Михаил Голденков - Тропою волка
— Никак самого Золотаренко, — усмехнувшись, пошутил кто-то, сам не зная, что прав.
— Вот так и стреляй! — крикнул Богушевич «нарезным» мушкетерам. — По командирам да по знаменосцам и сигнальщикам. Сегодня, слава Нептуну, ветра сильного нет.
Константин Богушевич еще не знал, что смертельно ранил самого Ивана Золотаренко, раздробив ему кость бедра. Эта рана окажется роковой для жаждущего крови атамана. Еще немного, и наказны гетман умрет от заражения крови, и повезут его овеянное славой и залитое кровью тело хоронить в Корсунь.
Армия Алексея Трубецкого все лето 1655 года действовала самостоятельно. Трубецкой успел побывать под стенами Старого Быхова, но, не добившись успехов, в конце июля увел свою двадцатитысячную армию к еще одной фортеции Богуслава Рад-зивилла — Слуцку. Под Быховом Трубецкой оставил лишь полк Якуба Ронарта. И вот на второй день сентября войско Трубецкого подошло к С луцку, окружив город своими обозами. Защищали Слуцк не только сами обученные солдатскому делу горожане, но и профессиональные солдаты во главе с венгерским полковником Волахом и немецким майором Гроссом. В ночь на третье сентября московские ратники пошли на штурм с криками: «Царев город!» Молчаливые стены Слуцка озарились вспышками и грохотом выстрелов, окутались облаками дыма. Первая атака Трубецкого была легко отбита. Причем защитники потеряли в ту ночь лишь одного человека убитым — Игната Остаповича. Трубецкой же потерял без всякой пользы почти сотню человек. Московский воевода повторил штурм на следующий день. Слуцк вновь отбился. Обстрел из гаубиц и мортир ничего не дал — пожар в Слуцке так и не случился. Город с его отлично укрепленным валом и стенами, с яростной ответной стрельбой картечниц и тяжелых орудий выглядел неприступно. Поэтому уже 6 сентября Трубецкой снял осаду и пошел на Клецк, по дороге опустошая все деревни, сжигая все сено и иные конские корма. Как писал царю сам Трубецкой: «.. и людей побивали, и в полон има-ли, и разоряли совсем без остатку, и по сторонам потому ж жечь и разорять посылали…»
Приближаясь к Клецку, Трубецкой захватил город Тим-ковичи. Пленные ему рассказали, что в Клецке много мещан и шляхты. Трубецкой велел стольнику Измайлову захватить Клецк. Но рать Измайлова, не дойдя до города, столкнулась с кинжальным огнем литвинов, которые вышли из леса навстречу врагу. Понеся сначала потери, московиты опомнились, собрались и атаковали клецкое ополчение, разгромив его наголову. Теперь город был в руках врагов. Начались резня и пожары. Люди бежали за мост в Ляховичи, но Измайлов послал погоню, та настигла беглецов, и «тех клецких литовских людей побили многих и в языцех поимали».
В начале октября московское войско Дмитрия Волконского при поддержке запорожских казаков общей численностью в несколько тысяч человек на лодках выдвинулось от Киева вверх по Днепру и обрушилось на Полесье, первым захватив древний Туров. Затем нападению подвергся Давыд-Городок, а следом войско Волконского обернуло «в ничто» город Столин. Постояв два дня в веске Терабни Пинского повета, 5 октября московиты высадились на берег Пины и штурмом завладели Пинском. Маленький гарнизон города не смог оказать достойного сопротивления, и пинчане подверглись пыткам и казням: «разными неслыханными муками мучили и на смерть позабивали». Уходя из города, захватчики подожгли Пинск. Как позже докладывал литвинский генерал Ян Ан-кудовский: «В Пинске только камины да печи стоят». Изуверы замучили и убили известного в Литве пинского иезуита и миссионера Андрея Бобола. Горожане нашли тело священника в куче мусора и похоронили в склепе иезуитов. Пин-чане, еще пару-тройку лет назад, оплакивая погибших в полесских болотах от рук польского войска казаков Хмельницкого, распевая:
А я пайду у пост вялікі
Да Турова, да Владыкі,
Каб малебен адслужыці,
Ды пакаюсъ за грэхі,
Дзень i ноч буду маліці,
Дзень i ноч буду прасіці,
Каб загінулі Ляхі,
теперь уже пели на новый лад, вставляя вместо «ляхи» слово «моски», мечтая, чтобы кто-нибудь, пусть даже столь ненавистные недавно ляхи, помог изгнать супостатов.
