Вальтер Скотт - Аббат
Группа Ситона и Дугласа выросла до десятка вооруженных людей, включая тех, кто присматривал за лошадьми. Королева, ее дамы и все, кто прибыл в лодке, тут же сели на коней и, оставив в стороне городок, проснувшийся от выстрелов из замка, последовали за Дугласом, указывавшим дорогу. Вскоре они выехали в открытое поле и помчались так быстро, как только могли, стараясь лишь не растягиваться и соблюдать принятый порядок движения.
Глава XXXVI
Под ним его вороной скакун,
Чалый — красотку мчит,
Охотничий рог висит на боку,
И лишь ветер в ушах свистит.
Старинная балладаСвежесть ночного ветра, скачка на конях через горы и долины, звяканье уздечек, радость обретенной свободы и быстрота езды постепенно рассеяли охватившие Марию Стюарт смятение и скорбную скованность. В конце концов она уже не могла утаить перемену своего настроения от всадника, который держался рядом с ней и который, как она полагала, был отцом Амвросием, ибо Ситон со всем юношеским пылом гордился, и притом совершенно законно, своим первым удачным делом и, приняв важный и озабоченный вид, осуществлял обязанности командира небольшого отряда, эскортировавшего ту, кого называли тогда Счастьем Шотландии. Он то скакал во главе отряда, то придерживал своего разгоряченного коня, поджидая подтягивающийся арьергард, требовал от передовых всадников равномерного, хоть и быстрого аллюра; отставших же заставлял пустить в ход шпоры, не допуская нарушения строя. Через мгновение он уже скакал около королевы или ее фрейлин, осведомляясь, не утомила ли их быстрая езда и не будет ли каких-нибудь распоряжений по его части. Но если Ситон был занят делами всего отряда — главным образом правильным ритмом процессии, и в значительной мере любовался самим собой, то всадник, скакавший рядом с королевой, все свое внимание безраздельно посвящал ей одной, как если бы его заботам было поручено какое-то высшее существо. Когда попадался неровный и опасный участок дороги, он, казалось, вовсе не обращал внимания на своего собственного коня и все время придерживал рукой уздечку лошади королевы. Если на их пути встречалась река или большой мост, он левой рукой поддерживал Марию Стюарт в седле, а правую держал на узде ее скакуна.
— Я никогда не думала, достопочтенный отец, — сказала королева, когда они выехали на противоположный берег реки, — что монастырь может воспитать столь искусного всадника.
Ее собеседник только вздохнул, не ответив ни слова.
— Не знаю, — сказала королева Мария, — то ли от ощущения свободы, то ли от верховой езды — моего любимого развлечения, которого я так долго была лишена, а быть может, от того и от другого вместе, но только я чувствую себя как на крыльях. Ни одна рыба не скользит в воде, ни одна птица не рассекает воздух с таким восторженным чувством полной свободы, с каким я рвусь сейчас вперед сквозь ночной ветер по этому пустынному нагорью. Я снова в седле, и это магическое ощущение приводит к тому… Нет, я готова поклясться, что подо мной снова моя верная Розабел, с которой ни одна лошадь во всей Шотландии не сравнится в быстроте, в легкости шага и уверенной поступи.
— Если бы лошадь, несущая столь бесценный груз, могла заговорить, — послышался в ответ тихий, печальный голос Джорджа Дугласа, — она бы сказала вам: кто же, кроме Розабел, достоин при подобных обстоятельствах служить любимой госпоже, и кому, как не Дугласу, придерживать ее за повод?
Королева Мария вздрогнула: она сразу поняла, какими страшными последствиями для нее и для него самого грозит восторженная страсть этого юноши, но ее чувства благодарной и сострадательной женщины помешали ей ответить с достоинством королевы; она попыталась продолжать разговор в равнодушном тоне.
— Мне казалось, — сказала она, — что при дележе моего имущества Розабел стала собственностью Элис, любовницы и фаворитки лорда Мортона.
— Благородное животное действительно претерпело подобное унижение, — ответил Дуглас. — Его держали за четырьмя замками, за ним наблюдала целая орава грумов и конюхов; но королева Мария нуждалась в Розабел, и вот Розабел здесь.
— Хорошо ли это, Дуглас? — укоризненно сказала королева Мария. — Нас подстерегает столько смертельных опасностей, а вы еще сами увеличиваете их число по такому незначительному поводу.
— Вы называете незначительным то, что доставило вам радость хотя бы на мгновение? — ответил Дуглас. — Разве вы не вздрогнули от счастья, когда я сообщил вам, что вы скачете на Розабел? И пусть эта радость длилась не дольше, чем вспышка молнии, разве не стоила она того, чтобы Дуглас сотни раз рискнул ради нее своей жизнью?
— Тише, Дуглас, тише! — прошептала королева. — Таким языком вам не подобает говорить. Кроме того, — добавила она, оправившись от смущения, — мне нужно было бы сейчас поговорить с аббатом монастыря святой Марии. Но я не хочу, чтобы вы обиделись, Дуглас.
— Обиделся, госпожа? — отозвался Дуглас. — Увы! Только скорбью могу я ответить на ваше презрение, которое я вполне заслужил. Разве я мог бы обидеться на небеса за то, что они глухи к дерзким желаниям смертного?
— Останьтесь около меня, — сказала Мария Стюарт, — господин аббат поедет с другой стороны. Кроме того, вряд ли он сможет так искусно помогать мне и Розабел на трудной дороге.
Аббат подъехал, и она сразу же завязала с ним разговор о расстановке враждующих сил в стране и о дальнейших планах в связи с ее освобождением. В этом разговоре Дуглас принимал участие только тогда, когда королева непосредственно обращалась к нему. Как и до сих пор, он, казалось, весь был поглощен заботой о безопасности Марии Стюарт. Ей с трудом удалось установить, что это благодаря его изобретательности аббат, которому он сообщил семейный пароль Дугласов, сумел проникнуть в Лохливен под видом латника.
Задолго до рассвета их быстрое и опасное путешествие закончилось у ворот замка Нидри, в западном Лотиане, принадлежавшем лорду Ситону. Когда королева собиралась спешиться, Генри Ситон, опередив Дугласа, принял ее на руки и, опустившись перед ней на колено, попросил ее «величество войти в дом его отца, ее верного вассала.
— Ваше величество, — сказал он, — сможет здесь отдохнуть в полной безопасности. Замок охраняется верными людьми, готовыми защищать вас. А моего отца я уже известил, и можно рассчитывать, что он немедленно прибудет сюда с шестьюстами воинами. Поэтому не волнуйтесь, если ваш сон будет прерван конским топотом: знайте, что это прибыли к вам на службу новые десятки дерзких Ситонов.
— И никто не сможет нести охрану шотландской королевы лучше, чем дерзкие Ситоны, — ответила Мария Стюарт. — Розабел неслась с быстротой летнего ветра и почти с такой же легкостью, но я уже давно не садилась в седло и чувствую, что мне необходимо отдохнуть. Кэтрин, ma mignonne, ты будешь нынче спать в моих покоях и окажешь мне гостеприимство в замке твоего благородного отца. Благодарю, благодарю всех моих добрых освободителей. Пока еще мне нечего им предложить, кроме благодарности и пожелания доброй ночи. Но если Фортуна вознесет меня ввысь, на моих глазах не будет ее повязки. Глаза Марии Стюарт останутся открытыми, и она сумеет различить своих друзей. Вряд ли необходимо с моей стороны, Ситон, поручать достопочтенного аббата, Дугласа и моего пажа вашему радушному гостеприимству и вашим заботам.
