Джеймс Купер - Том 5. Следопыт или На берегах Онтарио
В этот торжественный миг никто не посмел бы указать сержанту на его ошибку. Спустя две минуты он отошел, накрыв руки Джаспера и Мэйбл своей ладонью. Мэйбл ничего не замечала, пока восклицание Кэпа не возвестило ей о смерти отца. Подняв голову, она встретила устремленный на нее взгляд Джаспера и ощутила горячее пожатие его руки. Однако в ту минуту ею владело одно только чувство, и она отвернулась, чтобы предаться горю, едва ли сознавая, что произошло. Следопыт взял под руку Пресную Воду и вышел с ним из блокгауза.
Оба друга в глубоком молчании прошли мимо костра и дальше по прогалине чуть ли не до противоположного берега. Здесь они остановились, и Следопыт первым нарушил тишину.
— Все кончено, Джаспер, — сказал он, — сержантова песенка спета. Эх, горе, горе! Бедняга Дунхем завершил свой земной поход, погиб от руки подлого минга. Никто не знает своей судьбы! Завтра или послезавтра то же самое может случиться с тобой или со мной.
— А Мэйбл, что будет с Мэйбл, Следопыт?
— Ты слышал последние слова сержанта? Он поручил свое дитя моим заботам. Он возложил на меня серьезную обязанность, очень серьезную, Джаспер!
— Это обязанность, Следопыт, от которой многие бы с радостью тебя освободили, — возразил юноша с горькой усмешкой.
— Я и сам не раз думал, что мне она не по плечу. Ведь я не слишком высокого о себе мнения, Джаспер, право же, нет, но если Мэйбл Дунхем простит мне мое невежество и прочие мои недостатки, я не стану ее отговаривать, хоть кому и знать их, как не мне.
— Никто не осудит тебя, Следопыт, если ты женишься на Мэйбл Дунхем, все равно как если бы ты стал носить на груди драгоценный алмаз, подаренный щедрым другом.
— Ты хочешь сказать, что осудить могут Мэйбл? Были у меня и такие опасения, мой друг. Ведь не все склонны смотреть на меня твоими глазами или глазами сержантовой дочки. (Тут Джаспер — Пресная Вода вздрогнул, словно от внезапной боли, но больше ничем не выдал своих чувств). Люди завистливы и недоброжелательны, особенно в наших гарнизонах. Я часто думаю, Джаспер, как было бы хорошо, если бы ты приглянулся Мэйбл и она бы приглянулась тебе. Я не могу отделаться от мысли, что такой человек, как ты, скорее составил бы ее счастье…
— Не будем говорить об этом. Следопыт, — нетерпеливо прервал его Джаспер; голос его зазвучал глухо. — Мужем Мэйбл будешь ты, и не к чему представлять на твоем месте другого. Что до меня, то я собираюсь последовать совету мастера Кэпа — наймусь вместе с ним на корабль, а там посмотрим, сделает ли меня человеком соленая вода.
— Ты, Джаспер Уэстерн? Ты оставишь озера, леса и нашу армию? И это ради суетной жизни в городах и поселениях и какой-то незаметной разницы во вкусе воды! Разве нет у нас солонцов, если тебя тянет на соленое? И разве человеку не следует мириться с тем, чем довольствуются другие божьи создания? А я-то рассчитывал на тебя, Джаспер, рассчитывал, что теперь, когда мы с Мэйбл заживем своим домком, ты, может, тоже найдешь себе достойную спутницу и поселишься где-нибудь поблизости. Я приглядел чудесное местечко для жилья, милях в пятидесяти от крепости; тут же, лигах в десяти, есть удобная бухта — ты мог бы в любую свободную минуту приезжать к нам на куттере. Каждый из нас охотился бы на своих угодьях. Мне даже представлялось, что ты с женой и мы с Мэйбл со временем приобретем эти усадьбы в полную собственность. Мы сохранили бы нашу дружбу и в разлуке, и, если бы господу было угодно, чтобы его творения узнали счастье на земле, не было бы никого счастливее нашей четверки.
— Ты забываешь, мой Друг, — отвечал Джаспер, взяв Следопыта за руку и улыбаясь ему вымученной улыбкой, — что четвертой участницы нашего содружества, той подруги, которую я должен холить и лелеять, пока что и в помине нет. И а сильно сомневаюсь, что полюблю кого-нибудь больше, чем тебя и Мэйбл.
— Спасибо тебе, мой мальчик, большое спасибо! Но к Мэйбл у тебя, конечно, просто дружеское чувство, не то, что у меня. Представь себе, ночами, вместо того чтобы крепко спать, как спит все живое, я только и грежу, что о ней. Вижу я, скажем, стайку резвящихся ланей и только навожу на них ружье, чтобы раздобыть себе дичинки на завтрак, как вдруг эти милые зверюшки оглядываются на меня, и у каждой лицо Мэйбл, и все они смеются мне в лицо, словно говорят: "Стреляй в нас, если посмеешь!" Слышу ее звонкий голосок, распевающий с птицами в лесу. А этой ночью мне приснилось, будто я переправляюсь через Ниагарский водопад и крепко прижимаю ее к себе, так не хочется мне с ней расставаться. Самые ужасные минуты моей жизни были, когда мне приснилось — то ли бес меня попутал, то ли проклятый чародей минг, — будто Мэйбл навсегда для меня потеряна: не то сама меня покинула, не то ее увели силой…
— О, Следопыт, если утрата Мэйбл так печалит тебя во сне, каково же мне переживать это на Деле — знать, что все это правда, ужасная, горькая правда!
Эти слова вырвались у Джаспера неожиданно для него самого — так выливается жидкость из внезапно разбитого сосуда. Он произнес их невзначай, почти бессознательно, но с таким подлинным чувством, что нельзя было сомневаться в их глубокой искренности. Следопыт вздрогнул и с минуту растерянно смотрел на друга. И тут, несмотря на все простодушие нашего героя, его словно озарило. Кто не знает по собственному опыту, что, когда у нас собирается множество подкрепляющих друг друга доказательств, достаточно одного, еще неизвестного нам факта, чтобы мысль лихорадочно заработала и из смутных посылок родился ясный вывод. Следопыт был доверчив и прямодушен, а главное, убежден, что друзья в той же мере желают ему счастья, как он желает им, и до этой злосчастной минуты в душе его ни разу не пробудилось подозрение, что Джаспер любит Мэйбл. Однако теперь он и сам узнал, что такое пылкая страсть, а нечаянное признание друга было слишком непосредственным и бурным, чтобы можно было еще в чем-то сомневаться. Чувство глубокого унижения и невыносимого страдания охватило Следопыта при этом открытии. Ему пришло на ум, как молод, как хорош собой Джаспер, — все говорило за то, что Мэйбл не может не предпочесть такого поклонника. И сразу же в Следопыте, как всегда, заговорило душевное благородство, его врожденная скромность и склонность недооценивать себя — проснулось уважение к правам и чувствам других людей, уважение, которое было как бы неотъемлемой частью его великодушной натуры. Он взял Джаспера за руку, подвел его к лежащему на земле бревну, заставил своей железной рукой на него опуститься и сам сел рядом.
Не успел юный матрос дать волю своему горю, как тут же испугался и устыдился себя самого. Он пожертвовал бы всем на свете, чтобы вычеркнуть из жизни эту минуту слабости, однако природная искренность и дружеская откровенность, всегда связывавшие его со Следопытом, не позволили ему больше таиться, избегая объяснений, которых, он знал, теперь не миновать. Заранее содрогаясь перед тем, что последует, он все же и мысли не допускал о каких-либо увертках и недомолвках.
