Трейси Слэттон - Бессмертный
— На мессу? Я туда не хожу, — отказался я. — К тому же сегодня у меня, кажется, все получается с возгонкой, а дальше пойдет еще лучше.
— У вас получается с возгонкой, только и всего, — со смехом ответил он.
— Нет, парень, сегодня я, возможно, сумею превратить свинец в золото! И тогда мне больше никогда не придется волноваться о деньгах!
— А вам и не нужно волноваться о деньгах, вы богаты как Крез,[124] — проговорил Леонардо, подошел ко мне и смерил взглядом аппарат, с которым я возился. — Вы разожгли слишком высокое пламя, — заметил он и беспокойно зашагал по комнате, копаясь в разнообразных предметах, разложенных на грубо оструганных столах, которыми я обзавелся, потому что они напоминали мне обстановку лаборатории Гебера.
Однако создать точную копию этого волшебного места мне не удалось. Я мог воссоздать обстановку, но не атмосферу. Я не мог раскрасить дым, который бы совался цепкими пальчиками повсюду, не мог сделать так, чтобы мензурки позвякивали вразнобой, словно переговариваясь друг с другом. Но я думал, что у меня есть время и в конце концов я этого добьюсь.
Леонардо вздохнул.
— Надеюсь, вы не ждете от алхимии чего-то большего, чем развлечения. Это то же самое, что астрология. Глупая трата драгоценного времени.
— Ты так говоришь только потому, что Марс у тебя находится в знаке Водолея, — не отрываясь, ответил я. — Поэтому у тебя бунтарская противоречивая натура.
— Только не говорите, что вы астрологией занимаетесь! — простонал Леонардо.
— Фичино приносит мне книги и дает уроки, — признался я.
Пламя под перегонным кубом вдруг вспыхнуло синевато-рыжим всполохом, выплеснув жидкость, и весь аппарат затрясся от кипения. Горелка чихнула и погасла. Я разочарованно всплеснул руками.
— Теперь у вас нет предлога отказываться, — пропел Леонардо. — Пойдемте со мной на мессу. Сегодня будет интересно. Нет, правда, думаю, вам стоит сходить!
— Надеюсь, ты не потащишь с собой тех красавчиков, что вечно вьются возле тебя!
— Только вы и я, — пообещал он, и я согласился.
Проводить время с Леонардо всегда было приятно. Находиться в его компании, вникать в его мысли было уже удовольствием. Даже если для этого придется пойти на церковную службу.
Мы были недалеко от Санта Мария дель Фьоре, раскинувшей свой огромный купол, и неспешным шагом шли по Виа-Ларга.
— Знаешь, мне кажется, что Богу совершенно все равно, ходят ли люди на мессу, — мрачно произнес я, но прежде, чем успел углубиться в детали своих размышлений, Леонардо запел тихий и скорбный церковный гимн своим чудесным завораживающим тенором.
Мы пришли в церковь и встретили там сборище пышно одетых людей.
— Кардинал Сан-Джорджо, Лоренцо де Медичи, архиепископ Пизанский, граф Монтесекко, семейства Пацци и Сальвиати, — негромко перечислил Леонардо, прервав песню, и загадочно покосился на меня. — Вы знаете, что преданность моя принадлежит в первую очередь вам, учитель? С тех пор, как я выбрал вас себе в учителя. — Он понизил голос до шепота и горячо закончил: — Если бы кто-то был вашим врагом, пусть бы даже он явился моим другом, я бы не стал ему служить!
— Я рад это слышать, парень. Я никогда не сомневался в твоей преданности, — ответил я.
Интересно, что он задумал? Поступки Леонардо невозможно предугадать. Его интересовало и увлекало всё и вся, в голове всегда теснились замыслы. Он притягивал к себе людей так легко и непринужденно, что всегда был в курсе еще едва зарождающихся событий. Он впился в меня глазами и сжал мою руку, а потом повел в церковь.
— Джулиано де Медичи с ними нет, — прошептал он удивленно.
Мы заняли места на скамье, и спустя короткое время началась месса. Часть моего существа с интересом слушала, и глаза были устремлены на купол Брунеллески. Раньше, еще бродяжкой на улице, я ходил на службу скорее чтобы согреться зимой и отдохнуть в тени летом, чем из религиозного чувства, которое у меня совершенно отсутствовало. Но латынь звучала красиво, и незаметно я унесся в мечты об алхимических исследованиях. Чтобы превратить обычный металл в золото, нужно в правильных пропорциях смешать серу и ртуть, подумал я, когда Леонардо подтолкнул меня в бок.
— Джулиано пришел!
— Ite, missa est,[125] — провозгласил священник, тут раздался слабый возглас: «Вот тебе, предатель!»
И следом поднялся крик. Леонардо вскочил с ногами на скамью, чтобы лучше увидеть, и потянул меня за рукав, пока я не последовал его примеру. Джулиано де Медичи шатался, истекая кровью из раны в груди. Несколько вооруженных человек окружили его.
— Купол рушится! — крикнул кто-то, и крик тотчас был подхвачен хором голосов.
Люди заорали, завизжали. Тысячи ног затоптали по мраморному полу. Собор заполнился испуганной толпой: мужчины, женщины и дети разбегались во все стороны, стремглав покидая церковь. Леонардо указал на южную часть церкви, где находилась старая ризница, и там я увидел, как Лоренцо, забрызганный кровью и с мечом в руке, перепрыгнул через низкие деревянные перила в огороженный восьмиугольник хора. Несколько человек прикрыли его, когда он побежал к главному алтарю, перед которым молился на коленях кардинал Сан-Джорджо, юноша лет семнадцати. Один из Пацци начал визгливо оправдываться, в то время как другие с окровавленными кинжалами бросились за Лоренцо. Я увидел, как старый друг Лоренцо Франческо Нори бросился защищать его от группы людей, — как мне показалось, это были вооруженные священники, — и сам пал, сраженный ударом меча в живот. Пацци кинулись к священникам, и уже всем скопом они бросились за Лоренцо. Он и его защитники, подхватив Нори, отступили в северную ризницу и захлопнули дверь.
— Пошли отсюда, — сказал Леонардо.
Он спрыгнул со скамьи и потянул меня за собой, и мы ринулись прочь вслед за орущей толпой, которая выплеснулась из собора на площадь. Рука его выпустила мой плащ, и он затерялся в толпе; после долгих пиханий и толканий меня притиснули к Баптистерию. Я прижался к стене спиной, чтобы пропустить обезумевшую, беспорядочную толпу. Из толпы на меня вылетела вытолкнутая из нее под напором бегущих женщина, и я поймал ее, чтобы она не упала. Я ощутил ее аромат: сирени, лимонов, чистого света и всего хорошего, что я когда-либо видел, слышал, чувствовал или представлял за сто пятьдесят лет. А потом она подняла на меня глаза. Забыв о долгом пройденном пути, моя жизнь сузилась до одного-единственного момента, когда ее многоцветные глаза встретились с моими. В тот же миг я узнал ее. Всю как есть: ее сущность, ее жизненную природу, дух, душу (или как там еще называют ту бессмертную точку света, которая живет в глубине каждого человека?). Это было чудо и гибель моя! Точно удар молнии пронзил меня до самых потаенных уголков моего существа. Он вызвал музыкальный резонанс, возникший между нами, как безмолвная песня. Это было нечто более интимное, чем любовные отношения, и возникло без соприкосновения тел.
