"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Глядя ему в глаза, Прияна покачала головой.

– Послушай! – Торлейв мягко сжал ее руку. – Если князь не получит этот меч, он вынудит Свенельдичей из Киева уйти. И для Эльги будет горе, и мы все… ничего хорошего не дождемся. При Святославе хорошо жить будет Игморова братия, а мы, родня… как бы вслед за Улебом не стали для него лишними. Особенно я. Он ведь знает, что Свенельдич меня почти как сына вырастил…

– Я не позволю изгнать тебя! – горячо зашептала Прияслава. Игморову братию, шумливую и неумную, она и сама недолюбливала, но благоразумно молчала. – Если Святша и вздумает, напомню, чем он тебе обязан.

– Не желает он быть никому обязанным, – совсем тихо ответил Торлейв, придвинувшись к ней почти вплотную. Его бедро прижалось к ее бедру, и она ощутила это как приятно-волнующее и тем опасное неудобство. – В том-то и беда. Пока Свенельдич в силе, князь своим двором правит, Святой горы не трогает. Но останься Эльга без опоры… Князь желает на хазар идти, но это дело долгое. Киев на кого ему покинуть? Всю землю? На тебя только. Сможешь ты год, два землей Русской одна править? У Эльги были и Мистина, и Асмунд, и мой отец, своими щитами ее укрывали, своими мечами укрепляли. А тебе суденицы и братьев-то не послали.

До этого Прияне не приходило в голову, что она может остаться одна на киевском столе, пусть и временно. В двадцать два года женщине править такой державой! Да еще когда самые боевитые мужчины уйдут на Итиль, за тридевять земель! Прияна родилась княжеской дочерью, но ее не растили в мысли, что ей придется взять власть. Напротив, глазами ее был пример матери, которая через силу вынудила себя покоряться ненавистному мужу, и властного отца, который слушал только свою мать, но не жену. Может, лет через тридцать, когда Ярик станет зрелым мужем, а она – мудрой старухой вроде Рагноры… Но сейчас, через год, через два!

– Что нужно… чего ты хочешь от меня?

Прияна понимала: Торлейв не просто так затеял ее пугать.

Он глубоко вдохнул. Сжал ее руку, взглянул в глаза и задержал взгляд.

– Сделаешь кое-что… для меня?

– Знаешь, что я тебе скажу… – вполголоса начал Мистина, когда вчера они вдвоем вышли от Эльги.

– Кажется, знаю, – так же тихо и мнимо-безразлично ответил Торлейв.

У него было чувство натянутой нити, обрыв которой обрушит что-то тяжелое. Он не просто вмешался в тайные ковы с далеко идущими последствиями. Мистина намекал на самое тонкое орудие эти ков, даже говорить о котором было трудно и опасно. Но не зря Торлейв с шести лет учился понимать Мистину.

– Очень осторожно… – шепнул Мистина так, будто сам шепот мог повредить ту нить. – Не спеши. Не сейчас. Но если такое возможно… это должен быть ты.

Торлейв был уверен: в ту зиму он помог Прияне вернуться в Киев не для того, чтобы ее сгубить. При мысли о ней что-то шевелилось в сердце, будто его касался солнечный зайчик, и он менее всего хотел ей вреда и огорчения. Он хотел лишь, чтобы и в ней поселился этот зайчик, чтобы это луч, невидимый больше никому, связал их воедино, и тем самым в стане Святослава у них появился союзник, сильнее которого быть нельзя. Не для того чтобы вредить князю, чур меня. Просто чтобы не дать ему повредить ближикам Эльги. Для такого дела Мистина был уже стар, но не зря он пятнадцать лет растил племянника Эльги и Уты, сочтя его самым многообещающим из молодой поросли.

– Если он только заподозрит, что ты подкатываешь ради похоти, то снесет голову тебе, – тихо продолжал Мистина. – Если ради этих дел – то нам обоим. Так что… не подставляйся.

Торлейва наполняло странное чувство: стыд смешанный с гордостью. Женская любовь давалась ему легко, и он знал свою силу, но стыдился применять, чтобы обрести влияние на Святослава через молодую княгиню. Использовать Пряну как орудие… что еще и не просто, она ведь не глупа. Она доверяет ему… Торлейв колебался, не зная, решится ли использовать это доверие… или такая попытка отравит все хорошее, что между ними едва теплится.

