Уилбур Смит - Ярость
– Мои друзья, моя семья, дорогие мои, – возвысил голос Манфред, и все повернулись к нему и выжидательно замолчали. Манфред умел убеждать, а собравшиеся, как представители своего народа, были восприимчивы к ораторскому мастерству и красивым словам, потому что постоянно слышали их с церковной кафедры и политических платформ – от колыбели до могилы.
– Когда я смотрю на этого молодого человека, моего сына, и на других похожих на него молодых людей, я знаю, что можно не беспокоиться о будущем нашего Volk’а, – звучным голосом произнес Манфред, и слушатели невольно откликнулись на его слова: они аплодировали и кричали « Hoor, hoor!» всякий раз, как он замолкал.
Но среди слушателей по меньшей мере один человек не был зачарован его словами. Хотя Сара Стандер улыбалась и кивала, она чувствовала, как внутри у нее все горит, а горло жжет кислотой отвергнутой любви.
Сидя в этом красивом саду, глядя на мужчину, которого когда-то любила больше жизни, мужчину, которому посвятила каждое мгновение своего существования, мужчину, которому отдала свое девичье тело и нежный цветок своей девственности, чье семя так радостно приняла в свое лоно, она знала, что старинная, но по-прежнему острая страсть изменила облик и суть и обернулась жестокой, горькой ненавистью. Сара слушала, как Манфред превозносит жену, и понимала, что могла бы быть на месте этой женщины и все эти похвалы были бы адресованы ей. Это ей следовало бы быть с ним рядом и разделять все его триумфы и победы.
Она смотрела, как Манфред обнимает Лотара и, обхватив за плечи, хвалит как своего первенца, гордо улыбаясь и перечисляя его достоинства, и ненавидела обоих, отца и сына, потому что Лотар Деларей не был первенцем.
Повернув голову, она увидела Якобуса, стоящего с краю, застенчивого, тушующегося, но такого же прекрасного, как рослый золотоголовый атлет. У Якобуса, ее сына, темные брови и светлые как топаз глаза Делареев. Не будь Манфред слеп, он бы непременно увидел это. Якобус не ниже Лотара, но не наделен, как его сводный брат, крепкими костями и бугристыми мышцами. Тело у него скорее хрупкое, а черты лица не такие отчетливо мужественные. У него лицо поэта, чувствительное и мягкое.
Тут и лицо самой Сары стало мечтательным и мягким: она вспомнила, как был зачат Якобус. Она была почти ребенком, зато ее любовь – любовью зрелой женщины, когда она шла по затихшему старому дому в комнату, где спал Манфред. Она любила его всю жизнь, но утром он уезжал, уплывал в далекую страну, в Германию, в составе олимпийской команды, и она уже много недель тревожилась, что навсегда потеряет его. Она хотела каким-то образом предотвратить эту невыносимую потерю, получить уверенность, что он вернется, и поэтому отдала ему все, что у нее было, – сердце, душу, едва созревшее тело, отдала в надежде, что он к ней вернется.
А он встретил в Германии эту женщину и женился на ней. Сара по-прежнему хорошо помнила ужасную телеграмму из Германии с известием о его предательстве, и собственное опустошение, когда она читала роковые слова. В тот день что-то в ней высохло и умерло. С тех пор у нее не было части души.
Манфред Деларей продолжал говорить, теперь он какой-то глупой шуткой заставил всех смеяться, но посмотрел на Сару и увидел, что та не улыбается. Возможно, он прочел в ее взгляде какие-то ее мысли, потому что сам перевел взгляд туда, где стоял Якобус, потом снова на нее, и на мгновение Саре показалось, что она видит в этом взгляде необычное чувство – сожаления или вины.
Она не впервые подумала: а знает ли он о Якобусе? Должен по крайней мере подозревать. Она вышла за Рольфа так поспешно, так неожиданно, а Кобус родился так скоро после свадьбы… Да и физическое сходство сына с отцом велико – конечно, Манфред знает!
Рольф, разумеется, знал. Он безответно любил ее, пока ее не отверг Манфред, и воспользовался ее беременностью, чтобы добиться согласия. С тех пор он был добрым и верным мужем, и его любовь к ней, забота о ней никогда не менялись, но он не был Манфредом Делареем. У него никогда не было силы и обаяния Манфреда, его энергии, мощи личности и безжалостности, и она не могла любить его так, как любила Манфреда.
Да, признавалась она себе, я всегда любила Манфреда и буду любить его до конца жизни, но моя ненависть к нему так же сильна, как любовь, и со временем становится все сильней. Только благодаря ей я и живу.
Манфред заканчивал речь словами о повышении Лотара. Конечно, с горечью думала Сара, продвижение Лотара по службе не было бы таким стремительным, если бы его отец не был министром внутренних дел и если бы он не так хорошо играл в регби. Ее-то Кобусу не приходится ждать такой зеленой улицы. Все, чего он достигнет, будет достигнуто благодаря его таланту и собственным усилиям. Они с Рольфом мало могут для него сделать. У Рольфа – почти никакого влияния, и даже плата за обучение Якобуса в университете была серьезной обузой для семейного бюджета. Саре пришлось посмотреть в глаза тому факту, что Рольф никогда не пойдет дальше того, каков он сейчас. Его переход к адвокатской практике был ошибкой и не оправдал себя. К тому времени как он осознал свой промах и вернулся к работе университетского преподавателя, он потерял много лет и ему не сразу дали кафедру. Нет, они мало чем могут помочь Кобусу, но ведь никто в семье – и сам Кобус – не знает, чего он хочет от жизни. Он отличник, но страшно разбрасывается и начисто лишен целеустремленности, к тому же всегда был скрытен. Так трудно вытянуть из него что-нибудь… Раз или два Саре это удавалось, но ее испугали его необычные, радикальные взгляды. Может, не стоит слишком глубоко лезть сыну в голову, подумала она и улыбнулась ему, и в это мгновение Манфред наконец закончил восхвалять своего отпрыска.
Якобус подошел к ней.
– Принести тебе еще апельсинового сока, мама? У тебя пустой стакан.
– Нет, спасибо, Кобус. Постой со мной немного. Я тебя в последнее время редко вижу.
Мужчины наполнили кружки пивом и направились на другую сторону бассейна, к костру для барбекю. Под всеобщий смех и шутки Манфред и Лотар повязали полосатые передники и вооружились вилками с длинными ручками.
Сбоку на столе стояло множество тарелок с сырым мясом, кусками баранины, сосисками на длинных вертелах, немецкими сосисками и большими толстыми стейками – довольно, чтобы накормить армию великанов, мрачно подсчитала Сара; тут мяса на месячную зарплату ее мужа.
С тех пор как Манфред и его однорукий впавший в маразм отец загадочным образом приобрели акции «Рыболовецкой компании Юго-Западной Африки», к славе и влиянию Манфреда прибавилось и необыкновенное богатство. У Хайди норковая шуба, а Манфред купил в богатом плодородном поясе Оранжевой республики большую кукурузную ферму. Каждый африкандер мечтает о своей ферме, и когда Сара подумала об этом, ее зависть разгорелась с новой силой. Все это могло принадлежать ей. Немецкая шлюха лишила ее всего, что ей принадлежало по праву. Слово шокировало ее, но она про себя упрямо повторила – шлюха!
