Шарлотта Лин - Мэри Роуз
Когда наконец, тяжело дыша, женщина опустила весла, она увидела, что Энтони стоит на коленях и, положив на них голову Сильвестра, бьет его по спине, заставляя выплюнуть проглоченную воду. При этом он говорил с ним так, как ей не доводилось слышать никогда:
— Все хорошо, слышишь? Ты просто потрясающий человек, самый великий, у тебя все получилось. Мы в безопасности, мы с Фенхель, тебе нужно лишь как следует дышать, больше ничего, остальное сделаем мы с Фенхель.
Сильвестр лежал на боку, он открыл глаза. Он не плевался водой, но Фенелла была уверена, что она услышала его хриплый вдох. А следующего уже не было.
Энтони закричал:
— Я люблю тебя, Сильвестр! Дыши, слышишь, дыши же, черт тебя подери! Дыши же, я так люблю тебя! — Он наклонился, прижал свое лицо к лицу Сильвестра, стал вдыхать в него свое сильное дыхание, и плечи у него дрожали.
Фенелла не трогала его, пока не увидела, что он обессилел. Грести, тащить, поднимать — все это было далеко не так тяжело, как произнести одну эту фразу:
— Оставь его, Энтони. Он мертв.
Его тело вздыбилось, увлекая за собой тело Сильвестра, и он заплакал. Он всхлипывал, как ребенок, прижимал к себе Сильвестра, сотрясаясь от бурного плача. Из его горла вырывались искаженные от слез звуки, по лицу бежали потоки слез. Он не двигался, не кривился, просто держал Сильвестра и безудержно плакал. Он потерял друга. Свой просмоленный канат, свой якорь, свою поддержку.
Фенелла, сидевшая у него за спиной, тоже плакала, и в то же время у нее чесались руки — так ей хотелось прикоснуться к Энтони. То, что он уничтожил жизнь, исправить было нельзя, но он не перестал быть человеком. Она уступила желанию, сомкнула руки вокруг него.
— Прислонись ко мне, — плача, попросила она. — Позволь мне поддержать тебя. Ты так устал.
Энтони плакал.
— Ничего не поделаешь, — говорила она. — Ты сделал все, но это оказалось сильнее. Хорошо, что он умер не там, в темноте, а с нами. Ты дал ему с собой свою любовь.
Она крепче прижала его к себе, зарылась лицом в его мокрые и соленые волосы. Они оба плакали, и она держала его, пока силы не оставили их и он не поднял голову, не отпуская Сильвестра.
— Нам повезло, — деревянным голосом произнес Энтони. — Вместо того чтобы грести в сторону Портсмута, мы могли поплыть навстречу французам. Спасибо, Фенелла. Я уже пришел в себя. Если ты возьмешь себе моего Сильвестра, я отвезу тебя домой.
Фенелла снова расплакалась. Энтони не отпустил Сильвестра и не тронулся с места, пока она не встала со скамьи и не села рядом с ним. Потом он уложил его ей на колени, как укладывал вечерами детей, поправил рубашку у него на шее и нащупал цепочку с золотой монетой.
— Это дал мне человек в Генуе, — пробормотал он. — За мой первый проданный чертеж корабля.
— Я хотела, чтобы у Сильвестра было что-то от тебя и от меня. Если это звучит не слишком безумно, то что-то вроде обручального кольца.
Он поднял голову.
— Звучит совершенно безумно. Похоже на нас. — Он пригладил волосы Сильвестра и пошел на скамью. Он греб спокойными, ровными движениями, ведя лодчонку обратно в Портсмут.
То, что он убил человека, изменить невозможно. Но и другое тоже.
— Я люблю тебя, — сказала Фенелла. — Я не знаю, что будет. Я не знаю, как я справлюсь, но мне не хватает тебя. Я хочу открыть тебе дверь. Пожалуйста, пойдем домой вместе со мной.
Он ничего не сказал. Она услышала, как он плачет у нее за спиной.
— У меня письмо от Сильвестра, — произнесла она. — Он просил открыть его, если он не вернется. Ты прочтешь его вместе со мной?
Хотя он не прикасался к ней, она почувствовала, что тело его содрогнулось.
— Нет.
— Почему нет?
— Потому что я знаю, что там написано, — произнес он. — Фенелла, ты можешь…
— Не называй меня «Фенелла!» — закричала она. — Пожалуйста, не надо.
Он перестал грести.
— Я люблю тебя, — произнес он настолько тихо, что она обернулась. — Пожалуйста, прости меня. Пожалуйста, открой мне дверь. Пожалуйста, позволь мне снова быть рядом с тобой.
— Ч-ш-ш, — произнесла она, обняла его за шею, не отпуская Сильвестра, и запечатала ему губы поцелуем.
— Фенхель, — произнес он, когда она отпустила его, — пожалуйста, брось это письмо в воду. Сделай это ради меня, не спрашивай, просто сделай.
— Но так нельзя! — воскликнула она. — Сильвестр сказал, что в нем документы для детей.
— Тогда дай его мне, — произнес он. — Я позабочусь обо всем. Только не читай.
Она взглянула в его глаза и вдруг поняла, что было написано в письме. Энтони не убивал Роберта Маллаха. Он вообще ничего не имел против этого человека и не думал, что в том, что с ним случилось, был виноват кто-то, кроме Джеральдины. Он бы скорее попытался переубедить короля и спасти корабль. Но он никогда и никого не убил бы. Разве он не доверил ей свою тайну? Тридцать четыре года назад смерть нагнала на него ужасный страх. Всего на одно мгновение он перестал быть осторожен, а когда оно миновало, его брат лежал мертвым в доке. Он поднял голову и не увидел ничего, одно пустое небо, которое не разверзлось, не помогло, ничего не исправило. С тех пор он всегда был осторожен. Он никогда не поднял бы руку ни на кого.
Охвативший ее ужас был настолько велик, что ей показалось, что она вот-вот потеряет сознание, но его взгляд держал ее, и, когда Фенелла задрожала от ужаса, он обнял ее.
— Теперь я тоже не могу, — в отчаянии воскликнула она, — просить у тебя прощения, потому что это уж слишком! Я была настроена, как весь город, я прокляла и оттолкнула тебя, не задав ни одного вопроса. Как же ты сможешь когда-нибудь простить меня?
Он поцеловал ее в лоб, покрыл поцелуями всю голову, от лба до затылка.
— Не сердись на меня, — произнес он. — Но если ты меня больше не любишь, мне все равно.
— Я люблю тебя, Энтони. В этом можешь быть уверен. Тебя и ту штуку, которой у тебя нет.
Он осторожно посадил ее на дно лодки, уложил Сильвестра обратно ей на колени, обнял ее ногами. Садилось солнце. Вдалеке грохотали пушки. Сражение продолжалось. «Мэри Роуз» уже не было видно, но в Англии с того дня не будет ни единого человека, который не знал бы ее имени. Энтони поднял весла и снова принялся грести к берегу.
— Знаешь, чего я не могу представить себе? — спросил он.
— Чего?
— Что когда Сильвестр попадет на небо, оно окажется пустым. Она потянулась назад, нащупала его руку, положила кончики
пальцев ему на запястье, под которым ожесточенно бился пульс.
— Разве это обязательно представлять себе? — осторожно поинтересовалась она и повернула к нему лицо. — Разве не может быть все совсем иначе, чем ты себе придумал?
