Рихард Дюбель - Кодекс Люцифера
– Монахи… – повернулся он к пленному. – Было ли в них что-то особенное, кроме разницы в росте? Что-нибудь с их рясами или что-то в этом роде?
Пленный ответил Киприану взглядом. Через пару секунд он потер ладонью о пол и поднял ее вверх. Она почернела от сажи и грязи.
– Черные рясы? – Юноша вспомнил об оборванной фигуре на остатках стены монастыря в Подлажице, оказавшейся не монахом, а старой изношенной рясой, в которую можно было укутаться. – Монахи были в черных рясах?
Пленный кивнул. Киприан отвернулся.
Перед ним стоял Андрей, вытаращив глаза на пленного. В памяти Киприана всплыл разговор с Андреем под стенами Подлажице, и у него было такое чувство, будто образы, вызванные воспоминанием об этом разговоре, он увидел и в глазах Андрея. Бегущие в панике тени. Черный монах с кровью на руках. Взмах топором.
– Монахи в черных рясах, – тихо произнес он. – У них на совести смерть твоих родителей и еще десяти невинных женщин и детей, они убили Иоланту, из-за них чуть не сгорел весь город, и они – это единственный след, ведущий к Агнесс. Круг замыкается, Андрей.
Тот поднял руку. Что-то висело в ней, выглядевшее, как монета.
– Это уже второй раз, когда я нахожу нечто подобное, – произнес он еле слышно. – В первый раз оно упало мне под ноги, когда передо мной замертво рухнул мужчина. В этот раз я взял его из рук мертвой женщины. Скорее всего, она сорвала его с одного из тех типов.
Киприан уставился на матово поблескивающий, медленно вращающийся медальон.
– Печать братства, – понял он.
– Я иду с тобой, – произнес Андрей.
8
– Когда-то это должно было случиться, – сказал отец Ксавье. – Неосторожность – это проклятие.
– Меня они в любом случае не заметили, отец, – гордо заявил юноша.
Он бежал вверх за доминиканцем, который, казалось, достаточно медленно поднимается по лестнице. На втором этаже мальчик обнаружил, что у него появилась одышка.
– Ты слышал, что он сказал часовым и Киприану Хлеслю?
– Не все, отец. Я затерялся среди людей у огня, там было трудно подслушивать. Но я также видел то, что видел он, – черных монахов.
– Киприан и Андрей начали преследование?
– Кажется, да.
– И Иоланта мертва?
– Понятия не имею, отец. Они сказали, ни на чем другом я не должен… э-э-э… конц… кронцен…
– Концентрироваться. Ну ладно.
Отец Ксавье принялся открывать одну из двух перегородок. Юноша почувствовал запах птичьего помета. Доминиканцу пришлось нырнуть рукой глубоко в чулан, откуда он вытащил горсть серых перьев. Юноша зачарованно наблюдал, как отец Ксавье сел за маленький стол, открыл футлярчик, прикрепленный к лапке голубя, и вложил туда послание, которое он, очевидно, подготовил заранее. Когда он открыл деревянную перегородку и в помещение ворвался свежий воздух, из-за другой перегородки послышалось возбужденное воркование и звук семенящих голубиных лапок.
– Вот эти здесь связывают меня с Римом, – сказал доминиканец и указал кивком головы на закрытый чулан. Он поднес голубя, которого держал в руке, к отверстию и выпустил его. Голубь взлетел с обычным чахоточным воркованием. – Эти здесь – нет.
Юноше показалось, что на лице монаха он различил пренебрежительную улыбку, но потом худое лицо стало таким же бесстрастным, как и всегда. Вместе они спустились вниз в небольшую келью, где отец Ксавье начал упаковывать свою Библию и письменные принадлежности в узел.
– Вообще-то, – сказал отец Ксавье, – я должен был бы отослать одного из тех голубей, которые связывают меня с Римом. Само собой разумеется, с другим посланием, не тем, которое я отправил сейчас. Но у меня такое чувство, что пришел тот момент, когда я должен освободиться. Ты это понимаешь?
– Не-а, – произнес юноша, который почувствовал, что это правильный ответ, даже если бы он был ложью.
Отец Ксавье кивнул и завязал свой узел.
– Куда вы идете, отец?
– Началась охота, мой мальчик. Я следую ее зову.
Он бросил на стол монету немалого достоинства. Юноша широко открыл глаза, потом быстро схватил ее.
– Иди своим путем. Хорошо, что у меня появился новый шпион вместо старого.
– Правильный выбор, отец, – сказал юноша, напустив на себя важный вид. – На меня можно положиться.
– Это всегда выгодно, когда на моих помощников можно положиться, – произнес отец Ксавье и впервые улыбнулся мальчику.
Пока он смотрел, как проникает двусмысленность его слов в сознание юноши и постепенно гаснет его ухмылка, напоминающая волчий оскал, доминиканец вспомнил о том, как судьба свела его со вторым шпионом. Юноша выследил его в заброшенном переулке и предложил ему свою старшую сестру; когда отец Ксавье отказался – свою младшую сестру; когда и это предложение осталось без внимания – себя самого, все в течение нескольких секунд, причем с его худого детского лица не сходила уверенная усмешка. Пребывая под впечатлением от такой беззастенчивой изворотливости, отец Ксавье нашел для него другую службу.
Мальчик сглотнул.
– Покорнейше благодарю за все, ваше преподобие, – проговорил он.
Отец Ксавье покинул свое убежище, даже ни разу не обернувшись. Дрожащий юноша остался в келье. Его вспугнуло хлопанье крыльев у оконного проема. Приземлился голубь. На ноге у него был маленький футляр. Мальчик заморгал и выбежал наружу, в переулок. Отца Ксавье нигде не было видно.
– Ты отправился назад в ад? – прошептал юноша.
У него промелькнула мысль, не должен ли он возвратиться и забрать голубя. Птица могла стать неплохим обедом для него. Но он знал, что у него не было на это сил, не было с тех пор, как он увидел прощальную улыбку отца Ксавье. У него же есть монета! Он осторожно покосился на свою ладонь, как будто зажатая в ней монета могла превратиться в ничего не стоящий кружок, но она лежала здесь, блестящая, тяжелая, и обещала многое. Он побежал, но уже после нескольких шагов не удержался и подпрыгнул, осознав, что еще жив.
Голубь переминался с ноги на ногу и вертел головой по сторонам. Никто о нем не заботился, никто не забирал у него послание, никто не кормил его. Он ворковал, черные глазки поблескивали, и он стучал клювом в темноту – это было эквивалентом человеческого «Эй!»
В его футляре покоилось непрочитанное послание кардинала де Гаэте о том, что несколько дней назад отца Эрнандо видели в Вене и когда это послание будет доставлено, он уже по всей вероятности, прибудет в Прагу; и что отец Ксавье по решению своих братьев in dominico, получал свободу делать все, что могло послужить на благо Церкви.
Ни голубь, ни отправитель этого послания не знали, что отец Ксавье только что сам дал себе всю свободу этого мира делать то, что сам он считал правильным.
