"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Это тоже Вальпурга оставила?
– Что это есть? – Хельмо поднял на него непонимающий взгляд. – Оставила где?
– На жертвеннике. Где лежало тело отца Ставракия, растерзанное, как свинья стаей волков.
– Я не знаю эта вещь. – Хельмо переложил ножны на лавку.
– А эту?
Мистина, все еще стоя возле ларя, показал ему нечто похожее, но другое – нож Куно в новых ножнах.
– Тоже не знаешь?
Хельмо переменился в лице, и хотя быстро взял себя в руки, Мистина успел уловить проблеск изумления и ужаса в его глазах.
– Нет.
– Врешь. И зря. Твой человек уже все рассказал.
– Мой че…
– Куно. Твой слуга. Которому ты вчера приказал убить моего племянника Торлейва. А ведь даже я верил, что вы подружились! И если такова твоя дружба, – Мистина скрестил руки на груди, прислонившись спиной к ларю, – то и дружба Оттона едва ли будет вернее и надежнее.
– Убить? Торлиб? – Хельмо распахнул глаза, и Мистина почти поверил, что тот и правда изумлен. – Я приказал убить Торлиба? Нет, клянусь санкти Вальпурга… Он мне друг…
– Твой человек был взят вчера в лесу, когда пытался напасть на Торлейва и перерезать ему горло. Вот эти люди это видели и помешали ему. – Мистина указала на Агнера с Илисаром, и Агнер важно кивнул. – Он все нам рассказал. Этот человек, – Мистина снова показал на Агнера, – умеет за пару ударов сердца разговорить даже камень. И если ты не хочешь отправиться туда, где сейчас твой Куно, и испытать искусство Агнера на себе, расскажи добром, что знаешь. Если будете врать розно… вам же хуже.
Агнер снова невозмутимо кивнул. При его внешности, чтобы напугать кого угодно, достаточно было просто оказаться рядом.
– Я не приказывал… – У Хельмо задрожала челюсть. – Если он сказал, что я приказал, он лжет! Это он приказал мне убить ее…
– Кого? – Мистина дернулся: подумал, что речь о Витляне.
– Явислава. Она могла выдать, что те жабы… та старая баба…
– Явислава отвела тебя к бабе Плыни?
– Да. Но я не хотел ее убивать.
…В тот давний вечер начала лета, через две недели после приезда Хельмо в Киев, у него были сомнения – не приведет ли эта встреча к неприятностям. Но истинного облика этих неприятностей он не видел и в страшном сне. Солнце садилось, издали доносилось пение женских голосов – в эту пору молодежь чуть не всякий вечер собиралась на игры и беседы. Хельмо слушал, сидя на траве под крайней березой; отсюда ему были видны Ратные дома, полосы огородов, небольшие выпасы, куда кияне приводили коз, и берег Днепра. По виду он был один – на случай, если у боярской дочери и правда любовные помыслы на уме, – но за кустами, чуть глубже в рощу, прятался Куно – на какой-нибудь менее приятный случай. Щелкали соловьи, вплетая искры серебра в шелк далекого пения, и яркие полосы заката над Днепром были так красивы, что Хельмо почти забыл, где находится и кого ждет.
Но вот зашуршала трава под чьими-то быстрыми шагами; Хельмо вздрогнул и привстал. Вдоль опушки к нему приближалась тонкая девичья фигура.
– Это я! – Явислава издали помахала ему рукой. – Не бойся.
Одета Явислава была по-славянски: в белую сорочку и плахту с тканым пояском. Гладко лежащие светлые волосы заплетены в косу, на очелье из шелка – простые серебряные колечки, на каждое надето по три небольших стеклянных бусины. Подойдя, она села рядом, собрав под себя полы красно-синей полосатой плахты, поставила на траву лукошко, где лежали в сене яйца и небольшой каравай в тряпочке.
– Послушай, что я тебе скажу! – вполголоса начала Явислава, явно торопясь, пока не иссякла смелость. – Я дома сказала, что на игрища пошла, но мать велела до полуночи воротиться, времени у нас мало.
– Для чего – времени?
– Ты хочешь, чтобы свадьба Витлянки с Гостятой разладилась?
– Я…
Хельмо растерялся и даже испугался. Неужели его замыслы написаны на лице – такими большими ясными буквами, что их может прочесть даже эта славянская дева, вовсе не умеющая читать?
