Александр Дюма - Волчицы из Машкуля
Сидеть было неудобно, но метр Куртен не собирался менять позу; в эти минуты ему снился такой прекрасный сон, что он ни за что на свете не хотел бы, чтобы с пробуждением он прервался.
Ему приснилось, что он встретил своего молодого хозяина и тот, обведя рукой все свое владение Ла-Ложери, заявил: «Теперь оно принадлежит тебе!»
Доставшееся ему богатство оказалось значительно бо́льшим, чем он вначале предполагал, и Куртен как наяву видел источник своего сказочного обогащения.
Яблони во фруктовом саду сгибались под тяжестью золотых и серебряных монет, и ему не хватало шестов, собранных по всей округе, чтобы подпереть гнущиеся и грозящие обломиться ветви.
Кусты шиповника и боярышника вместо красных и черных ягод были усыпаны разноцветными камнями, сверкавшими на солнце словно рубины. Камней было великое множество, и метр Куртен, хотя и был уверен в том, что перед ним россыпь драгоценных камней, почти не рассердился, когда заметил маленького воришку, набивавшего ими свои карманы.
Фермер вошел в хлев.
Он увидел так много откормленных коров, что буренки, стоявшие у самых дверей, показались ему ростом со слона, а самые дальние, видневшиеся вдали, — не больше клеща.
И каждую корову доила девушка.
Две первые доярки были похожи как две капли воды на Волчиц, дочерей маркиза де Суде.
И из-под их пальцев лилась поочередно то белая, то желтая жидкость, похожая на расплавленный металл.
Падая в медное ведро, которое каждая девушка подставила под огромное вымя коровы, жидкость производила характерный, столь сладостный для уха Куртена мелодичный звон и наполняла ведро сыпавшимися друг на друга золотыми и серебряными монетами.
Заглянув в ведра, счастливый фермер увидел, что они уже наполовину наполнены драгоценными монетами со всевозможными профилями на них.
Он уже протянул к ним свои дрожавшие от алчности руки, когда сильный толчок, сопровождаемый криком о помощи, прервал его сладкий сон.
Открыв глаза, Куртен увидел перед собой в сгущавшихся сумерках крестьянку в разодранном платье и с распущенными волосами, которая простирала к нему с мольбой руки.
— Что вам надо? — замахнувшись на женщину палкой, крикнул метр Куртен самым грубым голосом, на какой только был способен.
— Добрый человек, прошу вас, ради Бога, помогите мне!
Подумав, что она просит у него милостыню, метр Куртен с испугом оглядевшись по сторонам и убедившись, что рядом с ней никого нет, окончательно успокоился.
— Милейшая, вы с ума сошли: так не останавливают добрых людей посреди дороги, чтобы попросить милостыню.
— Милостыню? Кто у вас просит милостыню? — ответила ему незнакомка с таким достоинством и высокомерием, что Куртен был удивлен. — Я хочу, чтобы вы помогли мне спасти одного несчастного, умирающего от усталости и холода: уступите мне вашу лошадь, чтобы отвезти его на какую-нибудь ближнюю ферму.
— И кто же этот нуждающийся в помощи человек?
— Если судить по вашему костюму, вы из наших мест. В таком случае я могу вам сказать, ибо уверена, что, если вы и не разделяете наших взглядов, то все же не сможете меня выдать: это офицер-роялист.
Голос незнакомки и ее тон разожгли любопытство Куртена; он даже пригнулся к шее своей клячи, чтобы разглядеть поближе женщину, которой принадлежал этот голос, но не узнал ее.
— А кто вы? — спросил он.
— Какая вам разница?
— Почему вы решили, что я отдам лошадь тем, кого совсем не знаю?
— Мне решительно не везет! Ваш ответ доказывает, что я совершила ошибку, когда заговорила с вами как с другом или же как с честным противником… Теперь я вижу, что с вами надо было разговаривать по-другому. Вы немедленно мне отдадите вашу лошадь.
— Еще чего!
— Даю вам на размышление две минуты.
— А если я откажусь?
— Я прострелю вам голову, — продолжала крестьянка, наведя на Куртена дуло своего пистолета и взводя курок, чтобы он понял, что еще минута — и слова у нее не разойдутся с делом.
— Ах! Ладно! Теперь я вас узнал! — воскликнул Куртен. — Вы мадемуазель де Суде.
И, не дожидаясь дальнейших действий со стороны своей собеседницы, мэр торопливо слез с лошади.
— Хорошо! — сказала Берта (это была именно она). — А теперь назовите мне ваше имя, и завтра вам вернут вашу лошадь.
— В этом нет необходимости, ибо я вам помогу.
— Вы? Отчего же такая перемена?
— Да я догадался, что человек, которому вы меня просите помочь, не кто иной, как владелец моей фермы.
— Его имя?
— Господин Мишель де ла Ложери.
— А! Вы один из его арендаторов. Хорошо! В таком случае мы укроемся в вашем доме.
— Но, — пробормотал Куртен, который вовсе не горел желанием встретиться с молодым бароном, предположив, что, как только молодой человек с Бертой окажутся под его крышей, сразу же туда пожалует и Жан Уллье, — дело в том, что я местный мэр, и…
— И вы боитесь, что у вас будут неприятности из-за вашего хозяина! — с глубоким презрением заметила Берта.
— О! Вовсе нет, за молодого хозяина я готов отдать жизнь. Но вот-вот сюда, даже в замок Ла-Ложери, прибудут солдаты.
— Тем лучше! Никто не догадается, что бунтовщики-вандейцы укрылись у них под носом.
— Однако мне кажется, что господину барону было бы спокойнее, если бы Жан Уллье нашел для вас убежище более надежное, чем мой дом, куда с утра до вечера будут заглядывать солдаты.
— Увы! Боюсь, что друзьям бедного Жана Уллье теперь не придется рассчитывать на его самоотверженную преданность.
— Как это?
— Сегодня утром мы слышали как в ландах шла жестокая перестрелка; мы не двинулись с места, следуя его совету, однако ждали его напрасно! Жан Уллье мертв или попал в плен, ибо он не из тех людей, кто оставляет своих друзей в беде.
Если бы не сумерки, то Куртену не удалось бы скрыть ту радость, что ему доставила новость: у него словно гора свалилась с плеч. Однако, если его чувства можно было прочитать на лице, то голосом своим мэр владел хорошо, и он таким участливым тоном ответил Берте, что девушка перестала на него сердиться.
— Идемте скорее, — сказала она.
— Да, конечно… Но здесь так несет гарью!
— Да, потому, что был подожжен вереск.
— А! Почему же барон Мишель не сгорел? Ведь пожар должен был дойти до того места, где он схоронился.
— Жан Уллье оставил нас среди камышовых зарослей на пруду Френёз.
— А! Так вот почему, когда я взял вас за руку, чтобы поддержать, мне показалось, что вы насквозь промокли?
— Да, не дождавшись Жана Уллье, я переплыла пруд, чтобы отправиться за помощью. Никого не встретив на своем пути, я взвалила на плечи Мишеля и перенесла его на другой берег. Я надеялась донести его до первого попавшегося дома, но у меня не хватило сил, и мне пришлось оставить его в зарослях вереска, а самой выйти на дорогу; мы не ели целые сутки.
