Александр Дюма - Волчицы из Машкуля
И вот сюда Розина и привела Мари.
Когда Мишель подошел к хижине, он уже и не надеялся на встречу с любимой и только его сердце бешено колотилось в груди.
И в тот миг, когда ему оставалось лишь нажать на деревянную щеколду, на которую была заперта дверь, у него так защемило в груди, что ему пришлось остановиться.
И тут только Мишель заметил, что верхняя часть двери была застекленной, и это давало возможность заглянуть внутрь хижины.
Он увидел Мари: она сидела на вязанке камыша, понуро опустив голову.
Ему показалось, что в слабом свете стоявшего на скамье фонаря он разглядел на пушистых ресницах девушки слезинки, и от одной только мысли о том, что она плачет из-за него, от его робости не осталось и следа.
Мишель толкнул дверь и, бросившись к ногам девушки, воскликнул:
— Мари, Мари, я вас люблю!
XXVI
ГЛАВА, В КОТОРОЙ МАРИ ОДЕРЖИВАЕТ ПИРРОВУ ПОБЕДУ
Несмотря на всю решимость Мари сохранить самообладание, приход Мишеля оказался для нее настолько неожиданным, его голос был таким нежным, а первые обращенные к ней слова свидетельствовали о такой силе чувства и прозвучали с такой мольбой, что бедная девушка не смогла справиться с охватившим ее волнением: сердце ее учащенно забилось, пальцы дрогнули, а слезы, застывшие, как показалось барону, на ее ресницах, капля за каплей, словно расплавленные жемчужины, скатились по щекам на руки Мишеля, сжимавшего ее руки. К счастью для девушки, бедный влюбленный был слишком взволнован и не заметил волнения Мари, и она успела взять себя в руки, прежде чем молодой человек продолжил свое признание.
Она мягко отстранила от себя барона и оглянулась.
Уловив ее взгляд, Мишель с тревогой вопросительно посмотрел на Мари.
— Как случилось, что вы один? — спросила она. — Где же Розина?
— А как случилось, Мари, — произнес молодой человек поникшим голосом, — что вы не разделяете со мной радость нашей встречи?
— Ах! Мой друг, — сказала Мари, выделяя голосом последнее слово, — вы не можете, особенно теперь, сомневаться в том, что я принимаю участие в вашей судьбе.
— Нет, — воскликнул Мишель, стараясь снова взять руки Мари, которые она уже успела отнять, в свои, — нет, потому что именно вам я обязан своим освобождением, а возможно, и жизнью!
— Однако, — прервала его Мари, сделав над собой усилие, чтобы улыбнуться, — это вовсе не повод для того, чтобы оставаться наедине; мой дорогой господин Мишель, даже Волчица должна соблюдать определенные правила приличия. Если вас не затруднит, позовите, пожалуйста, Розину.
Мишель лишь горестно вздохнул, но не встал с колен, в то время как из глаз его брызнули слезы.
Мари отвернулась от молодого человека, чтобы не видеть его слез, затем попыталась встать.
Но Мишель ее удержал.
Бедняга еще не умел разбираться в человеческом сердце. Он даже не обратил внимания на то, что Мари слишком уж опасалась остаться с ним с глазу на глаз в таком уединенном месте, каким был островок Ла-Жоншер, и это свидетельствовало об одном: она не ручалась ни за себя, ни за него, и не сделал для себя соответствующего вывода — он еще имеет надежду как влюбленный; напротив, его радужные мечты рассеялись словно дым и ему вдруг показалось, что перед ним снова предстала Мари, такая же равнодушная и холодная, какой она была с ним в последнее время.
— Ах! — воскликнул он с горечью. — Зачем вы вырвали меня из рук солдат? Они бы меня, возможно, расстреляли, но для меня лучше смерть, чем знать, что вы меня не любите!
— Мишель! Мишель! — воскликнула Мари.
— О! — произнес он. — Я еще раз могу повторить мои слова.
— Злой мальчишка, не произносите их больше никогда! — возразила ему Мари, перейдя на материнский тон. — Разве вы не видите, что доводите меня до отчаяния?
— Разве это важно для вас! — промолвил Мишель.
— Послушайте, — продолжала Мари, — неужели вы сомневаетесь в искренности моих дружеских чувств к вам?
— Увы! — ответил с грустью молодой человек. — Мне кажется, чувства, о которых вы мне говорите, не идут ни в какое сравнение с теми, которые я ощущаю в моем пылающем сердце с того самого дня, когда впервые увидел вас, и, несмотря на все ваше ко мне дружеское расположение, моя душа жаждет взаимности.
Мари пришлось сделать над собой невероятное усилие.
— Мой друг, Берта даст вам все, чего вы ждете от меня, ее любовь к вам именно такая, какую вы заслуживаете и о какой вы мечтаете, — сказала бедняжка дрогнувшим голосом, торопясь произнести вслух имя сестры, словно хотела воздвигнуть преграду между собой и любимым человеком.
Покачав недоверчиво головой, Мишель вздохнул.
— О! Но я же люблю совсем не ее, совсем не ее, — возразил он.
— Зачем, — поспешно спросила Мари, словно не замечая ни жеста, ни слов молодого человека, — зачем вы написали это письмо, которое могло бы разбить ее сердце, если бы попало ей в руки?
— И его получили вы?
— Увы, да, — сказала Мари, — и несмотря на всю боль, которую это письмо мне причинило, я должна вам признаться: какое счастье, что оно попало именно ко мне!
— И вы прочитали его до конца? — спросил Мишель.
— Да, — ответила девушка, вынужденная опустить глаза, не в силах выдержать умоляющий взгляд молодого человека, сопровождавший его слова, — да, я его прочитала и именно потому, мой друг, решила переговорить с вами прежде чем вы увидитесь с Бертой.
— Но разве вы не поняли, Мари, что сначала и до конца письма я ни разу не покривил душой и могу любить Берту лишь как сестру?
— Нет, нет, — произнесла Мари, — я поняла только одно: мне бы выпала незавидная доля, если бы я стала виновницей несчастья моей горячо любимой сестры!
— Но тогда, — воскликнул Мишель, — что вам надо от меня?
— Хорошо, — произнесла Мари, сложив руки, словно молясь, — прошу вас пожертвовать чувством, еще не успевшим пустить глубокие корни в вашем сердце; прошу вас отказаться от пагубного влечения, возникшего без какого бы то ни было повода с моей стороны, прошу вас забыть о вашей сердечной склонности, обреченной оставаться без взаимности и способной лишь принести горе всем нам…
— Мари, лучше прикажите мне умереть: пусть меня убьют или я покончу с собой. Бог мой, нет ничего проще! Но вы просите отречься от моей любви к вам… Что в моем сердце сможет заменить любовь к вам?
— И все же, мой дорогой Мишель, постарайтесь справиться с вашей любовью ко мне, — сказала мягко Мари, — ибо я поклялась в том, что никогда не подам вам ни малейшей надежды на ответное чувство, о котором вы говорите в вашем письме.
