Кристофер Сэнсом - Плач
– Как и я ее, – заверил меня юноша.
Я серьезно посмотрел на него:
– Вам известна ее история?
Он точно так же посмотрел на меня:
– Да; когда я спросил ее, согласна ли она выйти за меня, она все мне рассказала. Я знал, что ее отец был грубой скотиной, но не знал, что он выкрал ее из семьи, когда король вторгся во Францию.
– Это был тяжелый, жестокий человек.
– Она очень вам благодарна, что вы избавили ее от него и дали ей приют.
– Джозефина больше всего нуждается в доброте и ласке, мастер Браун. И, думаю, всегда будет нуждаться.
– Это я знаю, сэр. И как вы в последний год были ее добрым хозяином, так я буду ей добрым мужем. – Лицо моего собеседника излучало искренность.
– Да, верю, что будете. – Я встал и протянул ему руку. – Я даю свое согласие, любезный Браун.
Когда он пожал мне руку, я ощутил смесь радости, что будущее Джозефины так устроилось, и грусти от мысли, что она покинет мой дом. Я помнил, как ее неловкость и нервозность раздражали меня, когда она только появилась в нем. Но я видел, что ей тяжело, распознал в глубине ее души добрую натуру и решил быть с ней мягче.
Лицо молодого Брауна разрумянилось от удовольствия.
– Можно мне пойти к ней и сказать? Она ждет меня на кухне.
– Да, сообщите ей доброе известие поскорее.
* * *Позже я пришел к ним на кухню, и мы все вместе, с Броккетами и Тимоти, выпили за их здоровье. Тимоти казался удивленным и даже расстроенным. Как же этот мальчик не любил перемен! Это беспокоило меня. Агнесса играла роль хозяйки, разливала вино, которое для такого случая я попросил ее принести из погреба, и даже Мартин смягчился до такой степени, что поцеловал Джозефину в щеку, хотя, наверное, заметил, как и я, что она при этом вздрогнула. Пока остальные весело болтали, он стоял немного в стороне. Джозефина расплакалась, и молодой Браун прижал ее к себе. Она вытерла глаза и улыбнулась:
– Постараюсь не уподобиться тем женам, которые плачут при всяком волнении.
– Я уверен, ты будешь самой лучшей и послушной женой, – тихо сказал ее жених. – А я постараюсь быть лучшим мужем.
Я улыбнулся. Я знал, что Джозефина – не Тамасин, чей сильный характер требовал равных отношений с мужем, иногда к неодобрению остальных. Моя юная служанка была приучена только подчиняться, и я с грустью подозревал, что любая другая роль показалась бы ей пугающей. Впрочем, у меня было чувство, что она станет хорошей матерью и что это может придать ей сил. Я поднял свой бокал:
– Да будет ваш союз счастливым и благословленным детьми!
Когда все подняли бокалы, Джозефина бросила на меня взгляд, полный счастья и благодарности, и я решил, что в конце концов напишу Гаю.
* * *За мной пришли, как всегда, на рассвете. Я еще спал, но проснулся от громкого стука в дверь. Как был, в ночной рубашке, я встал и вышел из спальни, не испуганный, но разозленный: как смеет кто-то так громко колотить в дверь в столь ранний час? Подойдя к входной двери, я увидел там Мартина – как и я, он был в ночной рубашке и отодвигал засовы.
– Иду, иду! – раздраженно кричал он. – Хватит колотить, вы разбудите весь дом…
Он осекся, открыв дверь и увидев Генри Лича, местного констебля, крепкого сложения мужчину на пятом десятке. Рядом с ним на фоне летнего рассвета вырисовывались двое помощников с дубинами. Когда я спустился, моя злоба сменилась страхом, и колени у меня задрожали. Констебль держал в руке бумагу. Раньше Лич всегда держался с должной почтительностью, кланялся, когда я проходил мимо по улице, но теперь строго нахмурился, поднеся к моим глазам бумагу. Яркая красная печать не была печатью королевы. На сей раз это была печать короля.
– Мастер Шардлейк, – официальным тоном произнес Генри, словно мы были не знакомы.
– В чем дело?
Я смутно заметил у себя за спиной Агнессу и Джозефину, тоже поднятых с постели, а потом из-за угла дома выбежал Тимоти – наверное, он в этот момент ухаживал за лошадьми. Мальчик застыл на месте, когда один из людей констебля бросил на него грозный взгляд. Я набрал в грудь воздуха – чистого свежего воздуха в это ясное летнее утро.
Лич сказал:
– У меня приказ Тайного совета арестовать вас по обвинению в ереси. Вам надлежит предстать перед ними завтра, а до тех пор вы будете содержаться в Тауэре.
Глава 35
Констебль велел мне пойти одеться.
– Меня просили обыскать ваш дом на предмет запрещенных книг. Вот ордер, – добавил он, доставая второй документ.
– У меня нет запрещенных книг, – отозвался я.
– Я должен провести обыск.
Помощник Генри, державший Тимоти, ослабил свой захват, и совершенно неожиданно мальчик выскользнул у него из рук и, подбежав к констеблю, попытался выхватить ордер.
– Нет, нет! Это ложь! Мой хозяин – хороший человек!
Лич поднял документ над головой, так что Тимоти было не достать его, а помощник схватил его за ворот и приподнял над землей. Подросток стал задыхаться, и тот снова опустил его на землю, продолжая крепко держать за локоть.
– Больше не делай этого, парень, а то задушу!
Я посмотрел на остальных моих слуг. Агнесса и Джозефина стояли, вытаращив глаза и ухватившись друг за друга.
– Я думала, охота на людей в этом доме закончилась, – прошептала миссис Броккет.
Мартин безучастно смотрел перед собой.
Лич обратился ко мне:
– Я проведу обыск, пока вы одеваетесь. – Его тон оставался ровным, официальным и осуждающим, хотя я чувствовал, что ему доставляет удовольствие унижать человека моего положения. Он избегал смотреть мне в глаза.
Я впустил его. По крайней мере, на этот счет у меня не было опасений: все недавно запрещенные книги я сжег несколько недель назад, и в доме не было ничего, связанного с поисками «Стенания». Констебль послал одного из своих людей проследить, как я одеваюсь. Когда я застегивал пуговицы и завязывал шнурки, мои пальцы дрожали. Я попытался успокоиться и подумать. Кто это сделал и зачем? Является ли это частью заговора против королевы Екатерины? Когда меня посадили в Тауэр пять лет назад по обвинению в измене, состряпанному Ричардом Ричем, меня выручил архиепископ Кранмер. Сможет ли королева помочь мне теперь? Я надел летнюю робу, приготовленную, как обычно, Мартином с вечера, и шагнул за дверь.
Мои слуги по-прежнему стояли в прихожей – Джозефина обхватила руками плачущего Тимоти, и я инстинктивно обратился к ней, а не к моему стюарду. Я сжал ее руку и сказал:
– Пойдите сейчас же в дом Джека Барака и расскажите, что случилось. Помните, где это? Вы носили туда записки.
Руки девушки дрожали, но она совладала с собой.
– Будет сделано, сэр, сейчас же.
– Спасибо. – Я повернулся к констеблю, стараясь сохранить остатки достоинства: – Пошли, приятель. Как я понимаю, мы пойдем пешком.
