Уилбур Смит - И плачут ангелы
Тунгата медленно повернулся, снова заглядывая ей в лицо.
— Товарищ Лейла, это тайна, которую знаем лишь мы с вами.
— Она останется тайной, товарищ Тунгата, однако мы оба знаем, что грядут трудные времена и потребуется такой же сильный вождь, каким был Мзиликази.
Тунгата промолчал, глядя на ветви старого дерева и шевеля губами в беззвучной молитве, потом надел очки.
— Машина нас ждет, — сказал он.
Они сели в черный бронированный «мерседес». Впереди ехали четверо полицейских на мотоциклах и машина с охранниками. Небольшой кортеж мчался под завывание полицейских сирен, на капоте «мерседеса» трепетал маленький цветной флажок министра.
Проехав по обсаженной джакарандами трехкилометровой аллее перед Домом правительства, кортеж пронесся по главным торговым кварталам Булавайо, не останавливаясь на красный свет, миновал городскую площадь, где во времена поднятого Базо мятежа стояли лагерем фургоны осажденных белых, потом спустился по широкому проспекту, рассекавшему тщательно ухоженные лужайки городского парка, и наконец, резко свернув, замер перед трехэтажным зданием музея.
На ступенях, застеленных красной ковровой дорожкой, собрались высокопоставленные чиновники во главе с мэром Булавайо (впервые в истории этот пост занимал матабеле) и директором музея.
— Добро пожаловать, товарищ министр. Сегодня поистине исторический день.
Тунгату провели подлинному коридору в переполненный зрительный зал. При виде министра все встали, аплодируя гостю: белые старались даже больше черных, усердно выказывая свое рвение.
Тунгате представили других ораторов.
— Доктор Ван дер Вальт, директор Музея Южной Африки.
Тунгата коротко и неулыбчиво пожал руку высокому лысеющему человеку, который говорил с южноафриканским акцентом и представлял страну, активно противодействовавшую усилиям народной армии Зимбабве.
Следующим оратором оказалась белая женщина. Она выглядела странно знакомой, и Тунгата уставился на нее, пытаясь вспомнить, где же он ее видел. Под его пристальным взглядом женщина смертельно побледнела, в потемневших глазах появился ужас, как у затравленного зверька, протянутая для рукопожатия ладонь похолодела, обмякла и затряслась. Он так и не сумел вспомнить, где именно они встречались.
— Доктор Карпентер, заведующая отделом энтомологии.
Это имя ничего не говорило Тунгате, и он отвернулся, раздраженный тем, что так и не смог ее вспомнить.
Тунгата занял свое место в центре сцены. Директор Музея Южной Африки встал и обратился к зрителям:
— Успех переговоров об обмене между музеями наших стран был бы невозможен без усилий уважаемого министра, который почтил нас сегодня своим присутствием. — Директор читал по бумажке, явно торопясь поскорее отделаться и сесть на место. — Переговоры начались по инициативе министра Тунгаты Зебиве, и он упорно поддерживал их в тот трудный период, когда они почти не продвигались. Сложнее всего было выяснить относительную ценность двух столь различных музейных коллекций. С одной стороны, ваша страна обладала самой полной и обширной коллекцией тропических насекомых, ставшей результатом многих десятилетий упорной работы и не имеющей равных во всем мире. С другой стороны, мы обладали уникальными творениями неизвестной цивилизации. — Похоже, Ван дер Вальт увлекся и поднял глаза от листка бумаги. — Однако достопочтенный министр был решительно настроен вернуть своему новому государству бесценные реликвии прошлого, и в конце концов именно благодаря его усилиям мы собрались здесь сегодня.
Ван дер Вальт сел на место под жидкие хлопки аплодисментов. Тунгата Зебиве поднялся, и наступило выжидательное молчание: еще не сказав ни слова, министр уже произвел неизгладимое впечатление на аудиторию, загипнотизировав ее пристальным взглядом.
