Мария Семенова - Лебединая дорога
И лишь секира Хельги все так же взлетала и падала неподалеку. Эрлинг видел, что вокруг Хельги нападавшие толпились плотнее всего. Наверное, сам Хельги тоже это видел. И гордился.
— Ас-стейнн-ки! — все так же бесстрашно звучал его клич. С этим именем для среднего сына Ворона не существовало ни боли, ни усталости, ни страха за свою жизнь.
Олав кормщик шагал вперед, окруженный сыновьями. Хазарские всадники разбивались о них, как вода о каменную скалу. Будет пожива воронам и волкам!
Там, где проходили эти пятеро, оставалось чистое поле.
Сыновья Можжевельника как могли защищали отца. Но особой нужды в том не было. Никогда еще не пятился он от врага, будь то сам Рунольв Скальд или эти воины на тонконогих конях… Если и жили на свете бойцы лучше, чем он сам,старый Олав пока еще не встретил ни одного…
И сыновья долго не могли поверить в случившееся, когда он упал.
Казалось, Олав просто остановился перевести дух и склонил седую голову на грудь, прислушиваясь к далекому зову… И рухнул лицом вперед, так и не разжав ладони, стиснувшей черен меча.
На нем не было ран.
Просто замерло давно уставшее сердце.
Один призвал его к себе — знать, понадобился ему еще один искусный мореход для небесного корабля Скибладнир…
Почти до человека были равны сдвинувшиеся полки.
Но для одних это был просто набег, суливший славу, золото и рабов.
Другим — из-за полей и лесов глядел в спину родительский дом… Глядел со строгостью и надеждой — не осрами!
Долго не находилось равного Эрлингу среди Гудмундовых людей. Когда гарда-конунг повел своих конников, он уже отбил первый вражеский натиск и сам пошел вперед, валя всех, кого встречал. Но тут сыскалась погибель и на него!
Рассерженной змеей прошипел чей-то клинок, глубоко ужалил Эрлинга в левое бедро.
Жестокая боль кипятком обдала ногу, разом сделала ее чужой, тяжелой, непослушной. Эрлинг упал на одно колено, продолжая бешено отбиваться.
Осмелевшие недруги тут же взяли его в кольцо, обложив, как затравленного кабана.
Он не стал звать на помощь. Но не зря говорили про Хельги, будто в бою у него и на затылке открывались глаза! Он заметил беду. И не встало между братьями ни зеленоокой красавицы Гуннхильд, ни иных прежних обид… Хельги бросился на помощь, прорубая себе путь. И встал над Эрлингом, который к тому времени распластался на земле без сознания и без сил. И как пошел выписывать секирой светившиеся круги:
— Ас-стейнн-ки!
И умирал всякий подходивший к нему близко. Ибо недолго живет мелкая пташка, заглянувшая в глаза орла.
Гудмунд Счастливый, херсир из Халогаланда, наконец-таки высмотрел словенского конунга… И двинулся сквозь кровавый беспорядок сражения, расшвыривая врагов и не выпуская из виду остроконечного шлема.
Щит висел у Гудмунда за спиной. Он двумя руками держал тяжелое копье Гадюку и рубил им и колол, не давая пощады… Он поклялся истребить гарда-конунга. Он выполнит свой обет.
Он переступал через раненых и убитых, перебирался через мертвых коней.
Не оступятся ноги, привыкшие к Скользкой палубе драккара. Не ошибутся глаза, привыкшие высматривать в море вражеские паруса.
Раздавая удары, он шел все вперед и вперед. И про себя славил Одина за ниспосланную удачу. Он знал Тор-лейва конунга лишь по рассказам хазар. Но понял, что не ошибся, увидев шлем с горбатой стрелкой, тот самый плащ и украшенный бляшками пояс… Еще понял — достойного вождя выбрал себе его Торгейр. Счастлива была земля, рождавшая подобных бойцов. Конунг яростно защищал кого-то, бессильно поникшего у его ног, — и люди Гудмунда побитыми псами отскакивали прочь. Раз за разом взвивался над головами свистящий топор, и далеко был слышен неведомый Гудмунду клич:
— Ас-стейнн-ки!
Гудмунд побежал, раскачивая в руках облитое железом древко.
Сколько добрых мужей пало без толку, не сумев одолеть гардского вождя.
Он покажет им, как это следует делать.
Не было воина опытнее, чем Гудмунд Счастливый.
Он безошибочно подгадал тот краткий миг, когда Торлейв конунг повернулся к нему спиной.
И ударил.
Без промаха, с разбегу, вложив в этот удар всю силу рук, все свое искусство бойца!
Ударил и сам едва устоял на ногах. Он думал, что придется прорывать кольчугу, а кольчуги не оказалось. Скользкое древко так и рванулось у Гудмунда из рук. Тяжелая Гадюка прошила соперника насквозь, как игла тонкую парусину…
Но херсир все же устоял и проворно отскочил назад, выдернув задымившееся на воздухе острие. Гарда-хевдинг, уже, по сути, убитый, еще мог обернуться и попробовать отомстить.
Так оно и вышло. Словенский вождь на мгновение замер. А потом медленно, точно в дурном сне, начал поворачиваться к Гудмунду лицом. Багровое пятно расползалось у него на груди.
Люди херсира бросились к нему все разом, награждая его уже бесполезными ударами, которые он навряд ли и ощущал. И почти тут же кто-то сбил с него шлем.
И врос в землю Гудмунд Счастливый, херсир из Халогаланда…
— Назад! — не своим голосом крикнул он воинам, вновь заносившим мечи.
Послушные его слову, они откачнулись, и Гудмунд хотел шагнуть к Хельги, чтобы поддержать его, подхватить, уберечь…
Не успел.
Хельги судорожно вздохнул, из его ноздрей показалась кровь. Пошатнулся — и упал навзничь, прямо на неподвижного Эрлинга, раскидывая руки…
Тут за спиною у Гудмунда глухо загудела земля. И остатки его людей бросились к своему предводителю, наспех выстраивая стену щитов. Гудмунд оглянулся. На них мчались гардские всадники — разъяренные на разъяренных конях, пьяные от чужой и собственной крови. И первым, страшный, как сама смерть, летел на Гудмунда второй Хельги Виглафссон… Его шлем, его синий плащ, его кожаная броня! И обагренный меч плыл над головой, ища новую жертву…
Гудмунд почему-то сразу понял, что этот меч предназначался ему.
Всадники проломили стену щитов, как яичную скорлупу. Кто-то из викингов попытался обороняться. Кто-то — может, впервые в жизни — побежал. Гудмунд не двинулся с места. Близко, совсем близко увидел он копыта, слившиеся в бешеной скачке, увидел оскаленную морду вороного коня… Увидел светлые, страшные, чужие глаза под знакомым шлемом…
И более — ничего.
Холодное белое пламя со свистом ударило его в лицо.
А Хельги еще жил. И когда очнувшийся Эрлинг обнял его, называя по имени, — его веки дрогнули.
— Ас-стейнн-ки, — сказал он внятно.
Он стоял на берегу Торсфиорда, посреди родного двора. Низкое небо летело над головой, цепляясь за черные скалы. Пустым и холодным стоял длинный дом, и дверь скрипуче плакала под порывами ветра, раскачиваясь на уцелевшей петле.
