Мишель Зевако - Сын шевалье
— Доброго пути, ваше преподобие! — крикнул он.
— До свидания, брат, — отвечал Аквавива. — Благодарю за гостеприимство.
Тяжелые ворота со скрипом закрылись. Надвинув капюшон на глаза, старый монах поехал по дороге, покачиваясь в такт неспешным шагам мула.
Он проезжал по улице Гайон. На террасе перед входом в часовню Сен-Рок появился монах, лениво спустился по лестнице и стал, озираясь, посреди дороги, словно не зная, в какую сторону идти.
Проезжая мимо него, Аквавива подал ему какой-то таинственный знак. Монах ответил тем же знаком и поклонился. Аквавива, поравнявшись с собратом, легонько кивнул в ответ на поклон и сказал одно только слово:
— Рюйи. (Мы теперь говорим — «Рейи»).
Монах немедля отбросил все раздумья и, обогнав мула Аквавивы, торопливо зашагал к городу.
А генерал иезуитов пересек весь Париж от ворот Сент-Оноре до ворот Сент-Антуан. По городу он ехал шагом, не спеша, не привлекая к себе внимания; выехав за ворота — ударил мула пятками и погнал его рысью.
Добравшись до ограды аббатства Сент-Антуан, он повернул резко вправо и вскоре оказался в селении Рюйи. Там было всего несколько далеко отстоящих друг от друга домиков. Аквавива подъехал к одинокой ферме и спешился во дворе как у себя дома.
Через четверть часа туда прибыл и монах Парфе Гулар. Генерал ордена долго о чем-то с ним совещался и отпустил со словами:
— Ступайте, сын мой. Ничего не упустите из виду. Главное, помните: этот юноша должен умереть как можно скорее. Речь идет о существовании нашего ордена.
— Будет сделано, — невозмутимо ответил Парфе Гулар.
В тот же день в сумерках Аквавива опять оседлал мула и поехал в сторону аббатства. Обогнув его, он направился к Круа-Фобен, спустился к Попенкуру, проехал через Куртий, миновал Монфокон и добрался наконец до предместья Сент-Лорен, объехав, стало быть, добрую часть города.
В предместье, неподалеку от ворот Сент-Мартен, его ждал монах. Аквавива спешился. Монах взял мула под уздцы и ушел, не промолвив ни слова.
Не подымая капюшона, Аквавива пешком вернулся в Париж за несколько минут до того, как закрыли ворота. Глухими безлюдными переулками он дошел до улицы Омри.
В те времена эта узкая улочка была очень оживленной. Она шла южнее улицы Ломбар, параллельно ей, между улицей Сен-Дени и тем местом, где начинались справа улица Савонри, а слева — улица Вьей-Монне. Заканчивалась же она тупиком, называвшимся Фор-о-Дам, потому что там находилась тюрьма Монмартрского аббатства.
Тюрьма стояла почти в самом конце тупика — старое четырехэтажное здание, мрачное и зловещее, как любая тюрьма. Размером она была невелика, но это не мешало ей быть самым настоящим узилищем — со стражей у ворот, тучей тюремщиков и надзирателей, палачами с помощниками и капеллой с капелланом. Были здесь и крепкие застенки с прочными цепями и тяжелыми кандалами, и подвалы, на несколько этажей уходящие в земные недра, и пыточные камеры… короче говоря, тюрьма как тюрьма.
Вот только места тут было мало, а заключенных много. Денег у монмартрских монахинь также не хватало. Поэтому их узникам приходилось хуже, чем в других тюрьмах, — вот и вся разница.
Возможно вы скажете, что подробности эти излишни, однако впоследствии вы убедитесь, что они совершенно необходимы, — нам придется к ним даже вернуться.
Рядом с тюрьмой в тупике стоял, словно прячась, дом поменьше, в три этажа. Окна и дверь в нем были всегда закрыты; он казался еще мрачней и безжизненней, чем его соседка — тюрьма. Ведь в тюрьме еще теплилась душа и жизнь, ее дверь часто открывалась и закрывалась, через нее то и дело проходили монахи, монахини и тюремщики. Но на памяти старожилов ни разу не открывалась тяжелая дверь соседнего дома — как будто необитаемого. Никто не знал, кто его хозяин.
К этой-то двери и направился Аквавива. Стояла уже глухая ночь. Он еще не успел постучать, а дверь перед ним уже бесшумно отворилась. Открыл ее все тот же брат Парфе Гулар. Он провел генерала ордена под самую кровлю в небольшую, хорошо обставленную комнату.
Аквавива равнодушно обвел ее взором и лаконично сказал:
— Покажи.
Парфе Гулар открыл окошко. Аквавива подошел к нему. Мнимый пьяница объяснял:
— На задах — садик. За той высокой стеной — улица Вьей-Монне.
— Дальше, — сказал Аквавива.
Гулар закрыл окно и открыл дверь. За ней располагалась маленькая передняя: сбоку — шаткая лестница, по которой они только что поднимались, прямо впереди — низкая дверь, закрытая на огромный замок. Парфе Гулар указал на нее:
— Чердак. Другого выхода с него нет.
Он подошел к противоположной стене, приподнял фонарь и показал крохотный неприметный выступ. Когда он нажал на него, открылась узенькая дверца. Они вошли в нее — там оказалась комната еще меньше первой, почти без мебели.
— Мы уже в Монмартрской тюрьме, — пояснил Парфе Гулар и показал потайной механизм, открывавший дверь изнутри.
Аквавива внимательно все оглядел.
Затем они вернулись в переднюю и спустились в погреб. Там Гулар показал еще один потайной ход и рассказал, как войти в него и как выйти.
Дальше настала очередь узкого туннеля, по которому Аквавиве пришлось идти согнувшись. В конце туннеля была лестница, ведущая в какой-то вестибюль.
— Вот, — сказал Парфе Гулар, — теперь мы на другой стороне улицы Вьей-Монне, в угловом доме, который виден из вашего окна. Здесь всегда будет находиться человек. В случае надобности вы можете подать ему из окна сигнал, и он все в точности исполнит.
Аквавива остался доволен.
— Превосходно, — сказал он. — Идем назад.
Через две минуты они уже снова были в таинственном доме. На первом этаже Парфе Гулар спросил:
— Не желает ли ваше преосвященство осмотреть комнаты с механизмами?
— К чему? — равнодушно отозвался Аквавива. — Пойдем наверх.
Они вернулись в комнатку под кровлей. Аквавива сел в единственное кресло, а Парфе Гулару указал на стул.
— Итак, брат мой, что Равальяк? Из-за сына Пардальяна мы теперь нуждаемся в нем как никогда.
Аквавива сказал это без гнева, без досады, удивительно ласково — эта интонация весьма редко изменяла ему.
— Вам так трудно было уговорить его вернуться на родину, — продолжал он. — А теперь придется снова хитрить и прилагать УСИЛИЯ, чтобы он не уехал. Надеетесь ли вы на успех?
— Труднее всего, — отвечал монах, — будет сделать так, чтобы он ничего не заподозрил. Но я надеюсь добиться своего. Он только должен войти в этот дом — а что он отсюда просто так не выйдет, я ручаюсь. Для этого все готово в тех комнатах с механизмами, которые я собирался показать вашему преосвященству. Могу уверить: он там увидит такое, что снова будет готов на все.
