"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
Грохот копыт стремительно нарастал, собственная его лошадь забеспокоилась.
– Эй! – Рихер оглянулся к спутникам. – Вы слышите…
Закончить он не успел: с вершины пригорка лавиной обрушился конный отряд. Рихер мгновенно вспомнил этих всадников, в белых кафтанах и ушастых шапках, что способны выпускать по три стрелы одновременно, будто в придачу к двум обычным рукам у них есть еще четыре невидимые. Он помнил это зрелище летящей навстречу лавы – уже семь лет, после битвы на реке Лех, и до сих пор оно тревожило его сны. Но только сейчас не было вокруг одетого в железные панцири войска короля Отто, не было и самого короля, овеянного ратной славой и защищенного божьим благоволением.
Разбитые на Лехе унгарии вернулись из ада – мстить! Рихер оцепенел, не мог даже перекреститься для защиты от дьявольского наваждения: всадники летели молча, лишь гремели копыта по сухой земле. Да и откуда здесь взяться такому войску!
Но это адское видение исторгало поток настоящих железных стрел. Обоз был застигнут на подъеме, на открытом месте, где негде укрыться; никто не успел и понять, что происходит, как жалящий рой обрушился на немцев сверху. Люди и лошади падали, где настиг их этот натиск. Над дорогой взлетели крики боли и ужаса; одни были ранены, другие убиты наповал, а вслед за первой стрелой в ту же жертву впивалась вторая и третья, лишая последнего промелька надежды на спасение. Иные стрелы попадали уже в мертвые тела, но всадники, имея преимущество в числе, могли бить, не выбирая жертв.
Лишь двое-трое из числа слуг, ехавших в конце строя, успели понять: надо спасаться. Но не успели они поворотить коней, как лавина всадников налетела на них; взмыли и опали изогнутые клинки. В действиях всадников виделась слаженность и смертоносный опыт, а еще мстительная ярость, для которой в этом столкновении явно не хватило пищи.
Все избиение заняло несколько мгновений. На дороге остались две телеги, вокруг них – залитые кровью тела. Нападавшие быстро добили раненых людей и животных; из немцев никто не успел взяться за оружие, и ни один из нападавших не получил ни единой раны. Несколько лошадей, оставшихся без ездоков, в ужасе мчались в разные стороны.
Молодой всадник в белом кафтане проехал вдоль разгромленного обоза, проверяя, не дергается ли кто. Но теперь только ветер шевелил волосы трупов и гривы мертвых лошадей.
– Лошадька жаль! – пробормотал он. – Эз аз, кёсёнём а надь эгнек! Кес ван, дьерюнк! [708]
Ничего более не трогая, отряд развернулся и мигом скрылся за холмом.
Когда затих топот копыт, поклажа в телеге зашевелилась и показалось заспанное, опухшее, изумленное лицо отца Теодора. Спящий среди тюков, укрытый плащом, он сам был похож на тюк; даже не дернувшись во время стремительного избиения, он не дал заподозрить в себе живое существо. Теперь же он выпученными глазами озирал представшее перед ним жуткое зрелище. С похмелья шла кругом голова, и все это диакон посчитал за бред.
– Домини Йезу… – бормотал он, пытаясь перекреститься, но пухлая рука падала.
С трудом отец Теодор выбрался с телеги и рухнул на колени возле ближайшего трупа. Коснулся лужи крови, поднес руку к лицу… и повалился наземь без памяти. Видал он и раньше похмельные сны, но таких жутких – нет.
У витичевского воеводы Тормара выдались беспокойные дни. Однажды вечером его две дочки, явившись домой с почти пустыми лукошками, неохотно признались, что еще с полудня потеряли из виду Витляну. То есть в полдень они сообразили, что уже давно ее не видели. Сначала думали, что она где-то за кустом целуется со своим угрином, и не совались искать, чтобы не увидеть чего лишнего. Потом стали искать и звать. Подумали, что угрин увез ее прокатиться на своем коне – такое уже случалось. Потом стали думать, что она уже ушла домой, потеряв их, и они застанут ее в Витичеве. Но эти надежды не оправдались, и оставалось немедленно донести о пропаже отцу.