– Тебе Витлянка полюбилась, я же вижу. – Явислава хитро прищурилась. – Да и не диво. Как Свенельдич ее в город привез той весной – у нас все отроки ума лишились… и молодцы иные тоже. Да Свенельдич кому попало не отдаст, ему зять нужен самый лучший, на иных она и не взглянет. А лучше Вуефастовых сыновей у нас и нет никого – тут тебе и русь дружинная в родне, и полянские мужи нарочитые. Дед их, Фарлов, еще с Олегом на Царьград ходил, а по матери они – Киевичи. Да только Гостята ее не любит вовсе. Собой-то она хороша, да больно горда, вся в родителя. Коли ты желаешь – я тебе помогу свадьбу их расстроить.
– Что… за что ты хочешь?
– Ни за что. – Явислава сделала непроницаемое лицо. – Жаль мне тебя, измаялся сокол ясный от беды неминучей.
У Хельмо несколько отлегло от сердца и даже проснулась душевная бодрость. Явислава не думает о делах – она считает его влюбленным в Витиславу. А поскольку здесь притворства было меньше, чем истины, то Хельмо с любопытством приготовился слушать дальше.
– Что ты хочешь делать?
– Есть у нас одна баба… – Явислава придвинулась к нему ближе и зашептала, хотя и до того говорила вполголоса. Соловьи и шелест берез не давали их услышать даже Куно. – Очень, знаешь, знающая баба… Волхвунья. И свести кого хочешь может, и развести. Такую кривду тебе сделает…
– Мне?
– Да не тебе. Кому захочет. Поклад подкинет, пошепчет – и сколь бы ни любили друг друга, разбегутся, как псы ошпаренные. Пойдем со мной к ней. Сговоримся. Я одна-то боюсь…
Не сразу Хельмо понял, о чем она шепчет – слишком много незнакомых слов. Но понял: речь идет о магии! О какой-то здешней колдунье, способной разрушить помолвку чарами…
Домини Йезу, димитте нобис дебита ностра! [690] Только этого не хватало – в чужой земле, где кругом язычники и схизматики, завязывать дружбу с колдуньей… Опасно для души и тела, и не знаешь, что опаснее – удача затеи или провал. Черная магия, да еще направленная на могущественных людей… Если дело откроется, тебе же самому и будет хуже, без всякой магии.
– Боишься? – понимающе прищурилась Явислава. – Я тебя тайком проведу, никто не проведает. Проскочим, поговорим – и назад. Не забоишься – получишь Витлянку.
– Я получишь?
– Ну а что же? Первое дело – ее с Гостятой развести. А после, дашь Плыни еще шеляг – глядишь, она к тебе ее привяжет крепко-накрепко. Захочешь – замуж возьмешь, не захочешь… дело твое. – Явислава засмеялась. – Ну что, решился? Или «теплого» в порты пустил?
Этого выражения Хельмо, конечно, не понял, но зов с примесью презрения в ее голосе понял хорошо.
Развести Витиславу с женихом! Расстроить свадьбу! Именно этого они и хотели. За это высказался Рихер – сейчас всего важнее разорвать союз Мистины и Вуефаста, подтолкнуть Святослава в далекий поход сыщется иное средство. Ведь если те двое будут заодно – уход Святослава из Киева ничего не изменит. У него здесь останутся верные люди – пусть и поневоле верные.
«Но магия! Черные чары!» – думал Хельмо, уже спеша вслед за Явиславой вдоль опушки. Это же грех, и… Чтобы не путаться в траве, Явислава подобрала повыше подол сорочки и плахты, взгляд Хельмо сам собой прилип к ее мелькающим прямо перед носом белым ногам, и на ум сами собой пришли мысли о другом грехе. Да и поздно было отступать. И на что ему два монаха, если не смогут отмолить грех, совершенный во славу наияснейшего императора и ради посрамления схимазтиков! Их Константин Философ читал иудейские книги – как будто это не грех!
Роща кончилась, впереди была дорога через выпасы.
– Я пойду вперед, а ты за мной, отстань шагов на полсотни, – велела Явислава. – Если кто встретится, чтобы не думали, что ты со мной.
Она убежала вперед, а Хельмо двинулся позади, не спуская с нее глаз и лишь изредка оглядываясь проверить – следует ли за ним Куно, тоже в отдалении, чтобы Явислава не заметила. Не дай Пресвятая Дева, чтобы кто-то встретился. Но вот два мужика прошли, с мешками на плечах, толкуя меж собой, а на него даже не взглянули. Сейчас на Хельмо была обычная белая сорочка, борода уже отросла, и он сообразил с облегчением, что не может же весь Киев с окрестностями знать Оттоновых послов в лицо. А те важные люди, с кем он успел близко познакомиться, не станут бродить у выпасов на ночь глядя.
