те же самые, приблизились к Перетте и подняли ее, завернув в простыню, как и Бертиль. За ними шел тюремщик с фонарем,
Перетту вынесли в коридор; тюремщик запер дверь камеры. Почти что прямо напротив была лестница. Монахи поднялись этажом выше и повернули направо; тюремщик открыл первую дверь в коридоре. Перетта почувствовала, как ее кладут на пол, на солому. Три призрака — монахи и тюремщик — растворились; девушка очутилась в полнейшей тьме.
Через несколько секунд дверь опять открылась и вошел тюремщик — один — со свертком. Перетта узнала, что это: ее одежда. Тюремщик бросил сверток к ее ногам и тихонько вышел вон. Вновь вокруг стало темным-темно… но, к счастью, окончился и кошмар: Перетта уже ничего не видела и не слышала.
Когда она проснулась, утренний свет проникал в ее камеру через узенькую щель в стене, забранную крепкой решеткой. Голова у Перетты гудела. Изумленно осмотревшись вокруг, девушка увидела: она лежит на соломе, а в ногах в беспорядке валяется ее одежда.
Перетта обвела взглядом камеру и не узнала ее: это был самый настоящий застенок — грязный, черный; зловоние словно источалось из стен. Длина камеры была всего шагов шесть, ширина — три шага, К счастью, маленькое окошко давало довольно света и свежего воздуха, иначе тошнотворный запах стал бы совершенно невыносим. Никакой мебели — даже низенькой табуреточки. В углу помещается кувшин с водой, на нем — краюшка хлеба.
Перетта разрыдалась.
— Боже, значит, это был не сон! Бедная мадемуазель Бертиль! Бедный Жеан!
Она по праву могла бы еще сказать: бедная Перетта!
Но о себе она не думала.
Глава 69
ЛЕОНОРА ТОРЖЕСТВУЕТ
Сен-Жюльен вышел из тюрьмы монмартрских монахинь часа в четыре пополудни и стал дожидаться шести вечера. В этот час он должен был явиться к Леоноре Галигаи: синьора знала, что мужа дома не будет.
К королевской камерфрау его проводили немедленно.
— Удалось? — спросила Леонора не без некоторого беспокойства. — Готово?
— Готово, сударыня!
— И он, и она?
— Точно так!
Леонора довольно улыбнулась, и при виде этой улыбки Сен-Жюльен, не сводивший с Леоноры глаз, просиял: он представил себе, что ждет его ненавистного врага…
Леонора удобно устроилась в кресле и спокойным голосом стала расспрашивать:
— Ну что ж, говорите. Сперва о девице.
