Сергей Городников - Золотая роза с красным рубином
По мере удаления от входа, дневной свет быстро ослабевал, но глаза привыкали к сгущающейся полутьме, а придерживаться направления помогал воткнутый в боковое углубление чадящий факел, который мерцал и влёк к себе вроде маяка. Проход был просторным, по нему могли ехать в ряд несколько всадников, и Удача держался стены, вблизи которой была надежда заметить кого бы то ни было раньше, чем увидят его. Тёплый воздух сквозил к котловине и выветривал прохладу, но туда же уносил любой звук, поэтому приходилось ступать осмотрительно, быть всё время настороже. Проход возле факела постепенно заворачивал, и впереди появилось светлое пятно выхода, у которого стояли трое вооружённых головорезов, в доспехах и остроконечных шлемах. Один заметил, как его высветил факел, вскинул руку и что-то сказал другим. Удача мгновенно отступил вдоль стены, углядел вверху ни то дыру, ни то округлую щель, которая представлялась единственным укрытием, не мешкая, подпрыгнул, ухватился за край и, быстро подтянувшись, змеёй пролез внутрь неё, втиснулся в её горловину и замер. Послышались торопливые и уверенные шаги, сопровождаемые потрескиванием горящей смолы, затем полутьму у свода вытеснил жёлтый неверный свет поднятого рукой факела. Шаги приостановились напротив, трое подошедших мужчин потоптались на месте.
– Он был здесь, – низкий голос того, кто это сказал, выдавал его растерянность.
– Нет здесь никого, – с лёгкой картавостью недовольно возразил, очевидно, старший из них. И потребовал: – Как он выглядел?
– Полный такой, как упитанный баран.
Они примолкли, затем картавый распорядился:
– Стойте здесь, а я схожу к тем щенкам лисицы, калмыкам у входа. Если и они ничего не видели, тебе померещилось.
– Или это был злой джин, – неуверенно буркнул сиплый, похожий на сильно простуженный голос.
– Будете столько опия курить, скоро джины вас за носы станут дёргать.
Картавому не возражали, и он зашагал, удаляясь в сторону теснины.
– Джин мог бы спрятаться в той дыре, – упрямо высказался товарищу обладатель сиплого голоса.
Удача не стал дожидаться, возникнет ли у них желание подобраться к дыре и заглянуть в неё. С шуршанием, таким слабым, будто его производила мышь, он протиснулся вглубь непроглядной мглы, с удивлением отметил про себя, что горловина за сужением понемногу расширяется и воздух в ней не застойный, а проветривается сквозняком. У него не было выбора, и он полез дальше. Вскоре смог встать на ноги и продвигаться быстрее, на ощупь выбирая, куда ступать в кромешной тьме. Ему показалось, что сзади осветили горловину дыры, но он не был в этом уверен. Даже если кто и там и заглядывал, тревоги поднимать не стал, не обнаружил причин для неё.
Рука Удачи коснулась склизкой твари, он непроизвольно дёрнулся в сторону, и тут же под ступнёй с предательским треском пошатнулась каменная плитка, чтобы в следующее мгновение рухнуть вместе с ним вниз. В падении он ударился коленом об острый выступ, вмиг успел ухватиться за него пальцами и повис на отвесной грубо обработанной стене. Через секунды, которые показались вечностью, внизу раздался стук небольшой плиты о кучу камней, прозвучав с глухим затихающим повторением, как со дна колодца. По мысленной прикидке расстояние, какое пролетела обваленная его весом плитка, составило три мужских роста, вполне достаточное, чтобы при слепом падении даже ловкач мог разбить голову или сломать ногу.
Хватаясь, где удавалось нащупать уступы или выемки для рук и носков сапог, он с предельным напряжением осязательных чувств почти спустился до невидимого дна, когда очень бледный, рассеянный отсвет подрагивающим узким пятном распорол темноту, проник сбоку, упал на кучу камней и на серые кости скелета. Удача спрыгнул так, чтобы не наступить на них. Скелет лежал в скрюченном положении, с истлевшими кожаными ремнями на вывернутых за спину запястьях, как будто человека связали, затолкали в этот предназначенный для наказаний колодец и оставили умирать без пищи и от жажды, умирать долго, в доводящих до безумия мучениях. Пятно отсвета слабело. Он приник головой к дну, успел увидеть, что похожее на нору отверстие завалено снаружи глыбой, в щелку над которой и пробивался свет проносимого в удалении факела. Красный свет последний раз мигнул и пропал, темнота опять обступила со всех сторон, будто хотела навалиться и навсегда оставить его в каменном мешке, чтобы, как вурдалак, постепенно высасывать молодую жизнь из новой жертвы.
Разобравшись, где очутился и где единственный выход из этого колодца, он не стал тратить время на обдумывание, что делать. По грудь пролез в нору, надавил на глыбу. Но она даже не шелохнулась, будто уже вросла в землю. Он нащупал пятками надёжную опору в углублении колодезного дна и напрягся всем телом, стараясь распрямиться; затем собрал в кулак свою волю, попробовал ещё раз, заскрипев зубами от ожесточения. Глыба с недовольным шуршанием поддалась его усилиям, слегка пошатнулась. Он переместил ладони повыше, после чего надавил на верх глыбы и несколькими рывками расшатал её. Она наконец, как бы нехотя, опрокинулась и царапаньем стен будто пробудила от спячки ближайшее подземелье, которое дохнула ему в лицо своими ни на что не похожими, какими-то нездоровыми запахами.
Извиваясь змеёй, он пролез через верх глыбы, и за нею оказался в проходе. Проход был узким – когда он встал и на ходу распрямился, локти коснулись шершавых стен, а затылок царапнул неровный свод, что заставило его пригнуться. Через три с половиной десятка скорых шагов он выбрался к подземной галерее, воздух в которой был свежее и суше. По правую руку удалялся колеблющийся свет невидимого пламени. Он перебежками достиг угла галереи, выглянул за угол. Там был другой проход, достаточно широкий и высокий, чтобы телохранитель хана в кольчуге и с факелом в приподнятой руке шёл следом за двумя разбойниками, которые несли окованный бронзой и продолговатый сундучок. Мрачные беспокойные тени сопровождали их, плясали на стенах и на своде. Выгибающийся свод полого уходил вниз, показывая, что впереди был спуск, и, дойдя до него, телохранитель и разбойники с каждым шагом начали словно погружаться в невидимое озеро. Сначала исчезали их ноги, потом сундучок, спины, потом из виду пропали головы и язык пламени. И только отступающее зарево указывало, что они продолжали идти дальше.
Когда его не смогли бы заметить при случайно брошенном назад взгляде, Удача последовал за ними. Дело было ни в любопытстве. У него не было иного выбора, так как он не знал подземелья. Проход оказался длинным и заканчивался тупиком с боковым ярко освещённым проёмом, в который и вошли те, за кем он неотступно передвигался. Готовый ко всяким неожиданностям, Удача осторожно приблизился к проёму, одним глазом выглянул туда, где были источники света.
