Клауде Куени - Друид
Я остался в Галлии. В душе я желал Цезарю потерпеть поражение и надеялся, что он умрет жестокой смертью на таинственном острове. Он отобрал у меня Ванду, а Криксос, отправившийся вслед за ней, так и не вернулся. После той злополучной ночи Цезарь ни разу не заговорил со мной. А ведь ради него я сжег все мосты, связывавшие меня с моим кельтским прошлым, и стал его друидом! Теперь же он отвернулся от меня и бросил на произвол судьбы.
Галла Коммия Цезарь сделал царем атребатов[76], поскольку тот выразил согласие отправиться со своими войсками в Британию и выступить в роли разведчика во время этой экспедиции Цезаря. Однако сразу же после высадки на остров Коммия взяли в плен. После этого инцидента ни один римский офицер так и не отважился отправиться вглубь земель живущих там племен. Британцы собрали свои войска на побережье, но Цезарь и не думал отступать. Снарядив восемьдесят транспортных кораблей, на которые было погружено снаряжение и два легиона, он вышел в море из Порта Итиуса и через некоторое время, преодолев множество трудностей, высадился на острове. Проконсулу удалось одержать победу над отдельными немногочисленными племенами, но он не решился продвинуться вглубь Британии, поскольку разведчики сообщили, что там собралось огромное войско. Цезарь принял решение покинуть остров.
Однако ему удалось осуществить высадку на остров, и это стало настоящей сенсацией столетия в Риме. Почему-то римляне считали данную экспедицию невероятно успешной и восхищались Цезарем так, словно ему удалось на орле долететь до Луны и пройтись по ее поверхности, оставив в вековой пыли отпечатки своих сандалий. Однажды, едва переступив порог канцелярии, Гай Оппий заявил, что Цезарь войдет в историю как один из самых великих полководцев уже благодаря тому, что построил мост через Ренус и высадился с римскими войсками в Британии. Однако боги, похоже, на какое-то время отвернулись от честолюбивого Юлия, постоянно испытывавшего их терпение. Цезарь застрял на острове, поскольку шторма разрушили большую часть транспортных кораблей, которые должны были находиться в полной исправности к началу осенней непогоды. Услышав эту новость, я наполнил огромный кубок фалернским и закрылся в своей палатке с Люсией. Я праздновал поражение Цезаря, медленно напиваясь до беспамятства. У меня не возникало ни малейших сомнений в том, что проконсул не сможет пережить зиму в Британии. Он должен был погибнуть бесславной смертью от голода и холода на этом таинственном острове, о котором сложили столько легенд и преданий.
Но легионеры отремонтировали корабли, а боги смилостивились над Цезарем и заставили море успокоиться. Шторма прекратились. Как всегда, в решающий момент боги решили поддержать Юлия и помогли ему целым и невредимым вернуться в земли кельтов.
Едва высадившись на побережье Галлии, проконсул отдал приказ начать строительство новых, более надежных кораблей. В следующем году он собирался осуществить масштабное вторжение на остров и не хотел, чтобы шторма помешали его планам. Казалось, ничто не может остановить Цезаря на его пути. Я был уверен, что он обязательно нападет на германские племена, после того как покорит Британию.
Но на тот момент Германия и Британия оставались свободными территориями, на которых римляне пока не одержали решающих побед. Даже в Галлии, которая, казалось, смирилась со своей участью, время от времени вспыхивали восстания. Но после удачного возвращения с Британского острова Цезарь понимал, что уже никто и ничто не сможет ему помешать, ведь боги в очередной раздали знать проконсулу, что они на его стороне. Даже враги Цезаря понимали это.
Я был вынужден следовать туда, куда направлялись легионы, и поэтому отправился с римскими войсками на север, в земли белгов. Зимние вечера казались бесконечно длинными, от лютого холода ничто не спасало. Закончив дела в канцелярии, я часто часами лежал с Люсией на своей медвежьей шкуре и думал о Ванде. Порой мне казалось, что даже моя собака скучает по ней, потому что Люсия всегда выбирала то место, где обычно лежала Ванда. Если бы не Люсия, то я наверняка наложил бы на себя руки. Жизнь потеряла бы для меня всякий смысл, если бы боги отняли у меня и ее тоже. В лагере легиона находилось все меньше желающих составить мне компанию за кубком вина. Нет, никто меня ни в чем не упрекал, но офицеры и простые легионеры избегали меня. На первый взгляд могло показаться, что Авл Гирт и Гай Оппий относятся ко мне так же, как и прежде, но я отдавал себе отчет, что это не та дружба, которая связывала нас раньше. Сейчас она больше походила на притворство. В моих снах эти двое часто превращались в деревья без листвы, которые протягивали ко мне свои голые сухие ветви, покрытые льдом. Они были рядом, но в то же время я прекрасно понимал, что остался совершенно один. Я думаю, что одиночество ощущается гораздо сильнее, когда ты находишься в обществе других людей, которые избегают общения с тобой. Если бы я был отшельником и жил в какой-нибудь глуши, никого не видя целыми месяцами, то наверняка перенес бы такое испытание гораздо легче. Окружающие каждое мгновенье напоминали мне, что все могло бы быть иначе, если бы обстоятельства сложились по-другому.
Возможно, я сам отвернулся от тех, с кем раньше с таким Удовольствием проводил время. Иногда я подолгу думал о Криксосе. В канцелярии я рассказал всем, что дал ему поручение продать весь купленный мною янтарь, и только после этого возвращаться. Наверняка все думали, будто мой раб сбежал. Я видел это по насмешливым взглядам. Но я в это не верил. Я был убежден, что однажды Криксос вернется вместе с Вандой. У меня не было даже тени сомнения в том, что настанет день, когда Криксос войдет в мою палатку. Ведь любой кельт знал, где именно в Галлии расположен лагерь римских легионов. Я же был вынужден служить в канцелярии еще несколько лет и всюду следовать за войсками Цезаря, куда бы они ни направились.
Сначала новости из Рима наполнили мою душу радостью, потому что я узнал о бедах, которые обрушились на голову Цезаря. Катон требовал от сената выдать проконсула варварам. Он обвинял Цезаря в том, что тот нарушил нормы действующего права, запятнав тем самым честь всего римского народа. Многие поддерживали эти обвинения, заявляя, что ни один римлянин не может безнаказанно поступать так, как поступил Цезарь. Он отдал приказ взять в плен послов, нарушив тем самым все существующие законы, и должен был понести за это преступление тяжелое наказание.
Катон действовал решительно, используя все доступные ему рычаги. Некоторые сенаторы упрекали Цезаря в том, что он намеренно и без всякой на то причины вырезал племена узипетов и тенктеров. То есть его упрекали в таком тяжком преступлении, как уничтожение целых народов! Эти же сенаторы требовали также утвердить резолюцию, в соответствии с которой проконсула следовало выдать варварам. Многие политики в Риме иронично замечали, что Цезарь не отважился выступить против свевов и уничтожить корень зла, а сражался лишь против малочисленных народов, вынужденных бежать со своих земель, спасаясь от этого воинственного племени.