Боже праведный! За что ты учинил все эти муки мирному народу?! Что за грехи подвинули сей бич Божий?! Люди молились, но Бог был глух и нем к просящим, а может, ждал момента, чтобы исправить людей, научить их тому, что только Он сам и ведал на тот момент?
Устань, устань, Радзівіла,
А ўжо Вільня ня наша…
Но Радзивилл ничем не мог ответить на отчаянный призыв своего народа. Его положение было столь же беспросветным, как и положение его истекающей кровью страны. Однако Кмитич не опускал рук. Ему пришло письмо от Ми-хала — простой бумажный лист с чернильными буквами, призванный многое изменить в этой войне.
Глава 5 Осада Ясной Гуры
Чем ближе было 26 октября — двадцатилетие Михала Рад-зивилла — тем больше молодой несвижский князь понимал, что в этом году ему не устроить бурной веселой вечеринки, как на восемнадцать лет. К тому же не будет его тайной любви, нежной и юной Анны Марии Радзивилл. Она, однако, не забыла круглой даты своего «милого дружка» и отписала поздравление. «Увы, не смогу лично поцеловать твою щечку и сказать: «С днем рождения, Михал», — писала Анну ся, — мы с матерью уезжаем в Пруссию. Так решил отец для нашей безопасности. Сам он с твоим другом Кмитичем собирается в Тикотинский замок, где укроется от многочисленных врагов, кои прибавились и в собственном стане. Печально, но Сапега с Гонсевским объявили отца чуть ли не врагом и предателем номер один. Вот так, не московцы, а мой отец, оказывается, враг для Сапеги. Права мама, Сапега метит на пост Великого гетмана. И это и есть его война. Весь мир сошел с ума! Храни тебя Бог, Михал. Хоть ты не забывай моего отца!»
Михал едва не разрыдался. Ему было жаль Аннусю, жаль своего кузена, и он решил немедля пойти на выручку Великому гетману. Но уже через два дня Михалу принесли еще два письма прусской почтовой линии. Одно вновь от Яна Казимира, а второе… тут глаза Михала округлились от удивления — от аббата Ченстоховского монастыря Ясны Гуры Августина Кордецкого, которого он видел лишь раз в жизни, семь лет назад. И этот Святой отец, хозяин самого знаменитого монастыря всей Речи Посполитой, да и не только Речи Посполитой, помнил его день рождения! И не забыл поздравить! Этобыло так трогательно! Увы, после поздравлений своего «милого хлопака» аббат сообщал невеселые новости.
«29 сентября в Гродно московцами разбит Потоцкий, 3 октября разбит полковник Войнич, а вчера, 17 октября, Стефан Чарнецкий сдал шведам Краков. А Краков, мой милый мальчик, в дне пути от Ченстохово! На монастырь, как докладывают верные мне люди, положил глаз немецкий генерал Бурхард Мюллер, печально знаменитый своим солдафонством. Немцы, шведы, чехи и другие наемники заполонили Польшу! Наш монастырь под угрозой захвата и осквернения главной христианской святыни. Я уже не раз писал королю Яну Казимиру. Он помочь не может, просил обратиться к тебе, мой милый мальчик. Может, окажешь услугу Божьей Матери и получишь вознаграждение небес? У нас пока лишь шестьдесят мушкетов на семьдесят монахов. Закупаю срочно солдат, пришло добровольно почти двадцать шляхтичей. В крепости также восемнадцать легких пушек есть от двух- до шестифунтовых, а также имеется дюжина двенадцатифунтовых пушек. Но тех, кто мог бы с ними обращаться, очень мало. Ты же известен тем, что даже собственную мастерскую по отлитию пушек имеешь в Несвиже. Твоя помощь будет самой весомой и самой благодарной для меня лично…»
