Венеция. Полная история города - Минасян Лиана
В 1436 году я предпринял свое путешествие в Тану, где год за годом и оставался в течение целых шестнадцати лет. Я объездил те области, как по морю, так и по суше, старательно и с любопытством.
Тана в XV веке была городом полностью венецианским, но, как всегда в колониях, имела довольно пестрое население, среди которого было немало татар, имеющих разрешение проживать внутри крепостной стены; их Барбаро определяет как «городских» (tartan della terra) в противоположность степным кочевникам. Обе общины сжились друг с другом, венецианцы в большинстве случаев научились говорить по-татарски. Барбаро тоже выучил татарский язык и завязал тесные связи с представителями ордынской знати. Это определенно помогло ему наладить контакты с допущенными в город татарскими купцами, называвшими венецианца понятным им именем «Юсуф».
Он мало рассказывал о приходивших в Тану судах из Венеции или из Константинополя: в XV веке торговое судоходство значительно уменьшилось, и жители Таны в основном промышляли тем, что разводили рыбу в устроенных по берегам реки peschiere. Барбаро владел пескьерами на Дону около места, называемого Бозагаз, и посещал их, поднимаясь вверх по реке либо на лодке, либо зимой на санях (zena) по льду.
С фондамента Скьявони отправлялись торговые корабли в Тану.
Тана жила в постоянной настороженности и беспрерывном наблюдении за степью и ее обитателями – татарами-кочевниками. Охранялся город строго. В периоды явной опасности ворота запирались, но и в спокойные дни через них входили и выходили в степь под контролем стражи и даже с разрешения самого консула. Барбаро подробно и с любознательностью естествоиспытателя описал быт и нравы кочевников.
Каждый из этих [наездников], когда он отделяется от своего народа, берет с собой небольшой мешок из шкуры козленка, наполненный мукой из проса, размятой в тесто с небольшим количеством меда. У них всегда есть с собой несколько деревянных мисок. Если у них не хватает дичины,– а ее много в этих степях, и они прекрасно умеют охотиться, употребляя преимущественно луки,– то они пользуются этой мукой, приготовляя из нее, с небольшим количеством воды, род питья; этим они и обходятся.
Одними из его наиболее заметных дипломатических и военных подвигов того времени были успешная миссия, в ходе которой он убедил татар не нападать на Тану, а также спонтанные вылазки в степь и сражения с черкесскими налетчиками.
Он охотно познакомился, а затем поддерживал дружеские отношения со знатным татарином – Эдельмугом. Барбаро подробно рассказал, какое впечатление произвело на него перемещение огромных масс людей и скота, как татары переправлялись через реку «безо всяких хлопот и с такой уверенностью, как будто они идут по земле», он детально описывал уклад кочевых народов степи:
Сначала шли табуны лошадей по шестьдесят, сто, двести и более голов в табуне; потом появились верблюды и волы, а позади них стада мелкого скота. Это длилось в течение шести дней, когда в продолжение целого дня – насколько мог видеть глаз – со всех сторон степь была полна людьми и животными: одни проходили мимо, другие прибывали. И это были только головные отряды; отсюда легко представить себе, насколько значительна была численность [людей и животных] в середине [войска].
Мы все время стояли на стенах (ворота мы держали запертыми) и к вечеру просто уставали смотреть. Поперечник равнины, занятой массами этих людей и скота, равнялся 120 милям.
Главное внимание он уделил не столько внутренней жизни колонии, а тем более далекой Венеции, сколько сильным и опасным соседям – татарам. От них зависело благополучие Таны. Понимая это, и консул, и все купечество старались заручиться благосклонностью татарских ханов, и Барбаро принимал в этом активное участие, используя свой опыт дипломата и коммерсанта.
Лишь только правитель остановился, они сразу же раскидывали базары, оставляя широкие дороги. Если это происходило зимой, то от множества ног животных образовывалась величайшая грязь; если же летом, то величайшая пыль. Тут же, немедленно после того, как были поставлены базары, они устраивали свои очаги, жарили и варили мясо и приготовляли свои кушанья из молока, масла, сыра. У них всегда была дичина, особенно олени. В их войске были ремесленники – ткачи, кузнецы, оружейники и другие, и вообще были все необходимые ремесла.