— Мой народ из поколения в поколение передавал слова одного из наших мудрецов, — заговорил Тунгата низким зычным голосом. — Вот эти слова: «Белый орел налетит на каменных соколов и сбросит их на землю. Потом орел поднимет их, и они улетят далеко. Не будет мира в королевствах Мамбо и Мономотапа, пока они не вернутся. Потому что белый орел будет сражаться с черным быком, пока каменные соколы не прилетят обратно в свое гнездо».
Тунгата помолчал, давая возможность слушателям вдуматься в многозначительное пророчество.
— Я уверен, что вы все знаете историю о том, как статуи птиц из Зимбабве были захвачены мародерами Родса и, несмотря на усилия моих предков, увезены на юг через реку Лимпопо.
Тунгата подошел к закрытой шторами задней части сцены.
— Друзья мои, товарищи! — Он повернулся к зрителям. — Каменные соколы вернулись в гнездо! — сказал он и отдернул занавес.
Наступила полная тишина, все затаив дыхание рассматривали неровный ряд изваяний из стеатита — тех самых, которые Ральф Баллантайн нашел возле древнего храма. Каменный сокол, увезенный Зугой Баллантайном из руин Зимбабве за тридцать лет до того, сгорел во время пожара в Гроте-Схюр, и осталось только шесть птиц.
Вырезанные из мыльного камня статуи имели зеленоватый цвет и бархатистую поверхность. Каждый сокол сидел на пьедестале, украшенном узором из переплетающихся треугольников, напоминающих зубы акулы. Не все изваяния были одинаковы: на некоторых пьедесталах к сидящей наверху птице ползли снизу крокодилы и ящерицы.
Среди поврежденных статуй с отколотыми кусочками и стершейся резьбой выделялась одна практически целая: стилизованная хищная птица с длинными узкими крыльями, сложенными на спине, с гордо посаженной головой и кривым острым клювом смотрела надменным и безжалостным взглядом слепых глаз. При виде столь великолепного и выразительного произведения древнего искусства зрители в переполненном зале дружно поднялись и захлопали.
Тунгата Зебиве протянул руку и погладил голову сокола.
— Добро пожаловать домой, — прошептал он, стоя спиной к зрителям, так что они не видели, как двигаются его губы, а шепот заглушили аплодисменты. — Добро пожаловать обратно в Зимбабве, птица моей судьбы.
— Теперь ты отказываешься идти! — Джанни трясло от злости. — После того как я приложила неимоверные усилия, чтобы организовать встречу, ты просто не хочешь идти!
— Джани, это пустая трата времени.
— Пустая трата времени? Ну Спасибо! — Она наклонилась поближе. — Большое тебе спасибо. Ты хоть понимаешь, чего мне стоит снова оказаться лицом к лицу с этим выродком, но я готова была пойти на это ради тебя!
— Джани, пожалуйста…
— Черт тебя побери, Крейг Меллоу! Это ты — пустая трата времени! Ты и твоя бесконечная трусость! — Ошеломленный Крейг отпрянул, и Джанни намеренно повторила: — Да, ты не ослышался, именно трусость. Ты не хотел послать свою дурацкую рукопись в издательство, потому что перетрусил, и мне пришлось буквально силой вырвать ее у тебя! — Джанин замолчала, переводя дух и подыскивая слова побольнее, чтобы выплеснуть свою злость. — Ты боишься посмотреть жизни в лицо, боишься выйти из пещеры, которую для себя построил, боишься, что твою книгу не возьмут, боишься приложить хоть какое-то усилие, чтобы вывести в море яхту, которую ты построил!.. Теперь я вижу, что на самом деле ты вовсе не хочешь выйти в море! Ты предпочитаешь сидеть здесь, наливаться джином и мечтать. Ты не хочешь ходить, предпочитая ползать на заднице, — это твоя отговорка, железобетонная причина, почему ты не можешь ничего добиться в жизни.
