"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Больше его волновало другое: как много Один Святославу открыл о перемещениях меча?

Но был здесь еще один человек, которого блеск древнего золота поразил молнией. Отец Теодор рухнул на колени и застонал, простирая руки к кровле. Перед отъездом Святослав велел переправить его к матери: у Эльги на дворе христианину будет спокойнее. Поначалу осиротевшего диакона оставили в покое, он только ел и спал; когда пришел в себя, Эльга позвала его, чтобы утешить и расспросить, что собирается делать дальше. Теперь же отец Теодор выкрикивал что-то бессвязное, то на латыни, то на саксонском наречии, и удавалось разобрать только слово «бог». Под конец он рухнул лицом вниз и так замер.

Эльга беспомощно взглянула на Торлейва, и тот тяжело вздохнул.

– Отец Теодор! – Присев возле диакона, Торлейв осторожно тронул его за плечо. – Вставай, не пугай госпожу! Что с тобой случилось? Тебе ничто не угрожает, не бойся.

С помощью Торлейва отец Теодор поднялся, но поставить на ноги такую тяжесть тот не смог, и диакон сел на пол.

– Прости меня, госпожа, и ты, князь! – слабо забормотал он. – Нет, я не стою вашего прощения… Господь обличил меня, грешного… и еще раз грешного… Явил это золото, и ярче золота горит наша вина… кровь невинного клирика, хоть он и был проклятый схизматик… Тех, кто пролил его кровь, у меня на глазах взяли демоны и унесли в ад… а я, за мои слабости, обличен Богом перед вами, перед земным судом… Не смею молить о прощении… Только Господа, может, он помилует меня, если я покаюсь перед вами… иной надежды у меня нет, ведь я видел воинов ада… слуг сатаны… только божьей милостью они меня не тронули, но теперь я вижу – Господь желает от меня покаяться…

Теперь даже у Святослава вытянулось лицо.

– Этот-то чего задиковал [711]? – ошарашенно пробормотал князь.

На уме у него была встреча с одноглазым, который велел звать себя Хоаром, и он никак не ожидал, что в это дело вмешается диакон римской церкви. Бедный отец Теодор являл собой жалкое зрелище: от всех превратностей он похудел, лицо его оплыло, глаза запали, вид был полубезумный. И только он было начал приходить в себя, решив, что его бог пощадил, как вдруг доказательство всех козней само, Господней волей, вышло на свет!

Мистина сделал знак Торлейву, тот кивнул Вальге, который пришел вместе с Асмундом. Вдвоем они, пыхтя, подняли отца Теодора и усадили на скамью.

– Рассказывай, Тудор! – мягко, но уверенно предложил Мистина. – Вас прислали сюда, чтобы попытаться вытеснить из Киева греческих папасов?

– Это так. – Отец Теодор покаянно кивнул и остался сидеть, свесив голову. – Государь наш Оттон принял императорское достоинство, а это значит, что первейшая его обязанность – просвещать и крестить язычников. Вы, русь, просили у него епископа, но отослали назад Адальберта, потому что здесь уже были греческие клирики, хоть они и схизматики. Государь наш Оттон не мог отказаться от своей обязанности нести вам свет веры. Он приказал архиепископу Вильгельму, брату своему, подумать, как можно вернуть Ругию под власть папского престола в Риме. Нам было приказано разведать, как можно изгнать схизматиков… Но приказы эти получили Куно и Рихер. – Подняв голову, отец Теодор жалобно взглянул на Эльгу. – Отец Гримальд был тяжко болен и стар, он знал, что жить ему недолго, и хотел перед смертью заслужить милость перед Господом, взявшись за такое опасное дело. А я… грехи мои так тяжки, ввиду великих моих слабостей… Меня отец Рудберт, аббат наш у Святого Вита, отправил с ними, дабы отвратить от тяжкого греха… от пагубной склонности…

Эльга милосердно кивнула, понимая, что отец Теодор имеет в виду, но он отважно закончил:

– От пьянства и чревоугодия, за что и раньше не раз я нес покаяния у Святого Вита… Во все их дела я не входил, но ведомо мне, что задумали они напугать твоих людей, госпожа, как будто тот греческий клирик творит черную ворожбу, и сделать надпись на греческом языке, как будто заклинание черной магии… Сам дьявол вкладывал свои мысли в голову Куно – они взаправду вызвали демона, и начал он губить людей… Ту старуху, которая сделала этих сухих тварей… И люди уже озлобились на Ставракия, и дела были близки к успеху… Но тут Бог, или я не знаю кто, послал эту вещь… И снова твой взор, господин, отвернулся от нас и воззрился на схизматика… Рихер и Куно говорили: если князь получит золотой меч, он будет воевать с хазарами. А это выгодно только грекам. То, что на пользу грекам, не на пользу нам, франкам. Они говорили: нужно убрать это игрушку дьявола. Но времени было мало. Это придумал Куно – убить грека и забрать эту вещь. Но что они хотят убить христианского служителя на языческом алтаре, этого я не знал, клянусь святым Витом! Хоть он был и схизматик… Да и что я мог бы сделать…

Отец Теодор снова повесил голову, сжал руки и принялся молиться с такой лихорадочной поспешностью, будто каждое слово было камешком, из которых он возводил стену между собой и бездной гибели.

Пораженный этими открытиями Святослав взглянул на Мистину. Не то чтобы он пожалел о напрасных обвинениях, об этом он сейчас не помнил. Но во взгляде его отражалось доверие и призыв о помощи к человеку, которого он с детства привык считать умнейшим в Киеве.

– Где ваши люди спрятали меч, когда забрали его у грека? – спросил Мистина у отца Теодора.

Этот вопрос все равно будет задан. Так лучше сейчас, пока несчастный диакон путается в словах и мыслях.

– Под каким-то деревом. Где-то в лесу. Я не знаю, я там никогда не был. Знаю только, что потом, после тех гуляний, когда исчезли Куно и с ним Хельмо, Рихер и Вальдо ходили к тому месту следующей ночью, но ничего не нашли.

Все верно: к тому времени до громобоя добрался Торлейв и забрал оттуда завернутый в кожу сук, который там оставила Правена.

– Что они собирались сделать с мечом? – спросил Святослав.

– Я не ведаю, господин. Должно быть, отвезти государю нашему Оттону.

Святослав гневно нахмурился, а у Мистины отлегло от сердца. Похоже, об участии Витляны и о попытке Хельмо перетянуть на свою сторону его самого отец Теодор не знал. А раз так, эти тайны сокрыты навеки… если опять не вмешается некто одноглазый.

– Прости меня, если можешь, господин! – Отец Теодор сполз с лавки и снова повалился на колени. – Моих спутников уже покарал Господь, но мне он изволил оставить мою жалкую жизнь, может быть, желая дать мне время раскаяться и заслужить прощение перед ним… Только о Куно я не ведаю, где он сейчас.

– Как это, ётуна мать? – воскликнул Святослав, Асмунд и Вальга тоже встрепенулись. – А он разве не со всеми порублен был?

Вот это новость – что самый опасный из этих гадов цел и невесть где ползает! В тому времени как сам Святослав увидел тела, приглядываться к ним, пытаясь кого-то узнать, было уже почти бесполезно.

– Нет, господин. Мы его не видели с Ночи Летних Огней. Они были с Хельмо вместе. Потом были у господина Мислислава в плену. А потом Куно убежал, но к нам не приходил. Клянусь Святой Девой, в нашем жилище он не показывался.

– Двое немцев были у тебя в плену? – Святослав воззрился на Мистину.

– Только один, – сознался Мистина. – Хельмо. А второго с той же ночи Купальской в живых не было.

По избе снова пролетел ропот изумления.

– Он пытался убить меня, – объявил Торлейв, видя, что разговор опять вернулся к опасной черте. – Если бы не Агнер, мой бережатый, я бы лежал в лесу с перерезанным горлом.

– Они посмели умышлять на тебя?

Святослав не питал особой привязанности к своему двоюродному брату, но попытка убить такого человека его возмутила. Его кровный родич – не какая-то бабка Плынь!

– И как все было? – спросил Асмунд.

– Я… – Торлейв лихорадочно соображал, о чем можно рассказать, – увидел, как Хельмо тащил куда-то… одну девушку знатного рода. Она кричала. Я подошел к ним и спросил, что это он делает. Девушка вырвалась. Я пошел проводить ее к людям, где она будет безопасна. Когда вернулся, Хельмо там уже не было, зато мои двое бережатых показали мне труп его слуги – как мы тогда думали. Все случилось у меня за спиной, я даже не знал, что был на волосок от смерти. Если позволишь, я позову моих людей, они здесь. И ты все услышишь от них.