– Для тебя?

Голос Прияны слегка дрогнул. В сердце ее тлела некая слабость к Торлейву, и чем больше он мужал, тем быстрее эта слабость обретала силу. В ту зиму, когда он прискакал к ней в Свинческ, она видела в нем младшего брата мужа, мягкого сердцем и способного ее пожалеть. С тех пор он стал мужчиной, о котором много болтали ее служанки; она видела, что он красивее всех в Киеве, а его взгляд, устремленный ей в глаза, был радостным и добрым. Но эта доброта казалась Прияне опасной, и душу кольнуло беспокойство.

– Для Эльги. Для мира и покоя в Киеве. А князю это только на пользу пойдет. Он ведь хочет получить Хилоусов меч?

– Он только того и хочет! – не без досады подтвердила Прияслава. – Что нужно сделать?

– Всего лишь передать Святославу, где теперь его сокровище, не выдавая, откуда знаешь.

– А ты знаешь? – Прияна подалась к нему, так близко, что почти коснулась носом его носа, будто таким путем желая выудить ответ.

Торлейв тихо засмеялся. Она делала то же самое – пыталась его подчинить.

– Я хочу, чтобы князь узнал об этом. Но не через меня. Ты сумеешь передать ему, меня не выдав?

– Это проще простого! – Прияна отодвинулась. – Мне скажет бронзовый молот. Но кого ты собираешься выдать?

Ее взгляд стал сосредоточенным. Она уловила запах ков, знакомый с детства, проведенного под властью отца и бабки. Хилоусов меч ведь не сам ушел, и отец Ставракий не сам себя зарезал. У кого меч найдется – тот и будет во всем виноват.

– Никого. Князь найдет его сам. Ты должна будешь лишь направить его к нужному месту. Это никому не причинит вреда. Я этого и хочу – чтобы никому урона не было.

– О Свенельдичах заботишься?

– Они должны остаться в Киеве, когда твой отважный муж пойдет на хазар. Статочно, мир с ними и будет условием.

– Так все-таки он у Свенельдича? – прошептала Прияна.

– Я этого не говорил. И грека зарезали не они.

– Так кто же его зарезал?

– Кто зарезал – тот ответит. Если ты мне поможешь.

– Если ты мне все расскажешь. – Прияна твердо смотрела ему в глаза, давая понять, что она не размякшая дурочка.

– Расскажу. Но не сейчас, а когда все уляжется. Пока лишь… Вот если бы тебе явилась во сне старая королева Рагнора и пообещал, что к Перунову дню Хилоусов меч будет у Святослава в руках…

– А он будет?

– Если все пройдет без помех – будет. – Торлейв тронул рукоять скрама, свой лоб и оба глаза, заменяя этим словесную клятву.

В глазах Прияны, устремленных на него, разгоралось воодушевление, даже торжество. Ей было не привыкать к высокому положению. Со стороны отца и матери она принадлежала к старинным правящим родам. Эльга взяла ее в жены сыну в ту пору, когда собиралась принять крещение и искала ту, которой сможет передать священные обязанности княгини киевской, и Прияслава подходила для этого наилучшим образом. Уже несколько лет она держала в руках женскую священную власть, служа для киян земным воплощением богини Мокоши, но сейчас впервые прикоснулась к иной, тайной власти, которая осуществляется не с вершины Святой горы по святым дням, а в тишине, течет сокрыто, подобно придонным струям глубокой реки. Она знала, что такой властью обладает Эльга, а того больше – Мистина. И вот хотя бы одна из этих тайных струй потекла в ее руки.

Прияслава была предана мужу, но уже пережила его предательство. С первого дня она знала: жизнь со Святославом не принесет ей спокойного счастья, это будет вечный бой. И вот ей предлагали оружие и опору более существенную, чем дает родство.

Глядя ей в глаза, Торлейв со значением подмигнул: идет уговор? Прияна глубоко вдохнула, осознавая важность этого мига. Потом потянулась к нему и нежно поцеловала в губы – не со страстью, а только налагая печать своего согласия.

Торлейв закрыл глаза; закружилась голова от острого чувства какого-то перелома. Но Прияслава не дала ему времени ответить – встала и метнулась к двери, только край длинного шелкового убруса мелькнул перед глазами крылом улетающей лебеди.