Если бы ты спросил меня: «Они, значит, бродят, как цыгане?» – я отвечу отрицательно, так как – за исключением того, что их станы не окружены стенами,– они представляются [нам] огромнейшими и красивейшими городами. В связи с этим [скажу следующее]: однажды, когда я находился в Тане, где над воротами была очень красивая башня, около меня стоял один купец-татарин, рассматривавший эту башню; я спросил его: «Не кажется ли тебе эта вещь замечательной?» Он же, взглянув на меня и усмехнувшись, сказал: «Ба! кто боится, тот и строит башни!» В этом, мне думается, он был прав.
Венецианский купец так сблизился с народом степи, что, вернувшись домой, помог освободить из плена двух незаконно захваченных на Риальто татар из Крыма, добился их освобождения, содержал их у себя два месяца и отправил за свой счет с ближайшим караваном обратно в Тану. Один из этих людей узнал в Барбаро незнакомца, уже один раз приходившего ему на помощь: «Ты дважды спас мне жизнь: один раз теперь, потому что, оказавшись в рабстве, я считал себя умершим, другой раз, когда горела Тана: ты тогда пробил пролом в стене, через который вышло много людей».
Барбаро также путешествовал по России, он побывал в Казани и Новгороде, у черкесов и грузин, «которые уже попали под власть “московитов”». Он рассказал в своих записях о множестве событий, в которых участвовал, в том числе описал свою экспедицию к предполагаемому кургану последнего короля алан. Ему удалось установить его местонахождение, но никаких богатств он там не нашел (современные историки полагают, что он обнаружил яму с закопанным кухонным мусором).
Барбаро вернулся на родину незадолго по падения Константинополя, некоторое время жил как частное лицо, но в 1460-х годах был назначен проведитором (главным инспектором) в Албанию, где фактически командовал всеми вооруженными силами республики. Позже его опыт был востребован в Персии – его отправили послом к падишаху Ирана Узун Хасану. В конце 1480-х годов он начал писать свою книгу «Путешествия в Тану и в Персию». Первое издание вышло в 1543 году уже после смерти венецианского купца и дипломата.
Мера вещей и весов
Из ярлыка, выданного ханом Узбеком через Андреа Дзено венецианским купцам Таны в 1333 году, известно, что в ее порт приходили два типа венецианских кораблей: navi de duabus cabijs, et de navi de una cabia…– двухмачтовые и одномачтовые. Речь идет о галеях (галерах) и навах (нефах). Первые отличались быстроходностью и малой грузоподъемностью, были оснащены одной мачтой с треугольным «латинским» парусом; вторые – повышенной вместимостью трюмов и малой скоростью.
Конвой судов выходил из Венеции и шел мимо побережья Далмации к островам Эгейского моря, затем в Константинополь и в Черное море. Это был мощный флот, который шел по продуманному и хорошо известному маршруту, им командовали прекрасные флотоводцы с богатой навигационной практикой и командиры, имеющие большой опыт. Проверенный маршрут был важен, потому что нужно было синхронизировать торговлю – в Тану muda должна была прийти одновременно с караванами мусульманских купцов.
Лицевой летописный свод. Хан Узбек перед своими подданными. XVI век
Корабли покидали Венецию в июле и возвращались на Рождество или в начале января. Венецианский сенат, чтобы ускорить обращение товаров, синхронизировал время прибытия muda Черного моря с конвоем, отправляющимся в Баварию или во Фландрию в начале весны, с перегрузкой всевозможных «фландрских товаров» (сукна, янтарь и др.) в Венеции. Чтобы лучше воспользоваться каждой muda в Тану, туда направляли торговые суда лишь значительного тоннажа (не менее 150 тонн). Регулярность выхода морского конвоя в Черное море была связана с политическими, военными и экономическими обстоятельствами. Движение приостанавливалось на время войн между Венецией и Генуей, а также на время, когда в Причерноморье было небезопасно (например, во время похода Тамерлана на Тану в 1395 году).
