Пьер Бенуа - Атлантида
С правой стороны, в самой середине стены, я неожиданно заметил огромную вертикальную трещину. То было почти отвесное ложе уэда, впадавшего в русло того, куда мы углубились в это злополучное утро. Оттуда уже несся с грохотом и шумом настоящий горный поток.
Еще никогда в жизни не наблюдал я такой бесподобной уверенности, с какой наши верблюды карабкались на самые крутые подъемы; цепляясь за каждый бугорок, широко расставляя свои огромные ноги, упираясь в начинавшие расступаться скалы, они творили в тот миг чудеса ловкости, которых не проделали бы, может быть, даже пиренейские мулы.
Через несколько минут нечеловеческих усилий мы очутились, наконец, вне опасности, на базальтовой террасе, возвышавшейся метров на пятьдесят над ложем уэда, где мы чуть не остались навеки. На помощь нам пришел еще счастливый случай: перед нами оказалась небольшая пещера.
Бу-Джеме удалось укрыть в ней наших верблюдов. С порога этого убежища мы могли в спокойном молчании наблюдать представившееся нашему взору несравненное зрелище.
Тебе приходилось, я думаю, присутствовать в Шалонском лагере при артиллерийской стрельбе. Тебе случалось видеть, как разрывались ударные снаряды, падая на меловую почву Марнской равнины и зажигая ее снопами пламени… Земля вздымается, взлетает на воздух, бурлит и кипит среди грохота лопающихся гранат!.. Так вот, почти такая же картина представилась нашим глазам, — но развернулась она в пустыне, посреди глубокого мрака. Потоки воды, покрытые белой пеной, с бешенством устремлялись в отверстие черной дыры и заливали все выше и выше то возвышение, на котором мы находились. Все это сопровождалось беспрерывными раскатами грома и еще более могучим гулом и треском падавших один за другим огромных кусков скал, размытых наводнением и растворявшихся в несколько секунд среди бушевавших волн.
Все время, пока несся этот поток, — час, а может быть, и два,-мы сидели с Моранжем в глубоком молчании, наклонившись над лежавшим под нашими ногами фантастическим чаном и наблюдая с жадным страхом и с чувством какого-то несказанного и, вместе с тем, сладострастного ужаса, как колебался под ударами водяного тарана приютивший нас каменный выступ. И этот гигантский кошмар был так великолепен, что у нас, как мне кажется, ни на одну минуту не зарождалось желание, чтобы он, наконец, прекратился.
Но вот сверкнул луч солнца… И только тогда мы взглянули друг на друга.
Моранж протянул мне руку.
— Благодарю вас, — сказал он просто.
И, улыбнувшись, прибавил:
— Захлебнуться в самом сердце Сахары было бы, право, смешно и глупо. Ваша смелость и присутствие духа избавили нас от такого нежелательного конца.
Ах!.. Почему в тот день не скатился он навсегда в поток вместе со своим верблюдом, когда тот споткнулся! Тогда не было бы того, что случилось потом… Вот мысль, которая преследует меня в часы душевной слабости. Но, как я тебе уже сказал, такое состояние продолжается недолго. Нет, нет! Я не жалею, я не могу жалеть о том, что произошло и должно было произойти…
Моранж ушел, чтобы пробраться в пещеру, откуда доносилось довольное рычанье верблюдов Бу-Джемы. Я остался один, продолжая наблюдать стремительное и беспрерывное набухание потока, в который бешено изливались бежавшие к нему с разных сторон притоки. Дождь перестал.
Солнце снова сверкало на прояснившемся небе.
Я чувствовал, с какой невероятной быстротой высыхало на мне мое платье, за минуту до того совершенно мокрое.
Чья-то рука легла на мое плечо. Возле меня снова стоял Моранж. Странная и самодовольная улыбка освещала его лицо.
— Пойдемте со мной, — сказал он.
Сильно заинтересованный, я последовал за ним. Мы проникли в пещеру.
Входное отверстие, через которое свободно прошли верблюды, пропускало достаточное количество света. Моранж подвел меня к большой гладкой скале, находившейся как раз напротив входа.
— Смотрите, — произнес он, плохо сдерживая свою радость.
— В чем дело?
— Как! Вы не видите?
— Я вижу несколько туарегских надписей, — ответил я, немного разочарованный. — Но, кажется, я вам уже говорил, что плохо разбираюсь в тифинарских письменах. Разве эти надписи интереснее тех, которые мы уже несколько раз встречали на своем пути?
— Взгляните на эту, — сказал Моранж.
В его голосе звучало такое торжество, что на этот раз я сосредоточил все свое внимание.
Я стал рассматривать скалу.
То была надпись, знаки которой были расположены в виде креста. Так как она занимает в моем рассказе значительное место, то я должен ее перед вами воспроизвести.
Вот она:
Она была начертана с большой правильностью, при чем все ее точки и штрихи были довольно глубоко вырезаны в каменистой стене. Даже не обладая в то время обширными познаниями по части надписей на скалах, я без труда признал, что та, которая находилась передо мной, была очень древняя.
По мере того как Моранж ее разглядывал, лицо его становилось все более и более радостным.
Я бросил на него вопросительный взгляд.
— Итак! Что вы об этом скажете? — проговорил он.
— Что я могу вам сказать? Повторяю, что я едва разбираю тифинарские письмена.
— Хотите, я вам помогу? — спросил мой спутник.
После только что перенесенных нами волнений, этот урок по эпиграфике показался мне довольно неуместным. Но радость Моранжа была так глубока, что я не счел себя в праве ее испортить.
— Так вот, — начал он, давая свои объяснения с такою же легкостью, как будто стоял перед классной доской, — прежде всего обратите внимание на крестообразную форму этой надписи. Другими словами, в ней дважды содержится одно и то же слово, идущее снизу вверх и справа налево. Так как слово это составлено из семи букв, то четвертая, т. е. находится, вполне естественно, в центре надписи. Такое расположение знаков, единственное в своем роде в тифинарской эпиграфике, является уже само по себе довольно примечательным. Но этого мало. Попробуем расшифровать.
Ошибившись три раза из семи, мне удалось, при терпеливом содействии Моранжа, разобрать начертанное слово.
— Ну, что, понимаете, в чем дело? — сказал он мне, подмигивая, когда я довел до конца свое упражнение.
— Столько же, сколько и раньше, — ответил я с легким раздражением. — Слово состоит из букв: а, и, т, и, н, х, а, т. е. «антинха». Ни в одном из известных мне диалектов Сахары нет ни такого слова, ни другого, сколько-нибудь на него похожего.
Моранж потирал себе руки. Его ликованию не было границ.
— Правильно! И именно потому это открытие и является исключительным.
— Как так?
— А вот как. Вы правы: соответственного слова нет ни в арабском, ни в берберском языке.
