Густав Эмар - Мексиканская месть
— Дай Бог, друг мой, — сказал капитан, — тогда все пойдет прекрасно; меня только тревожат мои бедные матросы, которые съехали на берег; но я придумаю средство, чтобы они возвратились на борт.
Вдруг бриг принял воинственную осанку; множество сабель, пистолетов, ружей, топоров и пик были разложены у мачты; матросы расхаживали с необыкновенным воодушевлением. Храбрые люди давно уже знали своего капитана, они знали, что эти приготовления были сделаны не для одного виду и что они вскоре сцепятся с красивым бригом, который так небрежно подходил к ним.
Подобно всем галлам, капитан Гишар был готов драться во всякое время; запах пороха был приятно упоителен для него, и как только он находил случай подраться, он не упускал его, опасаясь, что не скоро ему представится к этому новый случай.
В этот раз, кроме его задорного и злобного расположения, капитан имел серьезный мотив подраться с капитаном Ортега, так как капитан Ортега, которому мексиканское правительство поручило наблюдение за берегами для ограничения контрабанды, несколько раз преследовал «Целомудренную Сусанну», всеми средствами препятствовал ее торговле и причинял ей значительные убытки.
Но между тем до настоящего дня никогда «Искупление» и «Целомудренная Сусанна» не сходились так близко.
Как будто по безмолвному соглашению оба суда, казалось, постоянно избегали стычки, последствия которой могли быть весьма серьезными; поэтому они показывали вид, будто бы избегали встречи, и ограничивались при своих неоднократных встречах на берегах легкими перестрелками на суше или на лодках.
В этот раз капитан Гишар решился сразиться с этим беспокойным наблюдателем, который упорно преследовал его и не дозволял ему мирно заниматься своей торговлей.
Между тем ненависть или скорее соперничество, существовавшее между ним и капитаном Ортега, не помешало французу узнать качества «Искупления», напротив, он отдавал ему полную справедливость и восхищался с наивной откровенностью моряка, как необыкновенным судном.
— Клянусь! — сказал он дону Маркосу. — Какое прелестное судно! Как бы мне хотелось им командовать. Как оно стройно, кокетливо и красиво. Оно построено в Бордо, Марселе или Нанте; там только могут строить такие кузовы как этот. Какая разница между ними и этими тяжелыми английскими и голландскими байдарами! Я очень люблю «Целомудренную Сусанну», но клянусь, ежели я когда-нибудь захвачу «Искупление», тогда никто не догонит меня.
Дон Маркос и дон Альбино слушали с улыбкой эти слова, которые капитан обращал более к себе, чем к своим гостям, и в которых он невольно, как это случается всегда, когда в увлечении громко высказывают свои мысли, высказывал свои проекты в случае стычки, к несчастью весьма вероятной, с «Искуплением».
Ветер все более и более свежел, паруса мексиканского брига наполнялись слегка; его курс становился шибче, он быстро подходил к контрабандному судну.
Вдруг на горизонте появилось солнце, и в это же время бриг выбросил мексиканский флаг и сделал выстрел.
— Хорошо! — сказал капитан Гишар. — Он решился сказать нам свое настоящее решение.
— Капитан, какой прикажете поднять флаг? — спросил шкипер Гурсо.
— Поднимите французский флаг! — крикнул капитан. — Покажем этим неучам, что мы не боимся их, и, подняв флаг, сделайте выстрел, для того чтобы показать им, что и у нас есть порох.
Почти вслед за этим приказанием широкий трехцветный флаг взвился на мачте брига и раздался одновременно выстрел из пушки, глухо пронесшийся над волнами.
Вызов был принят.
«Искупление» все подвигался вперед. «Целомудренная Сусанна» все еще лежала в дрейфе, матросы спокойно перевезли последние слитки плята пина, даже не взглянув ни разу на судно, нарушавшее их коммерческие операции.
Прошло с четверть часа; в это время во взаимном положении обоих судов не произошло никакой значительной перемены; бриг мексиканский вышел на наветренную сторону и лег в бейдевинд.
Таким образом, оба судна неподвижно стояли один против другого.
По маневру мексиканского судна можно было легко заключить, что ежели капитан его не струсил, то во всяком случае пришел в нерешительность при виде гордого хладнокровия своего противника.
Контрабандисты весело следили за всеми движениями крейсера.
Наконец показалось, что корабль решился на что-то: была спущена лодка, и несколько человек сошло в нее. Эти люди были вооружены саблями и ружьями.
Лодка отчалила и направилась к «Целомудренной Сусанне».
Капитан навел свою подзорную трубу на эту лодку, улыбнулся и, обратившись к своему лейтенанту, дал распоряжение:
— Господин Гурсо, закройте груды оружия, которые лежат под мачтой; не надо показывать мексиканцам, что мы приготовились к бою; пусть приготовят трап для того, чтобы подать его прибывающим гостям.
Отдавши эти приказания, капитан ушел на корму.
— Право, они сошли с ума, — сказал он дону Маркосу. — Знаете ли вы, кто едет к нам?
— Сознаюсь вам в том, что я не узнал их, — ответил тот.
— Ни более ни менее как почтенный капитан Ортега и его достойный аколит, дон Ремиго де Вальдец, управляющий таможней.
— Не может быть! — воскликнул дон Маркос.
— Ничего не может быть вернее, вы сами увидите это. Эй! — крикнул он лейтенанту. — Пропустите на борт одних только офицеров, понимаете ли вы, господин Гурсо?
— Слушаю, капитан, — ответил старый моряк.
Француз взглянул на подплывшую лодку.
— Они пристают, — сказал он. — Господа, сойдите под палубу; надо, чтобы они не видели вас. Позвольте мне принять наших гостей; когда наступит время вашего появления, я предупрежу вас.
Дон Маркос и дон Альбино не возражали против этого; признавая всю справедливость этого решения и пожав руку капитану, они спустились в помещение матросов, в котором собрались и прочие мексиканские контрабандисты.
На палубе остался только один капитан и половина экипажа брига.
Моряки, казалось, сильно были заняты оснасткой, которой они притворно занимались самым миролюбивым манером.
Наконец мексиканская лодка пристала к бригу.
Это была большая лодка, на носу которой стояла каменометница; ее экипаж состоял из двенадцати гребцов, вооруженных саблями и ружьями.
Двое мужчин в мундирах сидели на корме.
Господин Гурсо, увидав лодку, готовую пристать к борту брига, наклонился:
— Сеньоры, мне приказано пропустить на борт только одних офицеров.
Один из двух мужчин, о которых мы уже сказали, высокий, с угловатыми манерами и косыми глазами, сказал потихоньку что-то своим матросам и обратился потом к лейтенанту:
— Хорошо, милостивый государь, взойдут только одни офицеры.
