Оливер Боуден - Assassin’s Creed: Renaissance
Теперь обучение пошло быстрее. Осознав необходимость полученных умений, Эцио убедился, что они жизненно необходимы ему для успешного завершения миссии. Однажды, когда он успешно «обокрал» десяток девушек за пять минут, без нотаций Паолы, она объявила, что обучение окончено.
— Возвращайтесь к работе, девочки, — приказала она. — Игры закончились.
— Мы не можем остаться? — заворчали девушки, неохотно отходя от Эцио. — Он такой милый, такой невинный…
Но Паола была неумолима.
Когда они остались в саду вдвоем, она подошла к Эцио, который как всегда держал одну руку на своей сумке.
— Теперь, когда ты научился подкрадываться к врагу, — проговорила она, — нужно подобрать тебе подходящее оружие, что-то поизящнее меча.
— Что вы мне посоветуете?
— У тебя уже есть ответ!
Она протянула ему сломанное лезвие и наруч, которые Эцио забрал из сундука отца, и которые, как он полагал, лежат в безопасности в его сумке. Изумленный, он открыл сумку и внимательно все осмотрел. Вещей не было.
— Паола! Но как..?
Паола рассмеялась.
— Как они оказались у меня? Я использовала те же навыки, которым обучила тебя. Но у меня есть еще один небольшой урок. Теперь, научившись обчищать чужие карманы, ты должен быть начеку в отношении тех, кто обладает теми же навыками.
Эцио взглянул на сломанный клинок, который она вернула ему вместе с наручем.
— Здесь какой-то механизм, но он не работает…
— Верно, — отозвалась она. — Полагаю, ты знаком с мессером Леонардо?
— Да Винчи? Да, мы встречались раньше. — Он оборвал речь, заставляя себя не поддаваться болезненным воспоминаниям. — Но как художник может мне помочь?
— Он намного больше, чем просто художник. Отнеси ему все и увидишь.
Эцио, выслушав, признал ее правоту и сказал:
— Прежде чем я уйду, позволь задать последний вопрос?
— Конечно.
— Почему вы помогаете мне, чужаку?
Паола грустно улыбнулась. Вместо ответа она задрала рукав платья, демонстрируя бледное тонкое запястье, чью красоту уродовали длинные темные шрамы лежащие крест-накрест. Эцио увидел и понял. Было время, когда ее пытали.
— Я знаю, что такое предательство, — ответила Паола.
И Эцио понял, что нашел родственную душу.
Глава 5
Хотя мастерская Леонардо и находилась недалеко от великолепного Дома Удовольствий Паолы, на оживленной задней улочке города, Эцио решил пересечь широкую и оживленную Соборную площадь. Там он особенно успешно применил новоприобретенное умение, смешавшись с толпой. Прошло уже добрых десять дней со дня казни, и было похоже, что Альберти полагал, будто Эцио давно уже покинул Флоренцию. Но у Эцио не было ни шанса подобраться к Уберто Альберти, судя по количеству расставленных по площади стражников. Кроме того, на площади наверняка могли быть одетые в штатское агенты. Эцио низко опустил голову, особенно когда проходил между кафедральным собором и Баптистерием, где было больше всего людей. Он прошел мимо колокольни Джотто, которая возвышалась над городом уже сто пятьдесят лет, и огромной красной массы кафедрального купола Брунеллески, завершенного всего 15 лет назад, не обратив на них никакого внимания. Хотя от вида французских и испанских туристов, рассматривающих здания с неподдельным восторгом и восхищением, в сердце разгорался огонек гордости за город. Но был ли его город на самом деле чем-то большим?
Отгоняя мрачные мысли, Эцио быстро свернул на юг от площади, к мастерской Леонардо. Студия находилась еще в большем хаосе, чем раньше, хотя в этом безумии различалось какое-то подобие системы. К механизмам, которые Эцио рассматривал в прошлый визит, добавилась висящая под самым потолком странная конструкция из дерева, похожая на скелет огромной летучей мыши. На один из мольбертов был прикреплен большой лист пергамента, на котором изображался массивный и невероятно запутанный узел, а в углу было неразборчиво что-то написано рукой Леонардо. Аньоло в компании еще одного ассистента, Инноченто, пытался навести в студии хоть какой-то порядок.
— Он на заднем дворе, — сказал Аньоло Эцио. — Только будь настойчивей, иначе он не обратит на тебя внимания.
Когда Эцио нашел Леонардо, тот был занят необычным делом. В любом месте Флоренции вы можете купить певчих птиц в клетках. Люди держат их на подоконниках для собственного удовольствия, а когда они умирают, просто выбрасывают. Леонардо был окружен дюжиной таких клеток и, как увидел Эцио, выбирал одну из них, открывал маленькую ивовую дверку, переворачивал клетку вверх, и смотрел, как коноплянка (в данный момент) находит выход, выбирается из клетки и улетает на свободу. Леонардо внимательно наблюдал за освобождением и уже собирался заняться следующей клеткой, когда заметил Эцио.
Он обаятельно улыбнулся, тепло посмотрел на гостя, и стремительно обнял Эцио. Затем его лицо помрачнело.
— Эцио, друг мой! Я не ожидал увидеть тебя здесь после того, что тебе пришлось пережить. Но я рад, добро пожаловать! Только подожди минутку. Это не займет много времени.
Эцио глядел, как он отпускает, одну за другой, различных птиц — дроздов, снегирей, жаворонков и даже невероятно ценных соловьев, на свободу и внимательно рассматривает каждую.
— Чем ты занят? — удивленно поинтересовался Эцио.
— Любая жизнь бесценна, — отозвался Леонардо. — Мне невыносимо видеть, как эти прекрасные создания томятся в неволе только за их прекрасные голоса.
— И ты только поэтому решил отпустить их? — не поверил Эцио.
Леонардо усмехнулся, но ответил не вполне откровенно.
— Я не ем мяса. Почему несчастные животные должны умирать только потому, что мы находим их плоть вкусной?
— Тогда для фермеров не было бы работы.
— Пусть выращивают зерно.
— Да ты представь, как это было бы скучно. В любом случае, рынок оказался бы довольно скоро переполнен зерном.
— Ох, я и забыл, что ты финансист. И совсем позабыл о манерах. Что привело тебя сюда?
— Я пришел попросить об услуге, Леонардо.
— И чем же я могу тебе помочь?
— Есть кое-что, что я… получил от отца. И я хотел бы, чтобы ты починил это, если сможешь.
Глаза у Леонардо загорелись.
— Конечно! Пойдем. Воспользуемся внутренней комнатой, пока эти мальчишки как обычно наводят в мастерской хаос. Иногда я удивляюсь, зачем вообще их нанял!
Эцио рассмеялся. Он уже начал догадываться, зачем, но в этот самый момент понял, что первая, и единственная, любовь Леонардо — работа.
— Сюда.
Небольшая внутренняя комната Леонардо оказалась еще в большем беспорядке, чем студия. Но среди массы книг, эскизов, бумаг, исчерканных неразборчивыми каракулями, художник, как всегда безупречно (и не совместимо с окружающей обстановкой) одетый и надушенный, осторожно переложил одну кучу на другую, освобождая место на большом столе для рисования.
