Луи Буссенар - Секрет Жермены
На лице появился ужас, она несколько раз глубоко вздохнула, потом покачнулась и выдавила прерывающимся голосом:
— Я умираю!.. Господи, сжалься над рабой Твоей!
Перепуганный князь бросился к ней, поддержал, усадил в кресло, думая, что это обморок или спазм сосудов, постарался успокоить, бессвязно произнося обычные бессмысленные слова:
— Все будет хорошо… все пройдет… успокойтесь, сестра! Вода, наверно, была слишком холодной…
Она вскрикнула, попыталась подняться и вновь упала в кресло.
Теряя голову, князь стал звать на помощь и нажимать на разные электрические звонки, отчего по дому начался трезвон.
Первым прибежал Владислав, за ним Бамбош и другие слуги.
— Доктора!.. Скорее доктора!.. Все равно какого, — приказывал князь. — Беги, Владислав! Зови быстрее… за любую цену!.. И вы, Жан, тоже бегите! Ищите врача!
Владислав опрометью понесся с лестницы, за ним побежал Бамбош, в совершенном бешенстве твердя про себя: «Точно! У него есть веревка повешенного…[28] Это он должен был скопытиться, а вместо него монашка выпила зелье. Промах!.. Надо смываться».
Как раз тут и появился в доме Бобино.
Увидев явно умирающую монахиню с лицом белее ее головного платка, не менее бледного князя и за полуоткрытой дверью следующей комнаты, на постели, Жермену, что звала на помощь слабым голосом, парень осмелился-таки сказать князю:
— Я тот, кого вы разыскиваете, Жан Робер по прозванию Бобино, друг Жермены и ее сестер…
Мишель протянул руку.
— Спасибо, что пришли. Помогите… Я совсем потерял голову…
Жермена услышала знакомый голос человека и позвала:
— Бобино… Жан… Дорогой Жан…
— Жермена!.. Дорогая мадемуазель Жермена!..
— Что у нас?.. Что с мамой?.. Где сестры?.. И здесь — что случилось?..
— Жермена, крепитесь! Я вынужден… Дело в том, что все несчастья сразу!.. Мадам Роллен…
— Мама больна?.. Да говорите же скорей!..
Князь, поддерживая голову умирающей монахини, сделал Бобино незаметный знак; боясь, что тот неосторожно скажет о смерти мадам Роллен и желая помешать ему, Мишель сказал:
— И с бедной милой сестрицей сделался обморок. Только ради Бога! Успокойтесь, Жермена! — И еле слышно попросил Бобино: — А вы подойдите к ней, успокойте, только ни в коем случае не говорите, что мать ее умерла.
Как ни тихо сказал он это, Жермена, с обостренной чуткостью больного человека, все-таки услышала. И закричала так, что мужчины испугались:
— Мама! Мама умерла!.. У меня больше нет мамы! Ни у сестренок… Берта!.. Мария!.. С кем они теперь?! О! Бог несправедлив, за что он так карает невинных?! Мама!.. Мамочка моя!..
В этот момент пришел Владислав с доктором, первым попавшимся, кого дворецкий застал дома.
Пока вконец перепуганный князь суетился у постели Жермены, опасаясь, что у бедняжки снова начнется обострение болезни, врач увидел, как сестра-монахиня содрогнулась в последний раз и замерла, вытянувшись в кресле.
— Она скончалась, — сказал он, посмотрев на помутневшие глаза.
Жермена услышала, что сказал лекарь, и закричала:
— Умерла!.. И она умерла!.. Я, наверное, проклята Богом!..
В нескольких словах князь, по-прежнему не подозревавший отравления, рассказал доктору о том, как все произошло.
Медик, пожилой, небольшого роста, с крючковатым носом и с маленькими глазами за толстыми стеклами очков, тонкими губами и аккуратной седой бородкой, с огромным выпуклым лбом и лысой головой, внимательно выслушал князя.
Когда хозяин дома закончил наконец бессвязные объяснения, то и дело прерываемые горестными возгласами Жермены, врач приподнял веки покойницы, сжал губы и проговорил:
— Вы не могли бы предположить, отчего погибла эта молодая особа?
— Нет. Может быть, кровоизлияние в мозг?
— Она отравлена, — заключил доктор.
— Отравлена! — воскликнул Мишель.
Услышав эти слова, Жермена снова разрыдалась.
— Отравлена!.. Она… святая женщина…
— Но это невозможно!.. Она ничего не пила, кроме воды из этого… как его, да, графина… из стакана, я ей подал…
— Значит, кто-то влил сюда смертельный яд…
— Я один пью из этого графина, и несчастная лишь по совершенной случайности…
— Значит, яд предназначался вам.
— Доктор, простите, вы не могли ошибиться?
— Посмотрите, — ответил врач, — как расширены зрачки. И еще более странное обстоятельство обращает на себя внимание: она умерла только что, тело еще теплое, но уже совершенно окостенело.
Врач взял графин, налил в горсть немного воды, понюхал, попробовал кончиком языка и заключил:
— Никакого запаха, вкус чуть-чуть сладковатый, но вы бы этого не заметили и приняли бы смертельную дозу, как эта жертва.
Князь покачал головой, все еще сомневаясь.
Чтобы убедить его, доктор спросил:
— Есть ли у вас в доме животное, которым вы не очень дорожите, чтобы произвести решающий опыт?
— Да, есть, собака.
— Большая?
— Огромный дог.
— Если можно, прикажите доставить его сюда.
— Владислав, приведи Стронга.
Мужик, до смерти напуганный тем, что любимому барину угрожала такая опасность, побежал и вскоре вернулся, ведя за ошейник очень крупную собаку грозного вида.
Доктор сказал князю:
— Возьмите три кусочка сахара и пропитайте водой из этого вашего сосуда. Так, а теперь угостите, пожалуйста, ими вашего пса.
Князь сделал, как велел доктор. Дог обнюхал лакомство, завилял хвостом и с наслаждением сгрыз все три куска.
Не прошло и десяти секунд, как псина раскрыла пасть, словно почувствовав нечто неприятное внутри, глубоко вздохнула, отрывисто и придушенно взлаяла, сделала несколько неверных шагов и упала на ковер в судорогах, очень скоро вытянувшись мертвой.
Вопреки своему бесстрашию, Мишель вскрикнул в удивлении и ужасе. Разом издали вопли Жермена, Владислав и Бобино, они видели из других комнат страшную сцену.
— Теперь вы убедились? — спокойно спросил доктор. — Но ветеринар, если бы его позвали, наверняка констатировал бы кровоизлияние в мозг, да и доктор, на чьей обязанности лежит удостоверение смерти, поставил бы монахине тот же диагноз.
— А вы сами, почему вы подумали о другой причине?..
— Я — иное дело, я всю жизнь интересовался токсикологией и, увидав умершую, сразу заподозрил преступление. Что касается до природы яда, то он, пожалуй, похож на тот, каким пользуются индейцы бассейна Амазонки[29], где я бывал во дни моей молодости. Я не предполагал, что в Париже кто-либо может иметь сей страшный яд. Теперь мне остается только покинуть вас, сожалея, что не смог ничем помочь.
