Александр Дюма - Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1
— Одним словом, вы пришли сюда с каким-нибудь намерением?
— Конечно.
— Так говорите.
— Я пришел сюда, матушка, с намерением пожаловаться вам и предупредить вас, что я не потерплю такого поведения со стороны герцога Бекингэма.
— Что же вы сделаете?
— Я пожалуюсь королю.
— Но что же вам может сказать король?
— Тогда, — продолжил принц с выражением жестокой решимости, странно противоречившей обычной мягкости его лица, — тогда я сам приму меры.
— Что вы называете «принять меры»? — с испугом спросила Анна Австрийская.
— Я хочу, чтобы герцог оставил в покое мою жену. Я хочу, чтобы он уехал из Франции, и выскажу ему свою волю.
— Вы ничего не выскажете, Филипп, — сказала королева, — потому что, нарушив до такой степени законы гостеприимства, вы поступите дурно, и я попрошу короля отнестись к вам со всей строгостью.
— Вы грозите мне, матушка! — удивился Филипп. — Вы грозите, когда я жалуюсь!
— Нет, я не угрожаю вам, я просто хочу охладить вас. Я говорю вам, что, приняв против герцога Бекингэма или любого другого англичанина суровые меры, даже совершив простую невежливость, вы посеете между Францией и Англией весьма прискорбный раздор. Как? Принц, брат французского короля, не может скрыть обиды, даже если она обоснована, когда этого требует политическая необходимость!
— Но, государыня, — воскликнул Филипп, всплеснув руками, — будьте же не королевой, а матерью; ведь я говорю с вами как сын. Моя беседа с Бекингэмом займет всего лишь несколько минут.
— Я запрещаю вам заводить об этом речь с Бекингэмом, — ответила королева с прежней властностью. — Это недостойно вас.
— Хорошо, я не выступлю открыто, но я объявлю свою волю принцессе.
— О, — вздохнула Анна Австрийская, охваченная грустными воспоминаниями, — не мучьте своей жены, мой сын! Никогда не говорите с ней слишком властным тоном. Побежденная женщина не всегда бывает убеждена в своем поражении.
— Что же тогда делать?.. Я с кем-нибудь посоветуюсь.
— Да, с вашими лицемерными друзьями, с вашим де Лорреном или де Вардом?.. Предоставьте действовать мне, Филипп. Вы хотите, чтобы герцог Бекингэм уехал, не так ли?
— Как можно скорее, матушка.
— Тогда пришлите ко мне герцога, мой сын. Улыбайтесь ему, не показывайте виду ни жене, ни королю — никому. Спрашивайте совета только у меня. К сожалению, я знаю, чем становится семейная жизнь, когда ее смущают советчики.
— Хорошо, матушка.
— Вы будете довольны, Филипп. Отыщите герцога.
— О, это сделать нетрудно.
— Где же он, по вашему мнению?
— Конечно, у дверей принцессы в ожидании ее выхода. В этом нет сомнений.
— Хорошо, — спокойно произнесла Анна Австрийская. — Передайте, пожалуйста, герцогу, что я прошу его прийти ко мне.
Филипп поцеловал руку матери и отправился на поиски герцога Бекингэма.
XLIV. For ever![17]
Повинуясь приглашению королевы-матери, лорд Бекингэм явился к ней через полчаса после ухода герцога Орлеанского.
Когда лакей назвал его имя, королева, которая сидела, закрыв лицо руками, поднялась и ответила улыбкой на изящный и почтительный поклон герцога.
Анна Австрийская была еще хороша собой. Всем известно, что в эти уже немолодые годы ее роскошные пепельные волосы, прекрасные руки и губы вызывали всеобщее восхищение. Теперь, во власти воспоминаний о прошлом, воскресших в ее сердце, она была столь же прекрасна, как в дни молодости, когда ее дворец был открыт для отца этого самого Бекингэма, молодого, страстного и несчастного человека, который жил ею и умер с ее именем на устах.
Анна Австрийская остановила на Бекингэме ласковый взгляд, в котором можно было прочесть материнскую снисходительность и особенную нежность, похожую на кокетство возлюбленной.
— Ваше величество, — почтительно спросил Бекингэм, — желали говорить со мной?
— Да, герцог, — ответила по-английски королева. — Пожалуйста, сядьте.
Такая милость Анны Австрийской и ласкающий звук родного языка, которого герцог не слышал со времени своего приезда во Францию, глубоко тронули его. Он тотчас понял, что королева хотела о чем-то просить его.
Отдав в первые минуты дань невольному, непреодолимому волнению, королева весело улыбнулась.
— Как вы нашли Францию, герцог? — спросила она по-французски.
— Это прекрасная страна, ваше величество, — поклонился он.
— Вы бывали в ней раньше?
— Да, один раз, ваше величество.
— Но, конечно, как всякий добрый англичанин, вы предпочитаете Англию?
— Я больше люблю мою родину, чем родину французов, — ответил герцог. — Однако если ваше величество спросит меня, где мне больше нравится жить, в Лондоне или Париже, я отвечу: в Париже.
Анна Австрийская отметила пылкость, с которой были произнесены эти слова.
— Мне говорили, милорд, что у вас есть прекрасные имения, роскошный старинный дворец?
— Да, дворец моего отца, — подтвердил Бекингэм, опуская глаза.
— Это не только богатство, но и дорогие воспоминания, — вздохнула королева, невольно обратившись мыслью к прошлому, с которым люди расстаются так неохотно.
— В самом деле, — согласился герцог грустно, под влиянием такого вступления. — Прошлое, как и будущее, будит мечты у людей, способных чувствовать.
— Правда, — тихо сказала королева. — Из этого следует, — прибавила она, — что вы, герцог, человек глубоко чувствующий… скоро уедете из Франции, вернетесь в свои владения, к своим реликвиям.
Бекингэм поднял голову.
— Я этого не думаю, ваше величество, — проговорил он.
— Как?
— Напротив, я собираюсь покинуть Англию и переселиться во Францию.
Теперь пришла очередь Анны Австрийской выразить изумление.
— Как? — сказала она. — Значит, вы в немилости у нового короля?
— Нет, ваше величество, король оказывает мне безграничную благосклонность.
— Значит, у вас есть какая-нибудь тайная причина, которая руководит вами?
— Нет, ваше величество, — с живостью ответил Бекингэм. — В моем решении нет ничего тайного. Мне нравится жизнь во Франции; мне нравится двор, где во всем чувствуются вкус и любезность; наконец, я люблю, ваше величество, искренний характер ваших наслаждений, несвойственный моей нации.
Анна Австрийская улыбнулась тонкой улыбкой.
— Искренние наслаждения! — воскликнула она. — Хорошо ли вы подумали, герцог, об этой искренности?
Бекингэм что-то пробормотал.
— Не может быть такого искреннего наслаждения, — продолжала королева, — которое могло бы воспрепятствовать человеку вашего положения…