Побранив дочек, Тормар послал отроков в Угорское, почти уверенный, что Витляна со своим парнем, там или где-то еще. Тревожился: если дело у этих двоих зашло так далеко, то как бы Мистина с него не спросил за недосмотр… а он, что ли, ей нянька?
Но дело обернулось еще хуже. Отроки вернулись с вытаращенными глазами: угров нет! Белые войлочные дома стоят на месте, возле них пасутся овцы и бродит пять-шесть десятков лошадей, назначенных к продаже, а самих угров и их ездовых лошадей нет! Отроки обошли хазы, но ни Витляны, ни еще кого-то не отыскали. Исчезло оружие, самая дорогая утварь. Угры ушли, прихватив только то имущество, которое можно навьючить на лошадей. И, разумеется, серебро, вырученное за уже проданных.
При этом известии Тормара прошиб холодный пот. Угры могли делать что им угодно, но раз одновременно с ними исчезла и Витляна… Воеводская дочь похищена, похитители сбежали – никак иначе это понять было невозможно.
Однако уже наступила ночь, кладя конец любым попыткам что-то сделать. Утром Тормар снова послал в угорский стан – там ничего не изменилось.
– Свенельдич меня убьет… – бормотал старый воевода. – Надо ж было так опростоволоситься! Но она девка взрослая – за ногу мне, что ли, было ее привязывать?
– Да не твоя печаль! – отрезала его жена. – Свенельдич сам здесь был, что его дочка с угрином круги водит – знал. Коли ему то не по нраву, забирал бы ее домой. Мы ей в бережатые не нанимались!
Послав один отряд на юг, другой на запад, чтобы поискали следы беглецов, еще двоих отроков Тормар отправил в Киев, к Мистине.
Однако до Мистины гонцы доехали не сразу… На полпути им предстало жуткое зрелище: посреди дороги в распадке вокруг двух телег валяется куча трупов, изрубленные, убитые стрелами люди и лошади. Стояла вонь, над засохшей кровью вились тучи мух, а кое-где из трупов уже были выгрызены куски: лисы и хори не упустили случая поживиться. Во́роны перелетали с одного тела на другое, клевали мертвые глаза.
Пока два отрока, судорожно сглатывая, пытались понять, что произошло, один труп в стороне от прочих дернулся и приподнялся. Обоим отрокам срочно понадобилось переменить портки. Восставший из мертвых, средних лет толстяк с растрепанными волосами, со светлой щетиной на пухлых, но словно опавших щеках, жалобно восклицал что-то непонятное и простирал руки к небу. Не сразу отроки смогли поверить, что он все-таки живой и даже не ранен. Толстяк говорил на славянском, но у него заплетался язык. Выяснилось, что здесь лежит то самое посольство Оттона, о котором Мстислав Свенельдич рассказывал Тормару. От киевского воеводы был гонец с предупреждением, что немцы приедут, но, отвлекшись на исчезновение Витляны, об этом Тормар забыл.
Прополоскав в Днепре и тщательно отжав портки, отроки разделились: один поехал назад в Витичев, другой, посадив позади себя отца Теодора, пустился к Киеву. Под двойным грузом конь шел небыстро, и попал он туда только на следующий день.
Поставленный перед князем, отец Теодор молился и бормотал о демонах, которые вихрем пронеслись над дорогой и погубили разом всех. В этом он был полностью убежден, рассказывал про слышанный им адский вой и запах серы. Даже видел демонов с черными крыльями, изогнутыми козлиными рогами и копытами. Но отроки показали князю несколько стрел, вынутых из трупа, – стрелы были обычные, железные, угорской работы. Зная от того же отрока о внезапном исчезновении угров из-под Витичева, Святослав без труда связал два конца. Угры и немцы ненавидели друг друга, а после битвы на реке Лех угры имели причину для мести. О том, что Оттоновы послы приедут в Витичев, там знали от гонца Мистины, а в угорский стан эта новость могла попасть через его же дочь. То, что Витляна исчезла тоже, подтверждало возможную связь.
По Киеву опять полетел слух про беса Ротемидия – вырвался из волотовой могилы и сгубил Оттоновых послов, как раньше сгубил отца Ставракия. Как видно, уж очень не любит крещеных…
В тот же день, как были получены эти вести, Святослав с дружиной выехал к месту побоища.